Но киллер легко оттолкнул его ударом в грудь, Ваня упал задницей на пол, не понимая, что произошло. Незнакомец навел на него пистолет.
– Нет! – вырвалось у меня, но слишком поздно.
Пуля вошла прямо между глаз Лукьянова, лишив жизни мгновенно. Он обмяк, как тряпичная кукла, и сполз по стене вниз.
Я не слышала звука выстрела, потому что от ярости у меня стучала кровь в ушах. От ярости и боли.
Тут где-то издалека стали слышны сирены полицейских машин. Киллер, который выполнял заказы директора и Глухалова, занервничал. И он отвлекся, так что я бросилась на него молнией и ударом правого кулака выбила пистолет из его рук. Пистолет закатился за шкаф.
Киллер взглядом заметался по комнате и принял решение бежать. Он дернул к двери, видимо, намереваясь скрыться у пожарного выхода.
Я не растерялась, тут же пробежалась взглядом по кабинету и увидела большой массивный хрустальный кубок.
Я схватила его, выскочила в коридор и прицельно бросила в киллера.
Кубок звонко разбился об голову убийцы, разлетевшись прозрачными осколками по коридору. Незнакомец упал, как подкошенный, не подавая никаких порывов к бегству.
На этаже начали появляться сотрудники ОМОНа. Они схватили медленно приходящего в себя киллера, один из бойцов подошел ко мне:
– Я все расскажу, – тихо сказала я.
Я чувствовала облегчение. Вера в безопасности.
Но при этом мне было очень больно. Ваня мертв.
Глава 15
Прошло, наверное, около недели. Боль внутри у меня поутихла, и стало легче. На похороны Лукьянова я не пошла. Не смогла просто, не хватило сил.
И вот я сидела на кухне, пила чай с тетей Милой, пытаясь отогнать от себя дурные мысли.
– Ты такая грустная последнее время, – тихо сказала тетя.
– Да, – просто отозвалась я, больше ничего говорить не хотелось.
Пискнул дверной звонок. Очень скромно. Как другим августовским утром, кажется, целую жизнь назад.
– Пойду открою, – сказала я, встала и пошла в прихожую.
На пороге стояла Вера.
– Здравствуйте, Женя.
– Здравствуйте. Проходите.
Мы прошли на кухню, где тетя Мила налила Вере чашку чая.
– Какие новости? – спросила я.
Вера вздохнула, но начала говорить:
– Директор… Этот Евгений Крохтунов. Скрылся от суда за границей, к сожалению, они его так и не смогли найти.
– Во дела! – вырвалось у меня. – Подлый гаденыш!
– Да, – подтвердила Вера.
– И теперь никакой он не директор клуба. А место тренера в «Сапсане» сейчас вакантно, как вы понимаете.
– Понимаю. А с Перьевым что?
– Он сейчас учится в тренерской школе, получил место менеджера клуба. Я с ним говорила. Он признался, что не ожидал такого. Он вообще не понимал особо, что творит, так что рад, что для него все так обошлось. Ну, как обошлось – его выпустили под подписку, под суд все равно пойдет как подельник. Но вроде ходят слухи, что дадут пару лет условно. В спорт он не собирается возвращаться после произошедшего. И больше не пьет.
– Больше не пьет? – я невольно усмехнулась. – Перьев-то?
– Да, – Вера тоже грустно улыбалась мне в ответ.
– А муж ваш что?
– Он на подписке о невыезде, пока в больнице. Все-таки пулевое ранение так быстро не заживает. Ждет суда, который решит его судьбу.
– А вы что?
– А я? – она не поняла. – Я не буду свидетельствовать против него в суде. Наверное, еще люблю… А может быть, уже и нет. Подала на развод и раздел имущества – кое-какая мелочь, приобретенная после брака, ему достанется. Дача, кстати, – все равно я туда не хочу. И пусть живет как знает…
Я хмыкнула.
– Что же, это ваше решение.
– Больше я не хочу даже номинально считаться женой этого человека.
– Вера, вам надо пересмотреть жизненные позиции. Знаете, не так страшно быть одной, как кажется. Не мне читать вам нотации, но вы уже однажды совершили ошибку, выбрав в мужья явно не того человека. Не торопитесь создавать семью снова. Вы молоды, красивы, богаты. У вас есть все шансы жить хорошо и счастливо. Помните, как у Омара Хайяма: «Ты лучше голодай, чем что попало ешь, и лучше будь один, чем вместе с кем попало».
Вера грустно улыбнулась:
– Женя, вы совсем другой человек, совсем другой, вам трудно понять меня.
– Да, может быть, трудно, мне никогда не хотелось создать семью, и от одиночества я никогда не страдаю. Но я знаю, что такое терять, и, поверьте, это тоже больно. Вы извините, что я вас пытаюсь чему-то учить, вы умная и образованная женщина, вы все сами знаете.
– Да что я знаю? – В глазах Веры появились слезы. – Я всю юность была под замком, родители берегли меня от жизни и любви, а когда они наконец-то меня выпустили, оказалось, что я все пропустила. Что все – юность, любовь, увлечения – прошло мимо меня. И мне осталось… Да что там осталось – работа, карьера, и все…
– Ну уж и все, Вера, вы сами себя обделяете, вы сами делаете свою жизнь бедной и убогой. Кто вам мешал дальше жить, радоваться, наслаждаться, путешествовать, в конце-то концов. У вас не было материальных проблем, а значит, не нужно было работать с утра до вечера ради куска хлеба. И вы все равно недовольны.
– Да, недовольна, я ведь мечтала о любви…
– О любви? А есть ли она? Может, ее просто придумали поэты когда-то давно, а наивные люди пытаются построить свою жизнь, ориентируясь на чьи-то фантазии. Любовь – это игрушка для подростков, а взрослея, мы отказываемся от игрушек, разве не так?
– Все так, Женя, все так. И от этого еще тяжелее. Вам меня не понять, вы другой человек.
Вера встала и засобиралась уходить.
На пороге она обернулась ко мне и сказала:
– Спасибо вам, Женя. Что спасли меня.
– Не за что.
