Ознакомительная версия.
– Спасибо, Павел Николаевич, я все понял. Мой секретарь свяжется с вами и сообщит, когда я смогу приехать. Но мне кажется, вам вообще не стоит беспокоиться. Я позвоню Анцыферову, и мы решим. Вас поставят в известность.
– Ну что ж, как говорится, до скорой встречи! – с подъемом произнес Пафнутьев, и в кабинете оглушающе раздались частые короткие гудки.
Некоторое время Голдобов и Заварзин молчали. За это время заглянула и исчезла Жанна, солнечный квадрат переместился в самый угол кабинета, несколько раз подолгу звонил телефон.
– Этот Пафнутьев меня достал, – мрачно произнес наконец Голдобов. – Саша, он меня достал, – повторил Голдобов, капризно выпятив губы.
Колов выглядел точно так, как и должен был выглядеть генерал, командующий милицией города. Обилие всевозможной информации, которая стекалась к нему о похождениях последних пьяниц и первых лиц, о детях, женах, любовницах тех и других, о скрытых и явных пружинах всех событий в городе, сделало его лицо чуть усталым, чуть снисходительным, но во взгляде оставалась жесткость, позволявшая везде чувствовать себя уверенно. Он был не стар, следил за собой, вовремя посещал парикмахерскую, врача, парную, не забывал о спортивном зале, где подготовленные ребята раз в неделю мяли его, осторожно бросали на ковер, отворачивались, когда он поднимался, но, надо сказать, Колов далеко не всем позволял бросать себя через плечо. И уж если ему удавалось провести прием, делал он это охотно и всласть. Поэтому у тренеров выработалась опаска, когда они выходили на ковер против генерала, – и не бросить того слишком круто, и самому не подставить бок.
Когда вошла Пахомова и остановилась у порога, ничто не дрогнуло в лице Колова. Он все так же сидел за своим столом и умудренно, слегка недовольно смотрел на женщину. Она должна была проникнуться и неуместностью своего появления, и собственной незначительностью.
– Слушаю вас, – произнес Колов.
– Моя фамилия Пахомова. Я только что была у прокурора. Он сказал, что...
– Знаю. Проходите. Садитесь. – Создавалось впечатление, будто приход этой женщины нарушил все его планы. – Слушаю.
– Моего мужа убили неделю назад...
– Мы ищем убийцу, но пока сказать ничего не могу.
– Я о другом... Он оставил записки... Может быть, они вам пригодятся, – Лариса раскрыла сумочку и вынула конверт.
Колов нахмурился, принялся просматривать бумаги, но тут же отодвинул их в сторону, поднял трубку телефона.
– Ко мне кто-нибудь есть? – спросил он.
– Нет. Никого, – раздался голос из динамика.
– Вы свободны.
Колов положил трубку, рассеянно пошевелил бумаги, которые принесла Лариса, отодвинул их в сторону. Но в его движениях ощущалась разочарованность.
– Все это мы знаем, – сказал он. – Эта версия отработана в первый же день. Искать надо в другом месте.
– И в них нет ничего... существенного? – спросила Лариса обескураженно. Если бы Колов знал ее чуть лучше, он бы понял, что не только растерянность прозвучала в ее голосе. Была в нем и настороженность.
– Выпить хотите? – спокойно спросил Колов. И, не ожидая ответа, подошел к сейфу, открыл его, вынул початую бутылку коньяка, две маленькие хрустальные рюмки на высоких ножках, большое красное яблоко. – Знаете, Лариса...
– Анатольевна.
– Знаете, Лариса Анатольевна... Конечно, то, что случилось с вашим мужем – это ужасно, и я прекрасно вас понимаю. – Колов перенес рюмки к маленькому столику, у которого стояли два кресла, разрезал на несколько частей яблоко, легонько коснулся локтя Ларисы. – Пересядьте вон туда, – усадив гостью в низкое кресло, сам сел в соседнее, наполнил рюмки. – Но должен вам сказать... В этот кабинет стекается столько всевозможных бед, трагедий, столько смертей, что к вечеру уже не знаешь – жив ты сам или тоже... Мне кажется, вам не помешает глоток коньяку. – Колов поднял рюмку, и Ларисе ничего не оставалось, как взять и свою. – Держитесь, – проникновенно сказал Колов, зная, что от такого тоста мало кто сможет отказаться. Конечно, он увидел и сомнение в глазах женщины, и ее намерение уклониться от коньяка, но слова его прозвучали так дружески и участливо, на плечах так значительно сверкнули расшитые золотом звезды, а лицо сделалось столь печальным и безутешным... Лариса взяла рюмку. – Держитесь, – повторил Колов. Их рюмки коснулись. Раздался мягкий звон. – Пока все, что я могу вам сказать. Держитесь. – И одним глотком выпил коньяк. И подумал: «А почему бы и нет?»
