— У нас было больше свободного времени, — я ощутил ее улыбку, словно увидел воочию. — Мы говорили о всякой ерунде до поздней ночи, и никак не могли заставить себя остановиться.
— Мы и сейчас не можем остановиться, — низким шепотом отвечаю я. Она какое-то время молчит.
— Ты же скажешь мне, Джером? — голос ее звучит напряженно, глухо.
— Что скажу?
— Когда захочешь остановиться. Сделать паузу.
— Это день не настанет, Фей, — и снова долбаные обещания. Но что я могу поделать, если слова сами срываются с губ.
— Расскажи мне, какой она была, — неожиданно просит Фей, резко сменив тему.
— Кто? — уточняю я.
— Твоя мать. Настоящая мать. Ты помнишь ее?
— Почему ты спрашиваешь?
— Мне часто снится моя мама. Но я никогда не вижу ее лица. Только образ, силуэт. Размытый, блеклый. Просматриваю фотографии, а потом закрываю глаза и снова пустота. У тебя так же?
— Ты скучаешь по ней? — мягко спрашиваю я.
— Уже нет. А ты?
— Я пытаюсь не думать. Но все равно скучаю. По ним обеим. Я помню ее, Фей. У нее были светлые волосы, длинные и шелковистые, и нежные голубые глаза, ласковая улыбка, теплые руки. Она пахла ванилью и корицей и чем-то еще очень сладким, — горько улыбаюсь, восстанавливая в памяти образ матери, который всегда вызывает в сердце глухую боль. Воспоминания ранят, а воспоминания, связанные с людьми, которых больше не вернуть — еще сильнее. И отчетливо воссоздав родное лицо, я вдруг замечаю то, что ускользало от меня раньше, хотя все время было на поверхности.
— Она была похожа на тебя, Фей, — выдыхаю я и затягиваюсь сигаретой. — Очень похожа. Только сейчас понял, когда представил ее. Я где-то слышал о том, что мужчины всегда влюбляются в тех, кто напоминает им самую главную женщину в жизни.
— У тебя их две. Когда-нибудь ты влюбишься в зеленоглазую брюнетку, — с легкой грустью отвечает Фей.
Пока мы разговариваем, я успеваю выкурить две сигареты, и как в прежние давние времена ни один из нас не хочет прощаться первым. Фей зевает в трубку, и мне самому необходимо выспаться, но, черт возьми, так приятно слушать ее голос и представлять, сонную, обнаженную, в постели.
Я сдаюсь первым и желаю добрых снов, обещаю звонить чаще, а потом достаю из пачки последнюю сигарету, чиркаю зажигалкой и неспешно затягиваюсь, опираясь локтями на ограждение. Вокруг дома огромная территория, высокий забор и тишина… тягостная, неуместная, отчасти даже мистическая. Небо черное, ни луны, ни звезд. Заволокло тучами, завтра снова будет серый промозглый день. Ветер усиливается, порывы бьют чаще, начинает накрапывать холодный моросящий дождь, который в одну минуту может перерасти в ливень. Где-то за темными налившимися влагой тучами рваной линией сверкает молния, потом еще одна. Вдали, зловещим эхом подбираются раскаты грома. Я опускаю взгляд на тлеющий огонек сигареты, невольно вспоминая день, который изменил все. Гроза, дождь, Эби, испуганно закрывающая глаза при каждом громыхании за окном. Я редко позволяю себе думать о них. Это слишком больно… больно знать, что, возможно, я никогда не увижу отца и близнецов, не смогу спросить, как они справились с тем, что тогда произошло, как жили все эти годы. Гектор был таким непоседливым мальчишкой, я совершенно не могу представить, какую профессию он выбрал и чем занимается сейчас. А Эби? Я почему-то вижу ее членом волонтерского движения или ветеринаром, специализирующимся на верблюдах. Шутка, конечно. Все мои воспоминания о Геке и Эби состоят и смешных и забавных моментов. Их бесконечные перепалки чего только стоили. Они дрались и спорили каждый раз, когда оставались наедине. Сегодня у них обоих день рождения, а я только мысленно могу послать свои пожелания и надеяться на то, что Эбигейл и Гектор сейчас улыбаются и радуются жизни. Хочется верить, что с возрастом им удалось найти общий язык, научиться понимать друг друга. По-другому и быть не может. Общее горе должно было сплотить их. Я не знаю, что рассказал им отец обо мне, о Кертисе Моргане… И о том, почему я остался здесь.
Дождь усиливается, прогнав меня с балкона. Закрывая за собой дверь, я растеряно замираю, увидев в своей спальне Лиен. Она, видимо, только что вошла. И, судя по испуганному взгляду, я застал ее врасплох, неожиданно появившись в комнате. Удивительно, но она мало изменилась за прошедшие семь лет. Все такая же миниатюрная, смуглая и красивая, кроткая, покладистая с огромным перечнем навыков. Или я просто часто бываю в этом гребаном доме и не замечаю изменений? Кажется, я мельком видел ее сегодня среди обслуживающего персонала во время ужина. Заметил я и пару новых лиц, юных и привлекательных. Мне всегда сложно определить, кто из девушек работает от агентства по найму, а кто… как Лиен.
— Зашла пожелать мне доброй ночи? — спрашиваю я с легкой улыбкой, наблюдая за смущением девушки. На ней простое темно-синее платье до колена и туфли без каблука. Не похоже, что ее визит означает то, о чем я подумал. — Проходи, я не кусаюсь.
— Я просто увидела полоску света под дверью и решила спросить, не могу ли я быть чем-то полезна? — подняв руки, она распустила собранные на затылке волосы. Черт, все-таки то самое. Этот дом полнится не только напыщенными клоунами, но и соблазнами в лице безотказных красавиц. Я никогда не пытался поговорить ни с одной о том, что заставляет их принимать подобные условия. Почему? Причин масса. Наличие собственных проблем, мужской эгоизм, развившееся с годами равнодушие к ущемлению прав посторонних людей или что-то другое. Я не оправдываю себя, а говорю, как есть. Они предлагали — я брал, и меня не интересовали причины и этическая сторона вопроса.
— Извини, Лиен, но я сегодня не в том настроении, — отрицательно качаю головой. Она невозмутимо улыбается, хотя я все равно чувствую, что мой отказ ее задевает. За то время, что я прожил в этом доме, мне так и не удалось понять эту девушку. Да, я и не пытался. Ее поведение всегда демонтировало согласие, желание и заинтересованность в том, что мы делали, когда у меня было «настроение». Насколько она была искренна? Вопрос открытый, и ответа мне никогда не узнать, но физическое удовлетворение она не играла. Я бы понял.
Она молчит, глядя на
