- Но Уоддел молчал, зная, что мать сохранит то, что он спрятал на ферме, до тех пор, пока он не решит передать это кому-нибудь еще, - сказала я.
- У Норринга было десять лет, чтобы найти свой дипломат, - заметил Марино. - Почему же он так долго выжидал, вместо того чтобы искать?
- Я подозреваю, что Норринг с самого начала установил за Уодделом наблюдение, - сказал Уэсли, - и оно стало более пристальным в последние несколько месяцев. Чем ближе казнь, тем меньше Уодделу было что терять, тем больше становилась вероятность того, что он может заговорить. Не исключено, что кто-то прослушивал его телефонный разговор с Дженнифер Дейтон, когда он звонил ей в ноябре. И, возможно, Норринг, узнав об этом, запаниковал.
- Не иначе, - согласился Марино. - Я лично осматривал все вещи Уоддела, когда мы работали с этим делом. У парня почти ничего не было, а если что-то из его вещей осталось на ферме, то мы этого так и не нашли.
- И Норрингу было это известно, - добавила я.
- А как же, - воскликнул Марино. - И вот ему доводится узнать нечто странное о том, что какие-то вещи перекочевывают с фермы к этой подруге Уоддела. И опять чертов дипломат снится Норрингу в кошмарных снах, и к тому же он не может подстроить, чтобы кто-то просто так вломился в дом Дженнифер Дейтон, пока Уоддел еще жив. Если с ней что-то случится, неизвестно, как Уоддел поведет себя. А хуже всего то, что он может все выдать Грумэну.
- Бентон, - сказала я, - а ты случайно не знаешь, почему Норринг носил с собой эпинефрин? На что у него была аллергия?
- Кажется, на моллюсков. У него всегда с собой эпинефрин.
Они продолжали беседовать, а я проверила в духовке лазанью и открыла бутылку "кендалл-джексон". Дело против Норринга займет очень много времени, если вообще можно будет что-то доказать, и мне показалось, я где-то понимала, что должен был испытывать Уоддел.
Я позвонила Николасу Грумэну домой только около одиннадцати часов вечера.
- В Вирджинии моя песенка спета, - заявила я. - Пока Норринг на своем месте, он позаботится о том, чтобы меня на моем не было. Они отняли у меня жизнь, но не получат мою душу. Я буду все время апеллировать к Пятой поправке.
- Тогда вам наверняка предъявят обвинение.
- Учитывая то, с какими мерзавцами приходится иметь дело, думаю, это в любом случае неизбежно.
- Ну-ну, доктор Скарпетта. Неужели вы забыли, что за мерзавец будет представлять вас? Не знаю, где вы провели свой уик-энд, а я свой провел в Лондоне.
Я почувствовала, как от моего лица отхлынула кровь.
- Конечно, нет гарантии, что это нам поможет запросто прокатить Паттерсона, - говорил тот человек, которого, как мне долго казалось, я ненавидела, - но я сделаю все, чтобы суд мог выслушать показания Чарли Хейла.
Глава 14
Двадцатого января было так же ветренно, как в марте, но значительно холоднее. Солнце слепило мне глаза, когда я ехала на восток по Броуд-стрит в направлении здания суда Джона Маршалла.
- Сейчас я вам скажу еще кое-что, хотя это вы и без меня знаете, сказал Николас Грумэн. - Пресса будет вспенивать воду, словно прожорливые пираньи. Мы пойдем рядом, ни на кого не глядя и не оборачиваясь, кто бы там ни был и что бы он ни говорил.
- Мы не сможем найти свободного места на стоянке, - сказала я, поворачивая на Девятую. - Я так и знала.
- Притормозите. Вон там какая-то добрая женщина намерена нам помочь. Отлично. Она уезжает, если сможет развернуться.
Позади меня кто-то просигналил.
Взглянув на свои часы, я повернулась к Грумэну, как спортсмен в ожидании последних наставлений своего тренера. Он был одет в темно-синее длинное пальто, на руках черные кожаные перчатки, его трость с серебряным набалдашником лежала на сиденье, а на коленях он держал видавший виды дипломат.
- Теперь помните, - сказал он. - Ваш приятель Паттерсон решает, кто будет выступать, а кто нет, так что нам остается полагаться на вмешательство присяжных, и тут все зависит от вас. Вам нужно установить с ними контакт, Кей. Вы должны расположить к себе десять-одиннадцать незнакомых людей с того самого момента, как войдете в зал. Вне зависимости от того, о чем они захотят вас расспросить. Не воздвигайте стены. Будьте доступны.
- Понимаю, - ответила я.
- Будем стараться изо всех сил. Договорились?
- Договорились.
- Удачи, доктор. - Улыбнувшись, он похлопал меня по руке.
