Он сделал уже три шага, когда дверь вдруг с шумом распахнулась, стукнувшись о стену, подхваченная ветром, разбила ее. Порыв ледяного ветра, сила стихии, от которой он качнулся, с усилием оторвал глаза от сверкающих зеленых огней, издал мучительный крик, крик от физической боли. И в этот миг он увидел другой силуэт, стоящий в дверном проеме, это был живой человек из плоти и крови, не просто очертание тени. Мальчик с прямыми волосами, с челкой, которые поднимались и трепетали на холодном ветру, заталкивающем его в зал. Он вцепился в косяк, чтобы не упасть, в ужасе озирался по сторонам.
- Элли, Элли Гуд!
На миг Джоби испугался, что это ловушка, какое-то отвратительное привидение, посланное, чтобы обмануть его, но этого мига было достаточно, чтобы нарушить чары, сбросить с него гипнотическое воздействие той, которая была большим злом, чем все предыдущие ведьмы Хоупа.
- Нет! - закричала Салли Энн, обернувшись.
- Не смотри ей в глаза, Джоби. Разве я не говорил тебе, что она - зло?
И тогда Джоби понял, что делать, чтобы побороть силу, которая чуть не уничтожила его. Он схватил гитару, прижал ее к себе. На него налетал ветер, все более яростный, сбивал его с ног, угрожая швырнуть со сцены, бросить вниз, куда ему было велено идти. Джоби рассердился, потому что теперь, когда он нашел в себе силу сопротивляться, они не давали ему пощады.
Он пел громко, хотя не слышал собственного голоса - его слова хватал ветер, швырял их прочь, разнося по всем углам зала. Он пел "Старый крест" песню, которую обычно исполняли на вечерах музыки "кантри", и если там были танцы, то танцующие принимались под нее обниматься и целоваться, не обращая внимания на слова. Песня все равно им нравилась. Теперь же главное значение имели слова, сильный голос, поющий их, бросающий их в лицо наступающему злу.
Салли Энн оцепенела, отступила на шаг назад, на лице ее отразились смятение, гнев. Она завопила, шатаясь, пошла к Элли, выкрикивая непристойности, собираясь вцепиться в него.
...и сменить этот крест на корону.
Джоби испытал чувство вины, вспомнив, как той ночью перевернул распятие, плюнул на него; это была безмолвная мольба о прощении перед Богом, которого он не знал; он молился, чтобы Бог послал ему силу и спасение в этот час.
Салли Энн остановилась, вскрикнула, чуть не упала от ветра, хлеставшего по залу. Еще одно окно упало на пол, стекло разбилось. Она вся дрожала, словно дикий зверь, охотившийся в ночных джунглях и внезапно попавший в засаду, пытающийся бежать.
- Нет, ты не посмеешь, это невозможно! - хрипло прокричала она. Она схватилась за цепочку, висевшую у нее на шее, сорвала ее, подняла кверху амулет, стала качать его и раскручивать, словно мятник смерти, в котором отражались мерцающие огни. "Видишь, Джоби, это само проклятье, проклятье Хоупа, защита для того, кто носит его, несчастье для других. Будь со мной или умри. Умри, как умер Тимми Купер, как умерла Харриэт Блейк, как...
- Это не твой амулет, ты не сможешь пользоваться его силой, - закричал ей Джоби. - Ты украла его, и он больше не будет подчиняться тебе. Сила, которой он обладает - моя, и я отказываю тебе в ней! И будь ты проклята за свое воровство!
Вращающийся диск внезапно вырвался из пальцев Салли Энн, его подхватило мощным порывом ветра, словно сухой осенний лист, швырнуло о стену, бросило вниз. Он умер, превратившись в обыкновенную вещь, обреченную ржаветь в земле и быть навеки утерянным.
