Варя кивнула и улыбнулась, решив, что друзья готовят для Васи приятный сюрприз. Но как только она увидела Васино лицо, улыбка растаяла.
– Бедно живешь, – проскрипел в тишине голос лысого, – жадничаешь.
Вася застыл в проеме. Варя заметила, что его рука легла на кобуру. Петя стоял позади и держал пистолет у его затылка.
– Зачем? – тихо спросил Вася.
– Чтобы знал, стукачок, сколько ты стоишь.
– Пныря, скажи своему быку, пусть уберет пушку. Я так не могу разговаривать.
– А почему ты думаешь, что мы пришли разговаривать? усмехнулся лысый, которого, оказывается, звали Пныря.
– Потому, что до сих пор нам это удавалось. Правда, через посредников, – произнес Вася каким-то высоким, чужим голосом.
– Слышь, мусор, ну-ка быстренько пушку свою на стол, – обратился к нему Петя, легонько стукнув дулом в затылок.
Вася расстегнул кобуру, достал пистолет, положил его перед лысым Пнырей.
– На пол, – скомандовал Петя.
– Как это?
– Ну, стульев-то нет, – объяснил Пныря и взял в руки пистолет, задумчиво поглядел на него, сунул в карман пиджака, – так что придется тебе, хозяин, посидеть на полу. Вот тут, в уголку, и присаживайся.
Казалось, о Варе вообще забыли. Вася даже не удостоил ее взглядом. Она замерла и почти не дышала. Только сердце грохотало, как колокол при пожаре.
Вася покорно опустился на корточки в углу, у мойки.
– Вот, хорошо, – кивнул Пныря, – так и сиди. И ты, Петюня, сядь, не маячь..
Петя опустился на табуретку, закурил.
– Можно мне? – хрипло спросил Вася.
– Угощайся, – Пныря кинул ему пачку и зажигалку, – своих нету, что ли? Жадный ты, Васька. Никогда не думал, что из тебя такой жмот вырастет. Смотри, какую лапушку себе завел, какую красавицу, а кормишь плохо, одеваешь еще хуже, из дома небось не выпускаешь, боишься, уведет кто-нибудь. Правильно боишься. Вок какие у нее глазищи, с ума сойти можно, – он повернулся к Варе и улыбнулся ей, ласково подмигнул, – ничего, девочка, дядя Пныря тебя в обиду не даст.
Варя почувствовала, как под старенькой фланелевой ковбойкой, между лопаток, щекотно течет струйка ледяного пота. Глаза-дыры разглядывали ее, ощупывали в полнейшей тишине. Вася сидел в углу на корточках и смотрел в пол.
– Ладно, девочка, ты пока выйди, – произнес наконец Пныря.
Соскользнув с подоконника, Варя убежала в комнату, тихонько прикрыла за собой дверь, забилась под одеяло с головой и заплакала. Она ничего не понимала, но чувствовала, что произошло нечто ужасное.
Впрочем, успокоилась она довольно быстро. Из кухни слышались приглушенные голоса, стены в новостройке были тонкие. До нее дошло, что лучше все-таки послушать и попытаться понять, в чем дело чем истерически рыдать в подушку.
– Спешить не надо, – донесся до нее голос Пныри, – время работает на меня. Пусть он живет и богатеет, собирает свою коллекцию, бережет ее и прячет от посторонних глаз. Ни одного волоска не должно упасть с его головы. Ты просто будешь наблюдать и , сообщать, как у него дела. Держать руку на пульсе. Самое лучшее, если устроишься к нему в охрану. Но это тоже не завтра. Мне надо, чтобы мой человек стал для него близким и заслужил его полное доверие.
– Но есть ведь у него охрана, и как же я, прямо с улицы? Нужны рекомендации… – возразил Вася все тем же чужим высоким голосом.
– Не обязательно сразу ты. Твоя Варя ведь неглупая девочка, и чистенькая, свеженькая, не какая-нибудь чмара корыстная, а настоящий розанчик. Сколько ей?
– Семнадцать.
– Вот. Самый сладкий возраст. Скажу тебе по секрету, перед такой лапушкой ни один нормальный мужик не устоит. А уж которому за пятьдесят, да при котором жена, толстая дура, сразу растечется киселем. Это я тебе гарантирую. А потом, когда все у них сладится, она тебя и порекомендует.
– А если она не согласится? – испуганно спросил Вася.
– Вот это уже твой проблемы. Ничего, как-нибудь уговоришь.
Вскоре гости собрались уходить, затопали в прихожей. Хлопнула дверь. Варя кинулась к матрасу, забилась под одеяло и услышала, как тихо, на цыпочках, подошел к ней Вася.
– Спишь? – спросил он, присаживаясь рядом и обнимая ее за плечи. ;
Она развернулась к нему лицом. Глаза его смотрели, как обычно, спокойно и внимательно.
– Варюша, тут такое дело, – начал он, – эти двое, которые приходили, они бандиты.
