Наклонившись, она принялась рыться в дерне вокруг клумбы, собирая камешки. Выбрав верхнее окно, Мэри Джейн бросила камешек, который не произвел почти никакого звука. Следующий камень полетел мимо.
— Если дети все еще спят, может, ты покажешь мне пока каменоломню? Отсюда можно туда доехать?
Она метнула еще один камешек.
— Не могу. Понимаю, что трушу, но я не могу снова туда войти.
— Тогда скажи мне, где это. Я съезжу.
Она, кажется, испытала облегчение, что я готова поехать в каменоломню без нее.
— Отсюда туда ведут две дороги. Одна — из нашего огорода за домом, по тропинке, или вернись в деревню и сверни на дорогу у часовни. Каменоломню ты не пропустишь.
Когда кто-то говорит тебе: «Ты это не пропустишь», такие слова обычно означают: «Я не пропущу, потому что знаю, где это находится, но тебе повезет, если ты это место отыщешь».
Как раз в этот момент по ту сторону двери послышался шум. Отодвинули засов. В замке повернулся ключ.
Маленькая девочка в длинной белой ночной рубашке посмотрела на мать, на меня, а потом — мимо нас, на дорогу и машину, надеясь увидеть кого-то еще. Не увидев отца, она сникла. Шагнула назад, больше на нас не глядя. Ее длинные волосы, стянутые ленточкой, доставали почти до талии. У меня по телу пробежала дрожь. Я все равно что посмотрела в зеркало старого платяного шкафа, который был у меня в детстве. Глаза у девочки были велики для ее личика, волосы тщательно разделены на пробор над бледным высоким лбом. Если у меня и были какие-то сомнения в том, сестра ли мне Мэри Джейн, они улетучились, когда я посмотрела на это маленькое воплощение себя в детстве.
Следом за Мэри Джейн я переступила порог.
— У тебя тут все без происшествий? — спросила она у дочери.
— Да. — Ребенок отвечал со сна вяло.
— Это Гарриет. Гарриет, поздоровайся вежливо с миссис Шеклтон, которая подвезла меня назад оттуда, куда я ходила искать папу. Это было любезно с ее стороны, верно?
— Где ты его искала?
— Его будет искать миссис Шеклтон на своем автомобиле.
Вот, значит, что я буду делать. У ребенка хватало разума с некоторым скепсисом отнестись к данной идее. Я пожалела, что рядом со мной нет Джима Сайкса. У него есть дети, и он знает, как с ними разговаривать. В этом доме даже мое имя звучало чужеродно.
Девочка на меня не смотрела, но стояла, наблюдая, как мать снимает дорожное пальто. Я свое не сняла.
— Почему ты отвязала ключ от веревки? — спросила Мэри Джейн.
Гарриет вынула ключ из замка и снова привязала его к веревке.
— Откуда я знала, кто пройдет мимо и захочет сунуть лапы в щель для писем.
Она отвечала спокойно, словно объясняла ребенку, и на кратчайшее мгновение мне показалось, что, должно быть, она — мать, а Мэри Джейн — дочь. Время сыграло шутку, превратив Мэри Джейн в старуху, а Гарриет — в уравновешенного и внимательного взрослого. Рядом со своей серьезной дочерью Мэри Джейн казалась легкомысленной.
Я оглядела комнату. Если тебе в ней не жить, можно назвать ее живописной — керосиновая лампа на комоде и подсвечники на каминной полке. На тщательно выскобленном дощатом столе у окна — эмалированный таз и кувшин. Под столом — бадья и ведро. Еще один стол вместе со стульями и буфетами разместился вдоль стены. На третьем столе, поменьше, перед которым стоял расшатанный стул, помещалась швейная машинка. По обе стороны от всего этого тянулись встроенные буфеты и комоды. В дальнем конце комнаты неясно проступал комод с зеркалом. Загроможденная комната. Мне представилось, как члены семьи постоянно уворачиваются, чтобы не наткнуться на мебель.
Мэри Джейн поворошила золу в камине.
— Скоро разгорится огонь. Возвращайся в кровать, Гарриет. Для школы еще слишком рано.
Девочка уселась на табуретку у стола, наблюдая за матерью.
Та взяла газету и принялась скручивать ее. Гарриет спрыгнула с табуретки, вырвала у матери газету и разгладила.
