— И что ответил сатане Христос? — спросил Арвид.
— Христос ответил: «Отойди от меня, сатана!»
Помолчали. Затем Леденев спросил:
— Значит, не нашли старинные витражи? Так-так… Жалко. Может быть, их уже и нет вовсе?
Валентин Петрович и Арвид одновременно пожали плечами.
Когда прощались, Юрий Алексеевич от души поблагодарил Старцева за помощь, которую он им оказал.
— Ну что вы, — смутился доцент, — какая там помощь…
— Как знать, Валентин Петрович, — возразил Леденев. — Вы очень интересно и содержательно рассказывали о покойном профессоре Маркерте. А ведь любое новое знание о нем поможет следствию, установлению истины… Нашей истины, Валентин Петрович.
— Я уже говорил Прохору Кузьмичу, товарищу Конобееву, что скорее всего это заурядное уголовное преступление, — проговорил Старцев, — неудавшаяся попытка ограбления профессорской квартиры.
— Что же, вполне вероятно, — заметил Леденев. — Мы ведь изучаем разные версии, все так или иначе приемлемые варианты. Еще раз большое вам спасибо, Валентин Петрович.
— Тогда вот еще что. Появилось тут у меня одно соображение. Могу и с вами им поделиться, — сказал Старцев. — Может быть, убийца подозревал о каких-то ценностях, хранящихся в доме Маркерта? Впрочем, кажется, я уже выхожу за рамки своей компетенции.
— Вы абсолютно правы, Валентин Петрович. Видимо, ваше соображение мы примем к сведению. А как вы думаете, какие такие ценности мог хранить у себя Маркерт? Может быть, вам что-нибудь известно об этом?
— Нет, ничего мне не известно. Я выразился, так сказать, в предположительном смысле. Борис Янович — человек старого поколения. Мог и унаследовать что-либо…
— Благодарю вас, Валентин Петрович, мы с вниманием отнесемся к вашему предположению. Спасибо.
Леденев крепко стиснул руку доцента.
— Что вы, какие благодарности… Скорее бы нашли убийцу. Это преступление так взбудоражило город… И я надеюсь, что вы на правильном пути. Справедливость и правосудие восторжествуют!
— Воистину так… Аминь! — шутливо закончил Юрий Алексеевич, и оба рассмеялись.
IV
Прохор Кузьмич пришел проводить Казакиса и Леденева на вокзал.
Поезд в Луцис уходил в семь пятьдесят утра, а в половине восьмого, когда Арвид и Юрий Алексеевич подошли к вагону, они увидели на перроне Конобеева, одетого в светлый летний плащ и в легкой шляпе…
«Букетика только не хватает», — подумал Арвид, несколько удивленный поступком Прохора Кузьмича. Конечно, он понимал, что Конобеев заявился в такую рань из уважений к Юрию Алексеевичу, но сие обстоятельство было и ему тоже приятно. Арвид уже прикинул, как небрежным тоном бросит он при Федоре Киевлянине: «Шеф оперативной группы лично прибыл на вокзал, чтобы тепло проститься с любимым детективом и передать ему на дорогу корзинку домашних пирожков с капустой».
— Прохор Кузьмич, — укоризненно проговорил Леденев, подходя к Конобееву, — ну зачем вы беспокоились? И поезд такой ранний… Доброе утро, Прохор Кузьмич.
— Как будто бы доброе… Маленькая дочка рано встает и отца будит. Да и не привык я поздно вставать.
— А я вот, — сказал Леденев, — когда есть возможность, люблю поспать, как говорится, до упора… И вообще сплю всегда, как младенец.
— Ну ежели так, как мой младенец, то я тебе, Юрий Алексеевич, не завидую. А ты, Карлович, выспался? И хорошо… Ну что ж, пойдемте в вагон.
Расположились в купе. Попутчиков не было. И вот по радио объявили, что осталось до отхода пять минут…
— Ну что же, — сказал Прохор Кузьмич. — Желаю вам удачи. А в назидание так и просится на язык цитата из Евангелия.
Леденев и Арвид улыбнулись.
— Чего улыбаетесь? Общение с этими сочинениями не проходит даром. Словом, «просите и дано будет вам; ищите и обрящете, стучите и отворят вам». Так, кажется, передает слова Спасителя евангелист Лука… Не правда ли, Арвид? В добрый путь! И с пустыми руками не возвращайтесь.
И несколько минут спустя они поехали в Луцис…
Принесли чай.
Арвид Казакис встрепенулся, сорвался с места, достал портфель и принялся распаковывать свертки, которыми нагрузила его Лидия Станиславовна, успевшая и стряпню соорудить, и поругать Арвида за то, что не предупредил ее о намечающемся отъезде.
