Меркулов и сам теперь видел, что предыдущий номер «2868» отстоит от последнего на шесть номеров.
— Андрей Викторович, вы говорите, что ваши работники должны дешифровать эту запись.- Сегодня суббота, то есть уже воскресенье. Они работают в выходные дни?
— М-м... в общем — да.
— Может быть, этот номер принадлежит самому Биляшу? Ведь карточка с таким номером -была обнаружена в тайнике пояса его брюк. Просто номера идут в обратной последовательности, а фамилия «Биляш» греческими буквами изображается именно так?
— Константин Дмитриевич, это я... это мы уже успели проверить. По-гречески это не имеет никакого смысла. Кроме того, такая работа не под силу была бы Биляшу, даже свою собственную фамилию латинскими буквами он каждый раз перерисовывал со шпаргалки. Здесь скорее простая подмена символов, если посидеть над этой шарадой, то все в результате окажется очень просто.
— Я только не понимаю, что у Биляша — был греческий... как назывется вот эта штука?
— Вы имеете в виду клавиатуру? Она здесь ни при чем. Набором вот этих цифр справа на клавиатуре моего компьютера можно изобразить до семисот знаков плюс графические фигуры. Как видите, Биляш зашифровал только текст, который представляет собой, как мы с вами полагаем, фамилии. Если мы разгадаем хотя бы одно имя, то получим ключ к остальным. Вы сами сказали, что это будет задачей для первоклассника. К сожалению, нет ни одного обозначения, подходящего к фамилии «Биляш», ни одно из них не состоит из пяти букв. Но фамилии тоже могут быть зашифрованы или даны в сокращении.
— Или в кличках. Например, «Бил», что одновременно и сокращение, и кличка.
Борко, приподняв брови, изучал экран. Без очков и с пришедшей в художественный беспорядок прической от выглядел совеем молодым.
— Скажите, Андрей... Можно я вас буду так называть? А что, если среди ваших компьютерщиков и шифровальщиков кто-нибудь окажется из группы Биляша или из какой-либо подобной ей...
Борко не дал договорить:
— Это исключено.
— Конечно, исключено! Вопрос был, по правде сказать, провокационным.
Борко нахмурившись повернул голову и увидел смеющееся лицо Меркулова.
— Андрюша, я все-таки следователь, не забывайте. Не давали вы ничего ни компьютерщикам, ни шифровальщикам. Вы сами решили выполнить эту работу, потому что на самом деле вы не доверяете никому в вашем бесславном учреждении.
Борко поджал губы, но Меркулов видел, что тот еле сдерживает смех. Наконец он не выдержал, прыснул в кулак, совсем как меркуловская Лидочка, которую изобличили в хитрой проделке, и сказал:
— Давайте попробуем? Я перед вашим звонком как раз закончил составлять схему цифрового набора и вместо, как мы их с вами назвали, греческих букв проставил числа. Так что последний номер соответствует тексту: сто девяносто, сто девяносто один, сто девяносто четыре, сто восемьдесят, сто восемьдесят один, сто восемьдесят пять. У вас есть какие-либо соображения, Константин Дмитриевич?
— Да. Гончар. То есть Гончаренко. Биляш обещал дать ему пропуск к «Бесу». Есть вероятность, что он-то и стоит последним. И одинаковых букв в его имени нет.
Непостижимым для Меркулова образом Борко мановением пальца скопировал греческие буквы из последнего ряда и под ними расположил буквы русского алфавита:
— Предположим. Тогда фамилия во втором ряду выглядит так.
Борко напечатал на экране:
А....Н
— Амелин?
— Предположим. Но в таком случае — как можно прочитать фамилию в третьем ряду, если последние буквы подряд два «е»? Я бы предполжил, что это две согласные, хотя и не обязательно. Я сразу обратил внимание именно на эту строчку, поскольку один из контрагентов Биляша по отправке военных грузов за границу носит фамилию «Кингсепп».
— Действительно! Смотрите, ведь совпадают буквы «н» и «г»!
— В том-то и дело! И тогда фамилия в четвертом ряду читается легко — «Чеснок».
— Гончаренко называл такую кличку. Чесноков?
— Не знаю такого. Надо будет подумать. Смотрите, что у нас получилось в первом ряду.
Меркулов следил за появлением синих букв на бледноголубом фоне рядом с номером «2730»:
. Е О К . И С . О .
Руки Борко остановились над клавиатурой и замерли в воздухе.
— Не может быть! — крикнул он сдавленным шепотом.— Константин Дмитриевич, это просто чёрт знает что!
Меркулову ничего не говорили появившиеся буквы, судя по реакции Борко, это было имя крупного функционера комитета госбезопаности.
— Андрей, разрешите я позвоню начальнику МУРа? Может, лучше из автомата? Я только скажу, что пропуск принадлежит Гончаренко.
— Звоните, Константин Дмитриевич, и говорите что хотите, только вот с этого аппарата, он не может прослушиваться.