— Папа еще не читал эту «Геральд».
Мэри Джейн вздохнула. Взяла сухого папоротника, несколько щепок и положила в камин.
— Ты не принесла уголь.
— Я собиралась это сделать.
— Ну, так сделай!
Девочка с заспанными глазами сползла с табуретки и взяла из камина ведерко для угля.
— Гарриет! Обуйся.
— Дай-ка мне. — Я забрала у племянницы ведерко. — Где у вас уголь?
— Нет, Кэтрин. Ты не должна этого делать.
Я проигнорировала Мэри Джейн и пошла за Гарриет, показывавшей дорогу к задней двери. Она была заперта на все засовы. Я отодвинула их, и дверь распахнулась в длинный огород с несколькими хозяйственными постройками.
— Уголь там. — Гарриет указала на первый сарай.
Сунув ноги в слишком большие для нее галоши, девочка зашаркала рядом со мной.
В угольном сарае я взяла лопату. Она заскрежетала по полу, когда я подсунула ее под кучу угля, набрала полную и опрокинула в ведерко. С верхушки кучи посыпались кусочки угля.
— Надо набрать доверху.
Я снова заскребла лопатой по полу.
— Вы знаете папу, миссис Шек…
— Миссис Шеклтон не очень легко произнести. Можешь называть меня тетя Кейт. — Я не собиралась этого говорить, но слова выскочили сами.
Гарриет нахмурилась, и я поняла, что допустила ошибку. Девочка следила, как я опрокидываю в ведерко следующую порцию угля. Заговорив, она не назвала меня тетей Кейт.
— Вы знакомы с папой? Вы с ним встречались?
Она спокойно смотрела на меня, дожидаясь ответа. У нее хорошо получилось бы вести допросы. Глядя в эти широко раскрытые глаза, опасный уголовный преступник поневоле скажет правду.
— Нет, Гарриет. Я незнакома с твоим папой. Но если ты будешь так любезна и если тебе не нужно срочно возвращаться в постель, ты могла бы проводить меня в карьер и показать, где он работал.
Это было трудно и, возможно, жестоко, но мне требовалось поговорить с ребенком наедине. В конце концов, она утверждала, что видела своего отца лежащего мертвым, и не походила на человека, подверженного обману зрения.
Гарриет сглотнула. Сжала кулачки. Ей не больше матери хотелось идти в каменоломню. Но она была отважнее.
— Сейчас, только оденусь.
Глава 3
Мы молча шли по тропинке. Для полевых цветов было еще рановато раскрывать свои чашечки. Тишина утра и мягкость окружающей природы предлагали идти неторопливо, словно без особой цели. Мне очень не хотелось нарушать это очарование.
Как начинать разговор с ребенком, когда нужно спросить: «Где ты видела тело своего отца?»
— В субботу твой братик ходил с тобой?
Она пнула камешек.
— Остин, да.
— Ты знаешь, сколько было времени, когда ты понесла своему папе ужин?
— Часы на церкви пробили пять. Он ушел с самого утра.
— Это мама попросила тебя собрать еду?
— Мне десять лет. — В ее голосе послышались намек на упрек и, пожалуй, некоторое сомнение в моих умственных способностях.
Не миновать мне неприятностей, допрашивая этого ребенка.
Тропинка стала грязной. Я последовала примеру Гарриет, шагавшей в обход по влажной траве. Показался крутой обрыв, под ним — река. Она текла быстро, от нее шел успокаивающий звук и жуткий душок химикалий.
— Прошу прощения за вопрос, Гарриет. Но, пожалуйста, расскажи мне все о том дне, сколько сможешь вспомнить, о субботе.
— Что — всё, с того, как встала?
— Да, — твердо ответила я.
Во взгляде девочки отразилось недоверие. Какое нахальство, наверняка подумала она. Затем она покраснела и тихо проговорила:
— Про все свои дела людям не рассказывают.
Ошибка. Я попросила слишком многого и насторожила эту уже обладающую характером, рано повзрослевшую йоркширскую девочку. Всё вижу, всё слышу, ничего не скажу. Всё ешь, всё пей, ничего не плати.
— Прошу тебя, Гарриет. Это может помочь. Разумеется, мы разговаривали с твоей мамой, но все замечают разные вещи.
Гарриет вздохнула, но не ответила.
Я усилила давление:
