— Начинайте звонить, — сказал Херберт, — когда такси уже будет здесь. — Он быстро поцеловал меня и убежал. На этот раз он вел машину не на такой большой скорости, как раньше.
Я сделала все, как он мне сказал, отнесла альбом в комнату на третий этаж и, пока мама собирала свои последние вещи, стала звонить по телефону. Она услышала кое-что из моего разговора и была недовольна.
— Луиза, — сказала она обиженно, — почему ты не сказала об этом мне? Я бы сама отнесла альбом Маргарет. Такси могло бы остановиться у дома Ланкастеров.
Я стала возражать ей, сославшись, в частности, на приближающийся шторм, и мне удалось посадить ее в такси без альбома. Она все еще чувствовала себя обиженной и очень волновалась, открывала сумки, проверяя, не забыла ли чего.
Поездка была не из приятных. Дождь полил как из ведра, и мама потребовала, чтобы мы поехали по переулкам, где не было троллейбусных проводов. Ко всему прочему, дворники на лобовом стекле машины испортились, и мы ехали черепашьим шагом.
Вдруг, когда мы уже почти подъехали к дому моей тетушки, мама вспомнила, что вынула портрет моего отца из чемодана и забыла положить его обратно!
Она потребовала, чтобы мы немедленно вернулись. С большим трудом мне удалось уговорить ее, чтобы она все же поехала к тете, а я на другом такси вернулась за портретом. Она дала мне свой ключ от парадной двери — у меня никогда не было своего ключа.
— Портрет на кровати. Пусть таксист войдет вместе с тобой в дом. Так будет спокойнее. Поедешь на этой машине.
Я посмотрела на таксиста и решила, что никогда этого не сделаю. Тут я должна извиниться перед ним. Он мне очень помог в ту ночь. Но я знала, что в доме должен быть Герберт, чего не знала мама, и нужно сказать, что я даже обрадовалась поездке за портретом.
Однако вид темных окон дома, заливаемого дождем, несколько обескуражил меня. Таксист сидел, не двигаясь. Он протянул руку назад и открыл мне дверь. В остальном вел себя так, как будто меня не существовало. Вода стекала с крыши машины и с крыльца. Я едва успела подняться на крыльцо, как где-то рядом вспыхнула молния.
Я вошла в дом и щелкнула выключателем. К моему ужасу, свет отключили. Ничто не указывало на то, что Герберт в доме. Я ощупью добралась до библиотеки и нашла коробок спичек. Когда зажгла спичку, я несколько осмелела, прошла в столовую, где стояла свеча, и зажгла ее. Герберта нигде не было видно, и я тихонечко позвала его. Мне никто не ответил. Я стала волноваться. Вдруг ветром раскрыло кухонную дверь, свеча погасла, и не успела я сделать нескольких шагов, как оказалась в объятьях мужчины, который держал меня двумя руками за талию, как вазу.
— Черт возьми! — воскликнул он. Это был Джордж Тэлбот.
Думаю, он убил бы меня, но в это время в холле загорелся свет. Он отпустил меня, уставившись мне в лицо.
— Извини, Лу, — сказал он хриплым голосом. — Я думал… Послушай, Лу. Что происходит сегодня ночью в вашем доме? Уходи отсюда. Это я тебе говорю! О черт, свет опять погас!
Я все же успела заметить, что в руках у него клюшка для игры в гольф, и поэтому несколько успокоилась.
— Послушай, Джордж, здесь где-то находится Герберт Дин, и мы должны его найти. Если в доме есть кто-то еще и этот кто-то опасен, мне следует позвать сюда водителя такси. Он нам поможет.
В это время где-то наверху один за другим прозвучали четыре выстрела. Я услышала, как в темноте застонал Джордж, затем выбежал из комнаты и побежал по центральной лестнице. Я же бросилась в коридор к парадной двери. В это время сверкнула молния, и я увидела в дверях водителя такси. Потом опять стало темно, и из этой темноты кто-то набросился на меня сзади и сбил с ног.
Он переступил через меня, двигаясь с невероятной скоростью и не издавая никакого шума. Потом ктото закричал. Вспыхнула молния, и я увидела, что водитель такси борется с одетой в черное аморфной фигурой. Раздался еще один выстрел, зеркало в холле разлетелось на кусочки, и я потеряла сознание.
Я не слышала, как с лестницы сбежал Джордж Тэлбот, как он звонил в полицию. Не видела, как в библиотеке водитель такси связывал одетую в черное фигуру с черным лицом шнуром от занавески, а потом поднялся с револьвером в руках, нацеленным на эту фигуру.
Однако сирена прибывшей полицейской машины привела меня в чувство. Я сидела на полу в холле, когда через несколько минут на руках снесли вниз Герберта Дина, которому пуля раздробила ногу. Было видно, что ему очень больно, но он улыбнулся мне широкой улыбкой. Лицо его было белым как мел.
