Без сложностей решился и вопрос с транспортом. Метро под боком. Особых красот там нет, смотреть, честно говоря, вообще не на что, но поезда удобные, современные. А все дело — спустился, проехал, поднялся — и нет забот. Полно такси. Но если Турецкому нужна машина для личного пользования, можно в любую минуту взять на прокат. Дороговато, зато новенькая. Александр Борисович решил с этим вопросом пока повременить. Ситуация подскажет.
Оставалось теперь поехать на Брайтон-авеню, чтобы найти дом и квартиру, в которой проживает «известный писатель» мистер Липский Лев Зиновьевич.
Его дом не представлял собой ничего примечательного. Обычная краснокирпичная башня на двадцать с чем-то этажей — рядом было много похожих — может быть, как показалось Турецкому, не очень опрятная, либо стены этого дома не несли на себе печати постоянного человеческого внимания. Стив, заметив некий скепсис в глазах Александра, сказал, словно бы безотносительно к осматриваемому предмету, что в Бостоне большая ирландская колония, много итальянцев, есть русские. А потом не надо забывать, что Бостон — еще и крупнейший в Штатах университетский город, значит, среда здесь самая разнообразная, многоязыкая, где ж взяться единому стилю либо индивидуальной городской ауре?
Турецкому понравилось такое объяснение. А потом Стив сказал, что, если бы мистер Липский сейчас находился дома, об этом наверняка знали бы консьержка либо владелец дома. Если же его нет или он в отъезде, то тем более. Выяснить можно без проблем. Зайти и сказать, что приехал коллега из России — в этом ведь нет ничего предосудительного и тем более подозрительного?
На вопрос, почему это должно быть кому-то известно — ну, об отсутствии Липского? — Стив пояснил, что, когда жилец уезжает куда-то и на определенное время, он имеет все основания не платить за электричество, за газ, уборку помещений, за то, за другое, за третье. Люди экономят, им это выгодно. Как все, оказывается, просто.
А в том, что это в самом деле было не сложно, Турецкий тут же убедился лично. Оказывается, еще вчера, после телефонного разговора, Стив смотался по указанному адресу и узнал, что мистер Липский, проживавший на двенадцатом этаже, вылетел в командировку. И сказал, что в Москве задержится недолго, не более недели. Ну а визитная карточка Майера с Написанным им собственноручно телефонным номером Мэрфи, протянутая Стиву Турецким, лишь подтвердила звонок самого Майкла. Все-таки американцы, даже если они и русские американцы, поразительно деловые люди и не теряют времени на раскачку.
Таким образом, если мистер Саша готов, операцию можно будет начать в любой удобный ему момент. Правда, провести дополнительную проверку тоже не мешало бы.
Теперь настала пора посвятить Стива и в частности операции. Для этого они перешли через улицу и устроились за столиком небольшой, но очень опрятной пиццерии.
Стив поинтересовался, что хочет себе заказать Саша, а тот предоставил право выбора Стиву. Оба рассмеялись, когда Мэрфи объяснил: в этом заведении готовят пиццу из сорока сортов муки. И знатоки это обстоятельство всегда учитывают.
Знатоком Турецкий не был, да и к пицце, как таковой, всегда относился без почтения, считая употребление ее баловством ленивых и не заботящихся о своем здоровье, совершенно равнодушных к настоящей кухне людей. Стив стал спорить. Остановились на том, что надо попробовать несколько разных вариантов — хозяину пиццерии, лупоглазому итальянцу, эта идея явно пришлась по душе. И вот тут Турецкий понял, что скоро им выйти отсюда, пожалуй, не удастся. Да к тому же «освоить» большое количество вкусно хрустящего, ароматного, напичканного бог весть какими начинками теста без соответствующего напитка просто и не получилось бы. Шла и кока, и совсем невкусное красное калифорнийское вино, по поводу которого Стив, наклонившись поближе к Саше, сказал, что, на его взгляд, это порядочное говно. И тут их вкусы, оказывается, тоже сошлись. И по этому поводу Турецкий немедленно рассказал Мэрфи очередной анекдот про российский общепит, объяснив предварительно значение этого термина. Стив уже прямо дрожал от нетерпения услышать, похоже, что информация такого рода могла быть самой замечательной платой за оказываемую им помощь.
А, собственно, сам анекдот состоял из вопроса и ответа. Итак: «Почему вы не ходите обедать в эту столовую?» Ответ: «Во-первых, там кормят говном, а во-вторых, мало дают».