Лариса тоже выпила, осторожно поставила рюмку на стол, тихонько отодвинула подальше от себя, говоря этим, что больше пить не намерена. Колов, словно думая о своем, для других недоступном, снова наполнил рюмки и, прежде чем Лариса успела сказать что-то, заговорил сам, не глядя на коньяк, не видя его, забыв о нем.
– Вы когда-нибудь выезжали на место происшествия? – спросил он.
– Куда?
– На место, где совершено убийство. – Колов снова задумался. – Это страшно, – сказал он, и голос его дрогнул. Лариса с удивлением посмотрела на генерала, но не заподозрила ничего лукавого. – Я понимаю, вы потеряли близкого человека, но поймите и меня. Если выезжаешь на убийства изо дня в день многие годы... Наступает момент, когда начинаешь думать – господи, да есть ли места, где не бывает убийств, есть ли вообще на белом свете люди, которые не совершают убийств... Это по-настоящему тяжело, Лариса.
– Кажется, я вас понимаю, – откликнулась женщина.
– Тогда поддержите меня хотя бы в этом, – Колов поднял рюмку. – Давайте выпьем за простые, нормальные, человеческие отношения между людьми. Именно этого нам всем не хватает, именно к этому все мы стремимся. – Он подождал, пока она справится со своим колебанием. – Безуспешно стремимся, Лариса Анатольевна.
Лариса с удивлением увидела, что рюмка ее пуста, значит, она выпила. Усмехнулась про себя, но не возникло в ней ни сожаления, ни опасливости. Она как бы хмыкнула: «Ну дает баба. С генералом коньяк хлещет...»
– Мои бумаги вам не понадобились, я, пожалуй, их возьму. – Это была последняя вспышка здравого смысла, она сделала попытку подняться, но Колов властно остановил ее.
– Не поднимайтесь, – сказал он. – Успеется. Да и пусть они, в конце концов, остаются. Чего не бывает... Вдруг пригодятся. – Колов пристально посмотрел на Ларису. – Кстати, я могу вас подбросить, если не возражаете.
И лишь после этих слов Лариса обратила внимание, что к ним за все это время никто не зашел, не позвонил, что солнце, просто ломившееся в окна, ушло, в кабинете царил вечерний сумрак, бутылка, которая была почти полная, теперь опустошенно стояла на полу. Колов сидел перед нею в распахнутом кителе, а генеральский галстук лежал на столе.
«Однако же...» – подумала Лариса, но ничего не сказала. Поднялась, одернула платье, чуть пошатнулась, но Колов успел ее подхватить.
– Осторожней, – сказал он.
– Спасибо. – Она беспомощно оглянулась – что-то было у нее в руках... Да, сумочка, в которой принесла бумаги. – Вы оставляете эти записки?
– Какие? – удивился Колов. – Ах, вы про это... – Он махнул рукой, полагая, что этого ответа вполне достаточно. Генерал надел галстук, сбросил в ящик стола все, что находилось на столе, пустую бутылку поставил в сейф и запер его. Потом сел к столу, задумался, по памяти набрал номер. – Новостей нет? – спросил, не представляясь. – И все? Отлично. До завтра. Если что будет, я позвоню. – Положил трубку, помолчал, видимо, прикидывая услышанное, и широко улыбнулся Ларисе. – Не заскучали?
– Да нет, ничего.
– Тогда поехали. Вы домой?
– Куда же еще...
– Ох, простите! Я и не подумал... Простите великодушно за солдатские замашки. Знаете что... Прекрасно понимаю – возвращаться в пустую квартиру... А если нам немного прокатиться? Проветритесь, поболтаем о жизни, а? Не оставляйте старого генерала в такой вечер, а, Лариса? Поехали! – сказал он, будто уверившись в правильности принятого решения. И Колов направился к выходу из кабинета. Лариса невольно пошла следом. По губам ее блуждала шалая усмешка. «Ну-ну! – как бы говорила она. – Ну-ну».
Колов распахнул перед Ларисой заднюю дверцу машины, с силой захлопнул ее, сам же сел впереди. Сесть на заднем сиденье он позволить себе не мог. То, что он впереди, придавало поездке служебный вид, а окажись он рядом с женщиной – и характер поездки сразу менялся. Колов никогда не забывал, что он на виду, что за ним неотступно наблюдают тысячи глаз, он может их не замечать, может на них не обращать внимания, но они всегда есть – в ночной темноте, на пустынных улицах, в толпе, где, казалось бы, его не знает ни единая живая душа. В этом был важный урок власти, известности, который вынес Колов из своего положения. Поэтому сразу за стенами кабинета его поведение резко изменилось. Ларису он почти не замечал, шел впереди, даже не оглядываясь, когда сзади, перед самым ее лицом, хлопала брошенная им дверь. И даже приоткрыв заднюю дверцу машины, чтобы помочь ей войти, а скорее отрезать иной путь, он сделал это с заметной брезгливостью – вот, дескать, еще чем приходится заниматься, вот с кем вынужден иметь дело.
Ознакомительная версия.
