Короче, в тот раз Геннадий с Мишей друг другу едва кровь не пустили. Просто тот посильней оказался. И поспокойней, порассудительней. Азиат все-таки, будь он проклят. И потом он, видать, понял, что, если человек не в себе, не стоит его этак-то прикладывать. Кончилось тем, что и в себя прийти помог, и даже в порт проводил, ручкой помахал.
А у Геннадия с того момента просто все из рук валилось. Хотел уже бросить работу и укатить куда угодно, на край света, к чертовой матери. Но надо же так случиться, что однажды утром вызвал его к себе начальник.
«Вот, — говорит, — тут тебе, Гена, срочный звонок был. Но тебя никак найти не могли. Возьми трубку и звони по этому номеру, очень просили».
Набрал Геннадий незнакомый ему телефонный номер и вдруг услышал ее голос — такой ласковый, радостный! Не давая ему сказать ни слова, она сообщила, что в один из ближайших дней, когда — сейчас уточняется, она прилетит к нему. Пора кончать глупые ссоры и надо в самом деле резко повернуть жизнь, иначе они оба так и состарятся, дуясь друг на друга, любя и ненавидя, а в общем-то, проклиная себя за собственную несдержанность и эгоизм.
Вот и весь разговор, но как легко ему вдруг стало!
А позже узнал о том, что в Москве, у президента, был разговор об их трассе, и губернатор поклялся, что к концу апреля сам президент, если пожелает, сможет спуститься с вершины по свежему снежку. Так это было или не совсем в этом ключе, но работа закипела с новой силой.
И тут, как назло, навалилась ранняя весна, да такая теплая, что ночами снег стал оседать, обнажая скальные лысины. И начался аврал. Вот когда пригодились-то по-настоящему «снежные пушки»!..
Филипп почувствовал, что они подходят наконец к главному. А то все была растянутая такая преамбула. Вот и эмоции из рассказа Нестерова исчезли. Пошли одни, можно сказать, конкретные факты.
Стало известно за двое суток о том, что прилетает губернатор с большой командой, для того чтобы провести срочное совещание по поводу «узких мест». Времени оставалось практически в обрез. Снег для пушек свозили из ущелий, где он еще не успевал таять. Одновременно Геннадий с другими специалистами, в том числе из Баварии, откуда и прибыли «пушки», подчищал трассу. Гремели последние взрывы. Верхолазы-монтажники тянули к вершине тросы подъемников. Суета была сумасшедшая.
Гена как-то даже и не обратил внимания, что рядом с ним вдруг оказался тот Миша, про которого он успел уже забыть. К тому же и впечатления от их последней встречи были не самые приятные, это если говорить мягко. Ну прилетел и прилетел, черт с ним. Чего надо, непонятно. Хоть под руку не лезет, не мешает работать, и то ладно. Но когда тот неожиданно полез к нему с какими-то документальными доказательствами Катиной неверности, а сообщал об этом Миша исключительно по доброте душевной и из желания избавить приятеля от этой продажной суки, вот тут Гена уже окончательно не выдержал и выкинул «доброжелателя» наружу, пообещав при следующей встрече свернуть ему шею. И хорошо тренированный Миша, видно, почувствовал, что нашла коса на камень, ретировался.
А потом и случилось то самое — страшное, чего себе уже никогда не простить… Это Катенька может говорить что-то, делать вид, что понимает, даже обещать простить, но сам-то он, если по чести, давно уже конченый человек… И никогда не будет ему никакого прощения…
Где был эти дни Миша и чего делал, Геннадий не знал, да и не интересовался, хотя следовало бы. Все-таки он отвечал за свою работу!
К обеду того дня, когда должен был прилететь губернатор, все основные взрывные работы на трассе были, естественно, прекращены.
Погода была, как говорили когда-то бывалые летчики, «мильен на мильен». Отличная видимость, солнечно, сухо.
Уже вечерело, когда объявили наконец, что вертолет на подходе. И тут случилось то самое, из-за чего, собственно, и произошла катастрофа. И погибли люди…
Он и сам не знал, почему вдруг, без всякой на то надобности, ну вот будто ноги сами понесли, отправился к своей снежной установке, которая находилась уже где-то чуть ниже уровня площадки, оборудованной для посадки вертолетов. А в стороне, правее, с соседнего хребта, «шагали» железные опоры высоковольтки. От нее был сделан отвод, и через собственную подстанцию строительство питалось таким образом электричеством.
Это Геннадий объяснял так подробно, чтоб Филипп мог зрительно представить себе, как все произошло.