Салли Энн зашаталась, захохотала истерически, чуть не упала. Ветер хлестал по ней, бил, наказывая за поражение. Глаза ее светились тусклым зеленым светом, как будто огонь внутри нее начал гаснуть. У нее почти не осталось сил, и последние оставляли ее. Одна последняя отчаянная попытка: она выставила напоказ свое тело, бесстыдно раскинувшись, предлагая себя не только Джоби, но любому, кто захочет обладать ею. Она плакала, кричала, вся чувственность ее исчезла, она превратилась в обычную девушку-подростка, не такую красивую, как могло показаться на первый взгляд. И в этот миг Джоби понял, что она больше не возбуждает его, что Салли Энн ничего не значит для него. Если он и любил ее когда-то, то эта любовь умерла; он попытался вызвать у себя ненависть к ней, но почувствовал лишь жалость.
Ее лицо было искажено мукой, она испытывала теперь физическую боль. Она хватала себя за горло, как будто пыталась оторвать невидимые руки, которые душили ее. Губы Салли Энн шевелились, ветер развевал ее волосы, рвал их, словно бумажную гирлянду. Она пошатнулась и, взглянув на него в последний раз, упала. Впервые она просила его. Прошу тебя, Джоби, пощади меня, спаси от них, это все, о чем я прошу тебя.
Нет, Салли Энн, я не могу спасти тебя. Этой ночью ты все поставила на карту, и ты проиграла. На твоем месте мог бы быть я, и ты бы не пощадила меня. Это не в моей власти, проси спасения у себе подобных.
Он снова пел, слова возникали какими-то обрывками, баллады, которые он никогда не слышал и не знал, о безумии и о смерти, о том, как дьяволы Сатаны будут уничтожены, когда их победа будет близка. С грохотом отлетела еще часть крыши, еще одно окно упало и разбилось. Пол задрожал, сотрясая неподвижную обнаженную фигуру: как будто пытаясь оживить ее. Напрасно. Джоби увидел, что Элли пробивает себе дорогу к ступеням на сцену, что его отбрасывает назад, но он снова идет вперед, держась за перила, чтобы его не снесло ветром, оглядываясь на свернувшееся на полу тело, словно не веря своим глазам, ожидал, что Салли Энн поднимется и возобновит свою атаку на тех, кто встал у нее на пути. Но этого не произошло. Я говорил тебе, что она - зло, Джоби! Теперь ты веришь мне?
Он поднялся на сцену, пошел, шатаясь, вперед, стараясь найти защиту у того, чья сила была в голосе, чьим оружием были слова баллад, которые пели в Хоупе сотни лет назад, слова забытых песен, которые не мог заглушить даже ветер, завывающий в темной ночи.
Джоби почувствовал их присутствие, когда погасли огни, ощутил затхлый запах зла, знакомый по чулану и чердаку; он ненавидел их, но больше не боялся. Они не смели теперь тронуть ни его, ни Элли, который обхватил его за пояс; они просто дали выход своей злобе и отчаянию в какофонии воплей. Пусть их кричат, он смеялся над ними, пел им, и, наконец, шум затих к ветер прекратился.
Тишина и безмолвие, двое успокоившихся, оставшихся в живых людей. Они ожидали рассвета, чтобы уйти отсюда, не смея поверить в то, что они победили. Это могла быть последняя уловка темных сил, чтобы овладеть ими.
Рассвет. Мужчина и мальчик выбрались из-под обломков полуразрушенного ниссеновского барака, бледные и изможденные. Они сощурились от лучей раннего утреннего солнца. Они стояли, все еще не веря в то, что живы и невредимы, что они не утратили свои души.
- Гляди! - Джоби указал на церковь гитарой. - Посмотри на них, послушай, Элли.
- Это же галки! - мальчик посмотрел на него в замешательстве. - Они вернулись, Джоби, они опять выклевывают известь и ссорятся!
- И это самая чудесная музыка, которую я когда-либо слышал! рассмеялся Джоби, - Думаю, что мы в конце концов победили, Элли.
- Куда мы идем, Джоби?
- Я точно не знаю, - Джоби обнял одной рукой Элли за плечи. - Но я знаю одно: мы пойдем по дороге, которая ведет прочь из Хоупа, и на этот раз мы не остановимся. Мы найдем себе место, здесь же для нас все равно ничего не осталось, - он улыбнулся. - Хоуп больше не нуждается в нас.
Они оба рассмеялись и пошли на восток, а ветер из Хоупа тихо дул им в спину.
