Илларион заглянул в духовку, проверил, хорошо ли запеклось мясо, отключил плиту. Мясо он решил достать из духовки горячим. Он не смотрел на часы, чувствовал время как спортсмен, бегающий на средние дистанции, то есть как стайер. Ошибка могла быть в несколько секунд, не больше.
— Вот, порядок, — ставя тарелки на стол, произнес он.
Взял бутылку виски, отвинтил пробку. Напиток перелил в графин, а в бутылку из-под виски налил крепко заваренный чай. Предварительно Илларион его отфильтровал. Содержимое граненой бутылки было точно такого же цвета, как и содержимое графина. Две бутылки лучшего коньяка, бутылку виски и бутылку красного французского вина Илларион поставил в центр стола. Рядом расположил бокалы. Затем отошел к книжному стеллажу и, склонив голову на бок, посмотрел на творение своих рук. Стол выглядел празднично, не хватало разве что букета цветов.
Илларион улыбнулся: «Я пригласил не женщину, а боевого товарища. Цветы в такой ситуации ни к чему. Хотя за такой стол можно пригласить и самую избалованную, капризную даму, и почти любая ее фантазия была бы удовлетворена».
Илларион переоделся. На нем теперь были брюки, белая рубашка. Не хватало только смокинга и бабочки.
Забродов услышал, как во двор заезжает машина. По шуму мотора узнал машину Мещерякова.
«Подниматься Андрей будет две минуты, — Илларион на этот раз посмотрел на часы, на секундную стрелку. — Она должна сделать два круга, Мещеряков дважды нажмет на кнопку звонка. Что ж, к встрече гостя я готов».
Илларион нажал клавишу музыкального центра. Из колонок полилась классическая музыка — мощная и торжественная увертюра Россини.
«Андрей такую муху не любит, он гость, а я сторона принимающая».
Когда секундная стрелка закончила второй круг, в квартиру дважды коротко позвонили. Илларион, идя к двери, взял легкий столовый нож и швырнул в спил дерева — в мишень. Нож вошел сантиметров на десять, стальная ручка еще вибрировала, когда Илларион открывал дверь. В пороге стоял Мещеряков в светлом плаще, в сером костюме, при галстуке. На лице плавала загадочная улыбка.
— Проходи, — учтиво, как метрдотель дорогого ресторана, произнес Илларион, отступая к стене.
Мещеряков вошел в квартиру. Илларион принял плащ, спрятал его в шкаф.
— Хочу помыть руки.
— Пожалуйста, проходи, где туалет известно — прямо, затем направо.
— Ты это чего, Илларион? — осведомился Мещеряков.
— Я пригласил тебя в гости. Чувствуй себя как дома, любой твой будет удовлетворен.
Мещеряков глянул на стол и присвистнул:
— А я привез бутылку коньяка!
— Коньяк у меня есть, но бутылку приму. Тем более, что ты должен.
— Я тебе? — изумился Андрей.
— Память у вас, товарищ полковник, стала девичьей. Три недели назад вы мне проспорили бутылку…
— Я тебе ее и привез.
— Значит, с памятью полный порядок?
— Честно говоря, я не помню, — Мещеряков наморщил лоб, затем взглянул на стол. Там было два прибора. — Илларион, все это мы должны съесть вдвоем?
— Если хочешь, можем кого-нибудь пригласить.
— Нет, не хочу. Кстати, я голоден, как койот.
— Это хорошо. Люблю смотреть, как люди поглощают пищу.
— Тебе не жалко?
— Я же для тебя старался.
Когда Мещеряков помыл руки и подошел к столу, Илларион отодвинул стул.
— Присаживайтесь, товарищ полковник. Думаю, вы будете пить коньяк.
— Да-да, коньяк, — Мещеряков выбрал самый дорогой напиток из стоявших на столе.
— Ну, тогда поехали. Может, для начала виски или водки — самой простой? У меня в холодильнике есть, держу специально для сантехников.
— Нет, что ты, как можно! Разве что потом…
— Ты имеешь в виду, Андрей, когда все это выпьем? Мещеряков кивнул и сглотнул слюну. Над столом и в гостиной витали настолько ароматные запахи, что слюна, заполняющая рот, даже мешала языку двигаться.
— Садись.
Мужчины без разговоров занялись тем, что стояло на столе. Илларион то и дело подливал своему другу в бокал коньяк, себе — охлажденный чай, замаскированный под виски. Пили они «на равных». Постепенно лицо полковника Мещерякова становилось все довольнее, а на влажных, поблескивающих губах то и дело появлялась сладкая улыбка. Так бывает у мужчин, когда выпивка, еда, а самое главное, компания и атмосфера приятны, когда ничто не раздражает и ничто не волнует.
— Илларион, в честь чего такой праздник?
