у него регулярно сама – не пускаю туда соцработницу, Виталий против. Сейчас принесу, подожди.
Тетрадка была обычной школьной, страницы плотно исписаны размашистым почерком Карима. На прозрачной обложке четко отпечатались следы скотча. Как раз на углах. Как если бы она была прикреплена полосками к обратной стороне портрета. Да точно там она и была, я в этом не сомневалась ни на миг. Вопрос: когда Таранов (а кто же еще?) ее обнаружил? С чего он вообще полез за раму? Что искал? Хотя понятно, что именно, – диктофон.
– О чем задумалась? – Нина Андреевна смотрела с подозрением. – Или знаешь об этой тетрадочке? И о том, что в ней?
– Впервые вижу. Вы читали?
– Каюсь, открыла, первые страницы прочла. Сказка об арабской принцессе Рании. Или правда Карим для тебя писал? Историю семьи, – голос Нины Андреевны дрогнул.
– Наверное. Рания – его мама, я когда-то просила рассказать о ней. Вы видели портрет? – осторожно спросила я, внимательно глядя на Таранову.
– Тот, что в спальне? Один раз, давно уже.
– Карим говорил, сказка эта с печальным концом. Да?
– Что же веселого – умереть в молодости. Прочтешь сама. Мне-то дочитывать на кой? Ваша история, да и глаза уж не те… Я вот чем озаботилась: откуда эта тетрадь взялась в нашем доме? Карим Виталию отдал? Зачем бы ему? Вот в чем загадка, – быстрый взгляд, которым наградила меня Нина Андреевна, насторожил – мне показалось, ответ на эти вопросы у нее есть, она просто проверяет мою реакцию на сказанное.
«Никакой загадки тут нет. Ваш сын – убийца и вор, вот и вся правда. И тетрадочку попросту спер из квартиры Карима. После того как перерезал ему горло! Он сам или его подручный!» – подумала я со злостью.
– Незачем так переживать, Нина Андреевна. Я уверена, Виталий Алексеевич вернется и все объяснит, – как можно спокойнее произнесла я. И, начисто забыв, о чем мы договаривались с Фирсовым, поторопилась к выходу.
Глава 42
Я поднялась в квартиру Карима, где меня уже ждал Иван. Пока я общалась с матерью Таранова, он незамеченным вошел в подъезд, открыв дверь магнитным ключом со связки Карима, которую полиция изъяла при первом осмотре квартиры.
Подкатывал уже ставший привычным в последние дни приступ, шла я по лестнице, почти теряя силы, а в квартиру и вовсе ввалилась полутрупом: ноги дрожали, обзор закрывала мутная пелена, но сумку, полушубок и тетрадку я держала, крепко прижимая к груди.
– Мать моя, Ася, да ты вся зеленая! – Фирсов не дал мне упасть, подхватывая на руки. – Да брось ты все, потом подниму! Вцепилась в свою драгоценную шубейку…
– Там тетрадка…
– Да хоть сам Коран! – Он осторожно опустил меня на кровать. – Сейчас воды принесу!
Он выбежал из спальни, я же попыталась растереть виски ладонями – иногда помогало.
– Таблетки твои где, в сумке? Ага, нашел… на, запей! – Он сунул чашку мне в одну руку, выдавив капсулу из блистера в протянутую ладонь.
Я уже полулежала на подушках в кровати, расслабившись и несмело улыбаясь. Понимая, что сомнительный комплимент о цвете лица вылетел из Фирсова искренне, попыталась повернуть голову, чтобы посмотреться в зеркало гардероба.
– Тьфу, какая гадость! – вскрикнула я, не поняв сама, к чему относится определение – к раскушенной нечаянно капсуле или к моему отражению.
– Мне очень нравится в женщинах самокритичность, – прозвучало над головой, и тут же рука Фирсова заботливо поправила подушку под моей спиной. – Так удобно? Или примешь строго горизонтальное положение?
– Фирсов, какой же ты хам, – констатировала я, глядя ему в глаза: управившись с подушкой, он присел на край кровати и сейчас тихонько перебирал мои пальцы. Волшебным образом быстро прояснилось в голове, исчезла муть перед взором, молоточки в висках стучали настойчиво и ритмично, но не так громко.
– Не спорю. Но есть у меня и положительное качество. Я однолюб. А если ты родишь парочку Фирсовых, буду стараться сдерживать свои порывы. Все-таки дети должны будут видеть во мне пример для подражания… – Он о чем-то задумался. – А кстати, я консультировался – все твои приступы сразу пройдут, как только…
– Фирсов, я не хочу детей! – с угрозой произнесла я. И вдруг испугалась.
Или хочу? Недавно же сама представляла, как карапуз ползает по нему, усталому Фирсову. Но это так, в воображении, а если вдруг на самом деле? Нет, старая я уже для родов. А вдруг ребеночек не будет здоровым? С такой «старородящей» мамашей! Так, кажется, называют таких, как я?
– Все? Внутренняя борьба закончилась? – Фирсов улыбался. – Ась, я порой фигею – взрослая уже девочка, а ведешь себя… Куда ты денешься? Что толку кричать «не хочу»? Дети у нас будут. И точка.
Спорить сил не было, не было и смысла, он прав. Верное средство – переключиться на другую тему. На данный момент более важную, чем наше с Фирсовым неопределенное будущее, – возвращение экс-генерала Таранова домой. А что, если тот отбыл на малую родину навсегда?
– Вдруг он не вернется, Ваня? Вдруг не просто так рванул из города?
– Не переживай, все под контролем, за ним приглядывают. Он возможный заказчик убийств, но исполнителя мы пока не знаем. Ты лучше скажи, что в тетрадке? Откуда она? Ты держала ее мертвой хваткой, еле отнял.
– Нина Андреевна нашла в комнате сына. Посмотри внимательно, там следы скотча на обложке. И отпечатки Таранова наверняка есть. Почерк Карима, он написал-таки сказку о принцессе Рании…
– Для тебя, горячо любимой. Прочла?
– Нет, конечно. Мне показалось, Нина Андреевна все время пыталась выведать, в какой стадии расследование. В виновность Джамала она не верит. Вот глаз у старухи – один раз его увидела, да и то на смутном видео, а сразу поняла, что он сын Гиржеля.
– Это не так сложно, она же хорошо знала твоего отца в молодости. Ты думаешь, она своего сына подозревает в причастности к убийствам?
– Возможно. И очень трезво оценивает ситуацию. Так что, если я где-то прокололась, она уже предупредила его.