– Я поняла.
– Пныря – вор в законе. Когда мне было тринадцать, он подцепил меня на крючок. Так вышло. Я был сопливым пацаном. Теперь я от него завишу.
– Но ты ведь не бандит. Ты милиционер.
– Ладно, – поморщился Вася, – ты дурочкой-то не прикидывайся. На каждого милиционера есть свой бандит, и не один. Одно с другим связано так, что не разделишь. И суть не в этом. А в том, что сейчас они меня могут убить или сделать так, что меня посадят надолго. Не знаю, что хуже.
– Если убьют, хуже. Из тюрьмы возвращаются.
– Другие – да. Я вряд ли вернусь. Именно потому, что милиционер. В общем Варюша, все зависит от тебя. Понимаешь! Моя жизнь зависит от тебя, – он обнял ее еще крепче, прижал ее голову к груди и продолжал говорить хриплым шепотом, поглаживая по волосам, – нам с тобой надо будет на время расстаться. Ты познакомишься с одним человеком. Ты ведь хотела стать актрисой? Вот, ты как будто сыграешь роль, но не в кино, а в жизни.
– Какую роль?
– Ну, ты что, не понимаешь ? – Он резко отстранил ее и посмотрел в глаза. – Ты станешь его любовницей, надолго и всерьез.
– Он бандит?
– Нет. Он нормальный человек, очень богатый, образованный.
– Сколько ему лет?
– Много. Пятьдесят три.
– Да он старик!
– Ну что ты, – Вася опять стал гладить ее по голове, – для мужчины это отличный возраст. Он спортом занимается, каждое утро пробегает пять километров, живет за городом, на свежем воздухе, в собственном доме.
– Женат?
– Да. Но жена старая, толстая, он ее не любит.
– А дети?
– Уже взрослые.
– Ты сам его видел?
– Нет. Только фотографии.
– Тебе эти бандиты дали?
– Да. Хочешь посмотреть?
– Нет, Вася. Не хочу.
– Почему?
– Потому, что я не собираюсь становиться любовницей старого чиновника. Пойди на улицу, возьми проститутку, заплати ей, и пусть она спит с этим чиновником. А я не могу, – голос ее дрожал, она высвободилась из его рук, отвернулась к стене, накрылась с головой одеялом и заплакала.
Он вышел из комнаты, шарахнув дверью. Она слышала, как он ходит по кухне, из угла в угол. До нее доносился запах табачного дыма. Прошло минут пятнадцать. Он вернулся в комнату, рывком сдернул одеяло, навалился на нее всем телом, стал целовать ей лицо, шею, ухо, повторяя с тяжелым придыханием:
– Варенька, девочка моя, помоги мне, я тебя люблю, я спас тебе жизнь, теперь ты меня спаси, ведь они уничтожат не только меня, но и тебя, и маму твою. Пойми, Варюша, нет у нас тобой выбора. Пныря не терпит возражений. Это он так решил, не я. Я бы ни за что, ни за что на свете…
Через пару дней они поехали на его «жигуленке» по шикарным, магазинам.
Варя была поражена, она не могла представить, как много у него денег. Он покупал ей одежду, косметику, сам долго и серьезно выбирал для нее духи.
– Вася, почему, когда я была с тобой, ты этого не делал? – тихо спросила она, когда они вернулись домой и выложили на матрац гору красивых фирменных пакетов.
– Потому, что я люблю тебя любую, мне все равно, как ты одета, – он нежно поцеловал ее в шею. Он вообще был удивительно нежен и внимателен, его как будто подменили.
Через неделю он отвез ее в подмосковный дом отдыха. Ей предстояло жить там целый месяц в отдельном номере и каждое утро, с семи до девяти, совершать оздоровительную пробежку по определенному маршруту.
– Что же дальше, Вася? Ну, познакомлюсь я с ним. И что? – спросила она, когда они выехали за кольцевую дорогу.
– Ты сначала познакомься, постарайся понравиться. На сегодня главная твоя задача – стать для него близким человеком и заслужить доверие.
В кардиологическом отделении бывшего закрытого военного госпиталя сутки стоили пятьдесят долларов, это без лечения, без процедур и медикаментов. Елена Петровна Бутейко оплатила лечение и пребывание там своего мужа вперед, на десять дней. Общая сумма, внесенная в кассу, составляла тысячу двести пятьдесят условных единиц.
Оперативник УВД капитан Косицкий добыл эти сведения с большим трудом. Сначала он решил пойти официальным путем, но вовремя остановился, огляделся, купил коробку конфет «Моцарт», три белые розы, заявился в бухгалтерию госпиталя, улыбнулся, сказал несколько приятных слов немолодой холеной кассирше и получил исчерпывающую информацию, мысленно благославляя дикую смесь коммерции, бюрократии и постсоветского пофигизма.
Лечащий врач по фамилии Перемышлев встретил его довольно хмуро, пригла – сил в ординаторскую для предварительного разговора.