На утробный, рычащий смех Мэрфи стали оборачиваться другие посетители, и Турецкий счел за лучшее временно с анекдотами завязать, чтобы хороший человек случайно не подавился действительно вкусными «хрустиками».
Покончив, таким образом, с обедом, Стив поинтересовался дальнейшими планами на оставшуюся, вторую половину дня. Турецкий, например, не возражал бы уже сегодня проникнуть в квартиру Липского. Если, разумеется, у Мэрфи нет серьезных поводов для возражения.
Серьезных возражений не было, но тогда следовало подготовиться, то есть запастись соответствующим инструментом и техникой для подавления Сигнализации. А всего этого у него с собой не было. И они договорились встретиться около одиннадцати вечера возле въезда в подземный паркинг, где ставили свои машины жильцы того дома, который они сегодня собирались посетить..
Мэрфи хотел довезти Александра до его гостиницы, но Турецкий предпочел пройтись пешком — и прогуляться после обильного обеда, и город посмотреть не из окна автомобиля…
У себя в гостинице, в небольшом, но достаточно уютном холле, он заметил интересную женщину. Она принадлежала к обслуживающему персоналу, одета была неброско и аккуратно — в темном, явно тесноватом для нее платье до колен и с короткими рукавами, а сверху белый короткий фартучек с оборками и такая же наколка на пышных черных волосах. Женщина занималась уборкой. Щеткой ручного пылесоса, который громко и надрывно гудел, она убирала пыль со стойки портье, подоконников, столика в углу и листьев раскидистой пальмы. При этом она картинно вытягивалась, отчего ее загорелые до оливкового цвета, довольно привлекательные ноги обнажались, а тело с крупными ягодицами, которые тоже находились в непрестанном движении, странно изгибалось и раскачивалось из стороны в сторону.
Турецкий с улыбкой посмотрел на нее. Она неожиданно обернулась и взглянула на него в упор, и он мог бы поклясться, «с ба-альшим интересом». Он чисто машинально подмигнул, как сделал бы это, например, ребенку — без всякой цели, мол, привет — и не больше. Но женщина удивленно подняла густые темные брови и сделала вид, будто неприятно задета его вниманием. «Черт их всех тут разберет», — подумал Турецкий, отворачиваясь. Но, странная штука, его снова потянуло обернуться и посмотреть на ее упругое тело. И он смог это сделать уже безбоязненно, когда направился к лестнице, лифт он решил игнорировать, поскольку его «малогабаритный» номер был на третьем этаже — пустяк для нормального мужчины.
Она, наверное, из латиноамериканок — скорее всего, мексиканка. Это Турецкий определил для себя, исходя из общих типов лиц, которые встречал в жизни. И она молодая, потому что с возрастом эти южные женщины резко теряют свою привлекательность, в то время как созревают рано. Но эта явно не могла быть девочкой — и крупный, напряженный бюст, и особенно эти ее ягодицы демонстрировали вполне достаточную зрелость.
«Это для чего достаточную? Эй, Турецкий, у тебя что-нибудь с головой? — таким простым вопросом Александр Борисович резко осадил себя и предупредил: — Давай без глупостей!»
Он поднялся к себе, разложил и развесил немногие свои вещи в узком стенном шкафу, утопленном в стене, отнес бритвенные принадлежности и прочую «гигиену» к раковине умывальника, рядом с душевой кабиной, где было и небольшое зеркало. Там же мимоходом взглянул на себя и… удивился. Лицо приняло несколько отечные формы, веки были красными, на шее проступали тоже красные аллергические пятна. И он испугался — неужели началось?!
Эти симптомчики обычно предшествовали приступу аллергии, и тогда мучил кашель, безумно чесался, до зуда, до потери сознания, кончик носа, будто Турецкий нарочно окунался им в мелкий и липкий, какой-нибудь куриный пух, который иногда вылезает из подушки. Потом прямо-таки неистовый «чес» переходил на уши, на шею и грудь. Глаза безостановочно слезились, а из носа текло. И так продолжалось до тex пор, пока не исчезал источник раздражения. Недолго, обычно три-четыре дня, не больше, но они просто изматывали. И надо же, как не вовремя!
И Турецкий решил немедленно смыть с себя все, чем уже успела «запылить» его улица. Он вошел в кабинку и, тщательно намылившись, встал под сильную горячую воду, а потом и под холодные струи, и так проделал несколько раз, чувствуя, как контрастный душ заметно очищает его. Посмотрев после этого на себя в зеркало, отметил, что лицо приняло нормальный облик, и даже носом он перестал шмыгать. Правда, глаза продолжало пощипывать, но уж ничего, придется потерпеть.