Ну шел и шел. Поднимался. И вдруг увидел, что впереди него, далеко уже, метрах в двухстах, движется чья-то согнутая фигура. Он крикнул, тот обернулся, и Гена узнал Мишу. Чего он туда лезет? Крикнул снова, мол, чего тебе там надо? Если вертолетная площадка, так она правее. А тот прет как танк. И это почему-то сразу очень не понравилось. А еще мелькнуло непонятное предчувствие — вот словно кто-то толкнул его в спину: быть беде!
И Геннадия будто огнем обожгло. Там, куда направляется Миша, сегодня с утра еще гремели взрывы, последняя зачистка, так сказать! И если сейчас снова рванет взрыв, а вертолет при посадке попадет в зону ударной волны, катастрофа неминуема! Что делать?!
Решение пришло само и совершенно спонтанно, как бы помимо воли. Накрыть его снежной тучей! Не дать возможности произвести взрыв!..
Почему-то Геннадий был уверен, что этот Миша готовит злодейское преступление. Убийство! Откуда взялись такие мысли, почему? Объяснить себе он не мог, но руки уже действовали самостоятельно. Включить установку… навести жерло «пушки»… снег давно загружен…
А рев вертолетных винтов все ближе, казалось, что он уже совсем рядом и через секунду зависнет вон над тем рваным козырьком вознесенной к небу скалы…
Он опоздал на краткий миг.
На фоне темно-синего, такого спокойного неба, окрашенный заходящим солнцем в совершенно огненный цвет, появился огромный на таком близком расстоянии вертолет, и в этот же момент ударила «пушка», закрыв все вокруг снежной тучей…
Дальше он какое-то время ничего не помнил. Да и не понимал.
Люди бежали сломя головы к упавшему вертолету. Тот завалился набок и походил на груду металлолома. Свисали с ближней опоры оборванные провода. Слышались отчаянные крики. Истошно лаяли местные собаки…
Он прибежал к месту падения одним из первых. Видеть дело рук своих — это он понял сразу — было жутко. Сперва он находился в непонятном тумане и слышал все словно издалека. Никто не обсуждал причин происшедшего, все стремились помочь пострадавшим людям. Несколько человек были выброшены из открытого люка вертолета и попадали на снежный склон с двадцатиметровой высоты. Их выкапывали сейчас, вроде остались живы. Говорили — просто чудом. Из-под обломков стали доставать погибших. Кто-то прокричал, чтобы действовали крайне осторожно, сюда уже вылетели из Шушенского и Абакана вертолеты МЧС со всей необходимой для спасения техникой.
Геннадий действовал, находясь в состоянии полной прострации. Он первым и добрался до Катерины, и сам же стал ее вытаскивать, стараясь не причинить новой боли. Она была в сознании. Что-то надрывно пыталась говорить ему, а он ничего не слышал, только повторяя одну и ту же фразу: «Это я вас убил… я во всем виноват… моя «пушка»… Но это он… он хотел…»
Он уже не видел, как вынимали из свернутой набок кабины пилотов, которые, кажется, были живы, но пострадали здорово… Как еще позже с помощью домкратов приподняли двигатель вертолета и вытащили из-под него еще дышащего губернатора… Как потом его спешно отправили на эмчеэсовском вертолете в госпиталь. А в другую машину, которая летела в Шушенское, стали грузить раненых и контуженных при падении, оказывая им первую медицинскую помощь.
И все это время Геннадий, будто боясь остановиться и что-то забыть, говорил и говорил Кате. До тех пор, пока врач ему не сказал, что она без сознания, Зря старается… А он вовсе не старался, и уж тем более оправдать себя.
Когда все жертвы были увезены, собралось все начальство, стали выяснять причины трагедии, поскольку, как оказалось, никто так толком ничего и не понял. Пришли к выводу, что могла неожиданно испортиться погода, здесь такое случается сплошь и рядом.
Потом кто-то вспомнил, что в момент падения машины слышал какой-то гром, похожий на взрыв. Предположили, что где-то поблизости могла сорваться лавина. А в общем, оставили все как есть, до прилета сюда специальной комиссии, которая и станет разбираться в причинах и следствиях…
Но только один человек знал правду. Или двое, если Катя все-таки слышала, о чем он ей говорил. А может быть, и трое. Но третьего, бурята Мишу, Геннадий, как ни искал, не нашел. Тот снова исчез бесследно. Точно так же, как не знал он, успел ли тот произвести свой убийственный взрыв, или его сбросила в пропасть туча снега после выстрела «пушки». Впрочем, для Геннадия Нестерова последнее обстоятельство теперь не имело ровно никакого значения…