— Андрей, не все же в жизни — серые будни. Иногда хочется расслабиться, встретиться с другом, посмотреть ему в глаза, услышать его голос, посидеть.
Мещеряков чувствовал, Илларион что-то недоговаривает, немного хитрит. Но эта хитрость не вызвала подозрений, она была по-детски наивной и безобидной.
— А сейчас горячее.
На большом блюде Илларион принес дымящееся печеное мясо, вилку с двумя зубьями и большой нож с длинным сверкающим лезвием.
— Что это? — поведя носом, поинтересовался полковник ГРУ Мещеряков. Его ноздри затрепетали. — Удивительно знакомый запах.
— Твоя жена, Андрей, хотя я ее и уважаю, можно сказать, даже люблю, такого не приготовит.
— Знаю. Кроме пирожков с капустой и рыбой она других изысков готовить не любит.
— Но зато пирожки, Мещеряков, она, согласись, делает отменно.
— О, да! — Мещеряков смотрел на мясо.
— Давай, дорогой, я тебя обслужу. Эти тарелки уберем, будем есть с чистых.
На столе появились два чистых прибора. Все у Иллариона получалось так спорно и лихо, что у полковника Мещерякова возникало впечатление, будто рядом не его Друг, знаменитый инструктор спецназа ГРУ Илларион Забродов, а вышколенный официант из дорогого ресторана.
Мясо было виртуозно порезано.
— Вот соус, бери, бери. Хочешь, полью?
— Нет, я сам. Наверное, очень острый?
— Попробуй, потом скажешь. Мещеряков попробовал соус и вместо слов звонко причмокнул.
— Женщин не хватает, — поднимая бокал с коньяком, сказал полковник.
— И боюсь, в ближайшее время они здесь не появятся.
Мещеряков уже захмелел. Он насытился, и теперь ему хотелось поговорить не о работе. Даже будучи пьяным, о работе полковник ГРУ разговаривать не любил. Работа — отдельная жизнь, самостоятельная и не зависящая от того, что происходит вокруг, ее, как имя божье, всуе поминать не стоит.
— Илларион, а почему я никогда не заставал тебя перед телевизором? Ты его хоть когда-нибудь смотришь? Он что, у тебя не работает?
— Почему же, работает. Вот, пожалуйста, любой каприз.
Илларион догадался, Мещерякову хочется пофилософствовать, глядя на экран телевизора. Экран вспыхнул, Илларион включил новости, они шли сразу на трех каналах.
— Какие будешь смотреть?
— Верни предыдущую программу, на ней новости самые необъективные.
— Пожалуйста!
Музыка в колонках мягко смолкла и в гостиной прозвучал женский голос. Ведущая новостей говорила, в общем-то, ужасные вещи, при этом на ее губах то и дело появлялась улыбка.
— Что это она улыбается? — недовольно пробурчал полковник ГРУ. — Словно и не знает, что за всем этим стоит.
— Почему ты думаешь, что она знает? Сюжеты шли один за другим. Мещеряков давал комментарии, иногда забавные, иногда серьезные. Илларион слушал своего друга молча, давая тому выговориться, а самое главное, почувствовать себя не последним винтиком в государственной машине. Менялись сюжеты, менялись кадры.
И вот на экране возник загородный бизнес-центр. Сверкали стекла, зеленел лес. Журналист с микрофоном принялся пояснять, что сегодня в Подмосковье проходит важное событие, собралось много влиятельных политиков и не менее влиятельных бизнесменов.
Илларион повернул голову, посмотрел на экран.
— Ты разве не знал? — перехватил взгляд друга Мещеряков. — Собрались, решают, что ждет Россию в следующем столетии.
— Погоди, Андрей, дай послушать.
На экране после планов заседания возник холл и Борис Аркадьевич Галкин вместе со своим отпрыском. Галкин отвечал на вопросы, его сын кстати и не кстати произносил одну и ту же фразу. Темные стекла очков иногда зловеще вспыхивали, отражая лампы подсветки.
— Ну и мразь! — выдавил из себя Илларион.
— Ты кого имеешь в виду, старшего или младшего?
— По-моему, они стоят друг друга.
— Да уж, — сказал полковник ГРУ Мещеряков, — яблоко от яблони далеко не падает. Ты сам любишь это повторять.
— Потому что в этой фразе есть правда, — сказал Илларион.
Он уже все понял. Он просчитал действия Галкина-старшего. Тот сейчас вытягивает своего сына, создавая ему безупречное алиби.
— Ничего невозможно этим людям сделать. Представляешь, Илларион, ничего! Ни генпрокуратура, ни ФСБ — никто не может противостоять хозяевам жизни. Они кормят всех — и выборы финансируют, и людям повыше деньги дают, и первую семью государства содержат. И самое интересное, что даже имея на руках факты, этим людям ничего не сделаешь!