Меркулов набрал номер персонального телефона Романовой и долго слушал продолжительные гудки в трубке. Наконец трубку сняли, и он услышал слабый голос полковника милиции:
— Алё...
— Что такое, Шура?!
— Ой, это ты...— В трубке послышались подозрительные всхлипывания.— Она ведь привезла мальчонку-то, дурища эта, ласточка наша. Нет, ты представляешь?!
Меркулов ощутил, как к его горлу подступил комок, и предметы перед глазами почему-то стали расплываться огромным цветным пятном. Он набрал как можно больше воздуха и несколько секунд- держал грудную клетку в распертом состоянии, потом выдохнул шумно и сказал спокойно:
— Вот и хорошо. Вот и хорошо. А теперь слушай. Штучка эта принадлежит Ромке.
Он услышал, как Романова повторила шепотом: «Штучка эта принадлежит Ромке». Помолчала и добавила громко:
— Вот и хорошо. Ты скоро? Тогда я тебя жду здесь.
Меркулов положил трубку и заглянул через плечо Борко: на экране вместо непонятных знаков расположились аккуратные ряды фамилий и кличек: Феоктистов, А.Пухин, Кингсепп, Чеснок... И.Пухин, Бил, Саламандра... Хам, Транин, Козлиха... Болотин, Толбаев... Всего двадцать четыре...
Борко оглянулся на Меркулова:
— Знаете, почему у двух имен вместо номеров нули?
— Вероятно, они больше не состоят в группе Биляша.
— Они больше нигде не состоят. Полковник Игорь Трофимович Пухин, командир одного из полков Кантемировской дивизии был убит неизвестными лицами два месяца назад. Его двоюродный брат Аркадий стал замполитом этого полка спустя две недели после смерти полковника.
— В таком случае возможно, что «Козлиха» — это Татьяна Бардина. В позапрошлом году убита Биляшом... Андрей, разрешите я перепишу эти фамилии?
— Не надо переписывать.
Борко нажал на какую-то клавишу, и из принтера вылез красиво напечатанный список, в котором, однако, не было имен Красниковского, Амелина, Чуркина, Зимарина.
— Константин Дмитриевич, это не группа Биляша. Это группа Феоктистова, генерал-лейтенанта госбезопасности и " начальника шестого управления контрразведки. Сам Биляш входил в подразделение этой группы, членам которого были выданы пропуска — каждый шестой номер после номера самого Феоктистова. Я думаю, что это группа Пухина.
— Вы хотите сказать, что вся группа Феоктистова состоит из ста сорока четырех человек?
— Это слишком простой арифметический подход. Боюсь, что их гораздо больше. Я вам очень благодарен, Константин Дмитриевич, за то, что вы мне дали ключ. Я не смею больше вас держать. К сожалению, сам я не очень вам помог. Все это ведь вас не интересует... Нет, нет, Константин Дмитриевич, я без всякой иронии, я искренне желал бы иметь вас и ваших друзей в наших рядах. Вот этот самый список говорит об очень многом. Внутри армии, КГБ, милиции зреет заговор, это не паранойя, это реальность. Полковник Игорь Пухин, незадолго до своей гибели, имел весьма нелицеприятную беседу с генералом Феоктистовым. У меня есть небольшая часть этого разговора, записанная на пленку. Я тогда не придал большого значения этому, думал, как всегда — межведомственная возня... В общем, это долгая история. Вы спешите. Когда освободитесь — звоните, мы можем встретиться в самое ближайшее время. Не медлите, Константин Дмитриевич. Идемте, я вас провожу. Сюда, пожалуйста. Спуститесь по лестнице прямо. в подвал, оттуда выход во двор.
Борко прошел мимо входной двери и потянул один из крючков вешалки для пальто. Открылся проем в стене, в который они вошли согнувшись. Там оказалась довольно большая комната с выходом на черный ход. В одном углу один на другом Лежали несколько матрасов, в другом стоял огромный холодильник. «Боже, неужели это все возможно? — думал Меркулов, спускаясь по винтовой почти не освещенной лестнице.— Неужели прав Саша, что совершается Преступление, жертвам которого несть числа».
Ника ушла в комнату и стала у окна, и так стояла несколько часов, не оборачиваясь, засунув руки в глубокие карманы ситцевого халата, только время от времени вынимала оттуда сигареты и спички. Она вглядывалась в опускающийся над Матвеевкой вечер, не замечая, как Шахов что-то искал, осторожно передвигаясь по комнате, потом писал и мял бумажные листы, снова писал... А когда она наконец, обернулась, то увидела, как он вложил исписанные листы в конверты, вытащил из нагрудного кармана красную книжечку и отправил ее в один из конвертов. Она следила за движениями его рук — размеренными, спокойными, но не нарочито размеренными, не нарочито спокойными, это были движения рук человека, принявшего единственно правильное решение, подведшего черту под огромным отрезком времени, под всем тем, чем он жил последние десятилетия.