Я приехала к тетушке Каролайн только в полночь, а приходила в себя под охраной неизвестного мне полицейского, который, как и я, не понимал, что же произошло. Но я не уехала к тете до тех пор, пока в больнице меня не уверили, что Герберту Дину ничего серьезного не угрожает.
Вероятно, дворецкий тетушки Каролайн был сильно удивлен, когда увидел, открыв дверь, что меня доставил к ним полицейский. Но впустил меня в дом и провел в комнату, где я обычно останавливалась. Шляпа на мне сидела криво, лицо смертельно бледное, на щеке царапина. Падая, я ударилась об угол столика, стоявшего в холле. Мне казалось, что я не смогу уснуть. Но только положила голову на подушку, как погрузилась в небытие и проснулась только в среду днем.
Тетя Каролайн вместе с завтраком на подносе прислала мне утреннюю газету. И первое, что я там увидела, был огромный заголовок: «ТАЙНА УБИЙСТВ В ПОСЕЛКЕ ПОЛУМЕСЯЦ РАСКРЫТА».
Все это происходило в среду тридцать первого августа. Тайна наших убийств была раскрыта, и благодарные жители нашего города, прочитав утренние газеты, занялись своими обычными делами. В передовой статье нашей местной газеты воздавалось должное полиции, и некоторые долгожители нашего города качали головами и глубоко вздыхали.
Полиция, однако, не была довольна своими успехами, то есть была не вполне довольна. Хотя теперь удалось решить эту удивительную проблему, причем решение было довольно удивительным тоже, они все еще не были в курсе всех подробностей. Все еще не был решен, как говорил Герберт, вопрос с Джоном Тэлботом. Что ему было известно? Был он пособником или невинной жертвой? С одной стороны, задержанный преступник упорно молчал, с другой — они не могли заставить Джона Тэлбота выйти из состояния полнейшей и безнадежной апатии.
Герберт считал, что Тэлбот ни в чем не виновен. Он даже привязался к этому безобидному старичку, который многие месяцы под именем Дэниелса находился среди нас, наблюдая за нашей жизнью с некоторым интересом, но сам не принимая в ней никакого участия, а ночью возвращался в свою чистенькую маленькую комнатку, полную книг. Это продолжалось до тех пор, пока бурный поток страстей не вывел его из этого состояния стороннего наблюдателя и не ввергнул в такие ужасные события, что ум его отказался их воспринимать. И он замкнулся, как бы отгородился от жизни ширмой.
Арест был произведен вечером во вторник, но в среду проблема Джона Тэлбота все еще не была решена полицией. Состояние его не изменилось, поэтому во второй половине дня по предложению Герберта Дина, который лежал в соседней палате, был проделан интересный эксперимент.
Он дал положительные результаты и даже продвинул следствие, хотя вначале полиция не соглашалась его проводить. В восемь часов утра Герберт Дин позвонил по телефону доктору Армстронгу и попросил его приехать в больницу. Они долго беседовали. Доктор возражал.
— Все это еще находится в стадии эксперимента, — говорил Армстронг. — И я не совсем в курсе, как это делается. К тому же, не могу точно поставить диагноз.
— Мне наплевать на диагноз. Ведь вы можете достать лекарство и познакомиться с методом его применения, доктор? У нас нет времени на раздумье. Позвоните по междугородному телефону. Слетайте на самолете. Сделайте все, что хотите, но не раздумывайте и не теряйте время.
Наконец доктор Армстронг согласился, и к десяти часам утра в палате Джона Тэлбота был установлен диктофон, в углу поставлена ширма, за которой должен был разместиться полицейский стенограф. За счет налогоплательщиков, как говорила мама, был заказан разговор по телефону с Западным университетом. Вскоре после телефонного разговора прибыл в больницу доктор Армстронг. Он привел с собой профессора-психиатра из местного медицинского колледжа и принес пакет с лекарствами. Попросил лед, полотенца и шприц для внутривенного вливания. Лекарство было разведено в дистиллированной воде и введено в вену все еще находившегося в бессознательном состоянии Джона Тэлбота.
Доктор Армстронг рассказал мне потом, что произошло. Человек в постели тут же расслабился. Мышцы расслабились, дыхание стало более ровным, зрачки глаз расширились, и он вскоре уснул глубоким сном.
Спал он очень долго. Во всяком случае, так показалось собравшимся в палате людям, сгорающим от нетерпения. Это были районный прокурор, комиссар полиции, инспектор Бриггс и мистер Салливан. Герберт Дин, который требовал, чтобы ему дали инвалидную коляску, и получивший отказ, дал взятку санитару, и тот прикатил ее. Герберт появился в дверях, когда инспектор пощипывал губу, а комиссар говорил, что все это чепуха и он собирается уходить. Один из медицинских работников намочил полотенце в холодной воде и положил на лицо пациента. Он проделал это дважды, и Джон Тэлбот пришел в себя. Не полностью, но все же достаточно для того, чтобы ответить на все вопросы, которые ему задавали. Однако мозг его еще не работал так, чтобы он мог увильнуть от ответа или сказать неправду.