В здании суда нас остановил представитель охраны со сканером в руке. Он осмотрел мою сумочку и дипломат, как неоднократно это делал в прошлом, когда я приходила сюда в качестве свидетеля. Но на этот раз он старательно избегал моего взгляда и упорно молчал. От грумэновской трости сканер зазвенел, и мой адвокат продемонстрировал образец сдержанности и учтивости, объясняя, что ни серебряный набалдашник, ни наконечник, ни сама трость из темного дерева не таят в себе взрывных устройств.
- Он что, думает, я сюда с ружьем пришел? - воскликнул Грумэн, когда мы уже садились в лифт.
Едва двери лифта открылись на третьем этаже, на нас, как и следовало ожидать, набросились репортеры. Для человека, страдавшего подагрой, мой защитник двигался просто стремительно, его трость, словно метроном, отстукивала шаги. Как ни странно, я чувствовала себя несколько оттесненной в сторону и вне фокуса, пока мы шли к почти пустому залу суда, где в уголке сидели Уэсли и худенький молодой человек, которого, я знала, звали Чарли Хейл. Правая сторона его лица была испещрена тонкими розовыми шрамами. Когда он встал и с некоторой неловкостью сунул свою правую руку в карман пиджака, я увидела, что у него не хватает нескольких пальцев. Он был одет в нескладный темный костюм с галстуком и озирался вокруг, пока я, присев, занялась осмотром содержимого своего дипломата. Я не могла поговорить с ним, и трое мужчин сознательно делали вид, что не замечали моего подавленного состояния.
- Давайте минутку обсудим, как обстоят дела, - сказал Грумэн. - Я думаю, мы можем рассчитывать на показания Джейсона Стори и офицера Люцеро. Ну и, разумеется, Марино. Не знаю, кто еще должен принять участие в этом тайном суде Паттерсона.
- Кстати, - Уэсли посмотрел на меня, - я разговаривал с Паттерсоном. Я сказал ему, что у него нет фактов и что я буду говорить об этом на суде.
- Мы исходим из того, что до суда дело не дойдет, - возразил Грумэн. И, когда будете выступать, я бы хотел, чтобы вы дали присяжным понять, что беседовали с Паттерсоном и говорили ему об отсутствии фактов, однако он настаивал на своем. Каждый раз, когда его вопрос будет касаться того или иного момента, уже затронутого вами в личной беседе, я хочу, чтобы вы упоминали это. Например, "как я уже говорил вам во время беседы, состоявшейся у вас в офисе" или "как ясно я дал вам понять во время нашего разговора" и т.д. и т.п.
Важно, чтобы присяжные знали, что вы не только специальный агент ФБР, но что вы возглавляете отдел бихевиоральных исследований в Куонтико, задачей которого являются анализ преступлений, связанных с насилием над личностью, и изучение психологического образа преступника. Вероятно, вам стоит сказать о том, что доктор Скарпетта никак не вписывается в образ человека, совершившего преступление, о котором идет речь, и что, на ваш взгляд, сама идея происходящего абсурдна. Так же важно довести до сведения присяжных, что вы являлись руководителем и ближайшим другом Марка Джеймса. Можете импровизировать как угодно, и, будьте покойны, Паттерсон не станет задавать вопросов. Члены жюри должны четко уяснить, что Чарли Хейл здесь.
- А если они меня не пригласят? - спросил Чарли Хейл.
- Тогда у нас связаны руки, - ответил Грумэн. - Как я уже объяснял в нашей беседе в Лондоне, все это - спектакль. Доктор Скарпетта не может представить никаких доказательств, и мы должны сделать так, чтобы по крайней мере один из членов жюри пригласил нас зайти через заднюю дверь.
- Это не так просто, - заметил Хейл.
- У вас есть копии депозитных квитанций и оплаченных вами счетов?
- Да, сэр.
- Очень хорошо. Не ждите, пока вас спросят.
Просто положите их на стол во время своего выступления. А состояние вашей жены не изменилось со времени нашего разговора?
- Нет, сэр. Как я вам сказал, ей сделали искусственное оплодотворение. Пока все хорошо.
- Не забудьте об этом упомянуть, если будет возможность, - сказал Грумэн.
Через несколько минут меня пригласили в зал, где заседало жюри.
- Ну, конечно. Сначала он предпочтет увидеть вас. - Грумэн встал вместе со мной. - Затем он пригласит ваших "доброжелателей", чтобы, так сказать, у членов жюри остался неприятный привкус во рту. - Он дошел со мной до двери. - Когда я вам понадоблюсь, я - здесь.
Кивнув, я вошла в зал и села в свободное кресло во главе стола. Паттерсона не было, но я поняла, что это один из его тактических ходов, своеобразный гамбит. Он хотел, чтобы я как следует прочувствовала испытующие взгляды этих десяти незнакомых людей, в чьих руках находилась моя судьба. Я встретилась глазами со всеми и с нем-то даже обменялась улыбками. Молодая, серьезная на вид женщина с ярко накрашенными губами решила не дожидаться главного прокурора.