— Хорошо, что вчера пирожки затеяла, — говорила она, собирая сына в дорогу. — Есть хоть что завернуть…
— Да куда же ты, мама, столько? Юрий Алексеевич увидит — смеяться будет. Тут на взвод хватит…
— Вот и хорошо. Юрий Алексеевич не смеяться, а кушать будет и меня поминать добрым словом.
Так и получилось. Леденев позавтракать не успел и с удовольствием принялся за пирожки с капустой, нахваливая искусные руки Лидии Станиславовны.
— Моя Вера Васильевна тоже печет пирожки в дорогу, — сказал Юрий Алексеевич, принимаясь за второй стакан чая. — Это прямо-таки семейная традиция. И теперь благодаря вашей маме, Арвид, меня не оставляет чувство, будто из дома еду…
После завтрака стояли в коридоре, обменивались репликами, смотрели на природу за окном, пробегавшие мимо разъезды и поселки… Затем улеглись на полках и принялись читать. Леденев листал Евангелие. Арвид Казакис взялся читать работу Людвига Фейербаха «Пьер Бейль. К истории философии и человечества». Ее рекомендовал ему посмотреть Прохор Кузьмич.
На первый взгляд, писал Фейербах интересно и вполне доступно. Но Арвида замучили бесконечные примечания редакции, к которым добавлялись обстоятельные разъяснения самого автора. Заставляли спотыкаться латинские фразы, которые философ ронял по ходу изложения. Небрежно так ронял их Фейербах, а Казакис шарил глазами по книге, отыскивая перевод… И Арвид с первой страницы основного текста принялся перебрасывать листы книги справа налево и наоборот. Это затрудняло чтение, утомляло… И когда Леденев обратился к нему, Казакис с облегчением отложил Фейербаха, грустно подумав меж тем о пробелах собственного высшего гуманитарного образования…
— Вот, Арвид, послушайте, — проговорил Леденев, — что написано в Евангелии от Матфея: «Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас. Ибо многие придут под именем Моим и будут говорить: «Я Христос», и многих прельстят». Глава двадцать четвертая, стих четвертый и пятый. Как вам нравится предупреждение Иисуса? Не наводит ли на какие размышления?
— Вы хотите сказать, что существует некто, причастный к убийству Бориса Яновича, который скрывается под чужим именем?
— Такое не только возможно, — проговорил Юрий Алексеевич. — Сдается мне, что именно так оно и есть. Когда мы обнаружим убийцу, то наверняка выяснится, что это на самом деле вовсе не тот человек, каким его знают окружающие. Вы подобное допускаете?
— Вполне, — ответил Казакис. — Но кто именно? Как нам найти этого оборотня?
Леденев рассмеялся.
— Знай мы это — не поехали бы в Луцис. Хотя, как мне кажется, в Луцис нам все одно ехать пришлось бы. Мне представляется, что дело это выходит за пределы судьбы только профессора Маркерта.
— Вам что-нибудь уже известно, Юрий Алексеевич?
— Только смутные, интуитивные наметки, дорогой Арвид… И я пока не хочу их обнаруживать, чтобы вы невольно не заразились ими и не мобилизовались в одном только, мною подсказанном, направлении. Так, забрезжило кое-что, а фактов, подкрепляющих мои соображения, пока недостаточно.
Арвид ничего не ответил, вздохнул.
— Я вот еще о чем хотел вас спросить, Юрий Алексеевич. Про Маркерта. Как вы думаете, мог он сотрудничать с бандитами Черного Юриса?
— Трудно сказать, дорогой Арвид. Мы еще и еще раз проверили последующую жизнь профессора, тщательно изучили его, прямо скажем, путаную биографию, установили все связи, возможные и даже малозначительные контакты, которые устанавливал он и в научном, и в повседневном житейском мире. Ничего пока не тянется за Маркер-том. Но вот в лесном лагере Черного Юриса он был. Это можно считать установленным фактом. Был в логове верных братьев и спасся, вернулся вместе с женой живым и невредимым в Луцис. Это наводит на размышления.
— Может быть, это был какой-нибудь другой доктор? — предположил Арвид. — И беременная женщина вовсе не жена профессора Маркерта…
— Такие совпадения исключаются, — покачал головой Леденев. — Я не сомневаюсь в том, что Маркерт побывал в лагере Черного Юриса и, конечно же, встречался с этим бандитом. Но почему братья выпустили его, сочувствующего Советской власти, из своих рук?
— Вероятно, этот штурмбанфюрер знал о Маркерте то, чего не знаем мы, — сказал Арвид.
— Пока не знаем, — заметил Леденев. — В Луцисе будем искать любые зацепки, которые могут пролить свет на личность таинственного Апостола, о котором говорил Стасис Шимкус… О чем вы так крепко задумались, Арвид?
