— Рассказывай, — набросилась на меня Марина, — что ты теперь натворил и откуда эти книги.
«„Натворил“ — знакомое словечко, — отметил я. — Опять, наверное, с мамой общалась».
Я чмокнул ее в щеку и повернулся к другу.
— Эвон, что я принес, — заблажил я, доставая из кармана раритеты.
— Ага, — обрадовался Слава и сообразил: — Значит, ты нашел свиток?
— Свиток — это что, — продолжал я тоном юродивого, да и стоять согнувшись было несравненно приятнее — организм сам находил наименее болезненную позу, — свиток — это семечки. Ты гравюры смотрел?
— Классные картинки, — подтвердил Слава, — А ты? — глянул я на Маринку.
— Что это ты какой-то странный опять, — поспешила она увести разговор от изначальной темы, догадавшись, видимо, куда я клоню. — Что ты скособочился?
— Жизнь тяжела, детка, — ответил я, цыкнув зубом, — но, к счастью, коротка. Помоги-ка мне раздеться — сама увидишь.
Мы прошли в комнату и я обнажил торс. Марина охнула. Я подошел к зеркалу и осмотрелся. Плечо, да и весь левый бок представляли собой один большой неравномерно окрашенный синяк. Неудивительно, что все так болит.
— Где тебя разукрасили? — поинтересовался Слава.
— Ты лучше спроси, кто меня разукрасил, — вспомнил я жуткую вывеску сатаниста, пустую щель вместо левого глаза и кривой желтый клык. — С ума сойти можно, что со мной приключилось.
— Илья, тебе, наверное, компресс надо сделать, — встряла Маринка, но я остановил ее суету.
— Не надо ничего, само пройдет.
— Дай, я хоть посмотрю.
— Смотри, — повернулся я к ней и продолжил: — А знаешь, что у меня в машине лежит?
— Ну? — заинтересовался Слава.
— Меч.
— Ну, ты даешь стране угля, — констатировал кореш. — Попинали тебя конкретно… но мало.
— Это как сказать, — хмыкнул я. — Кто меня тронет, тот дня не проживет.
— Замочил кого? — догадался друг.
— Точно, — утвердительно кивнул я и поморщился — пальцы у Маринки были как лед, — гарный был хлопец.
— Тебе только волю дай, — заметил Слава. — Ковыряльником небось загумозил.
— А ты как догадался? — Я попытался всплеснуть руками, но спину кольнуло так, что перехватило дыхание. — Зарубил болезного — меч по рукоятку в крови.
Марина слушала, открыв рот, даже синяками бросила заниматься.
— Ну, как там, — спросил я, — ребро не сломано?
— Не знаю, — неуверенно пробормотала она. — Давай, в «травму» съездим.
— Нет уж, — отрезал я, — к черту эти травмпункты, там в очереди три часа стоять надо, а потом участковый будет месяц ходить. Сами как-нибудь справимся.
— Давай, я посмотрю. — Не дожидаясь ответа, Слава стиснул поврежденный бок своими граблями.
Я заорал.
— Потише, потише, — заверещала Маринка то ли мне, то ли Славе.
— Все в норме, — заявил он, — переломов нет.
— Ну, у тебя и методы, дружок? — высказался я, чуть отдышавшись.
— Методы как методы, — пожал плечами Слава. — Уж переломы я определю. Кой-какая практика есть.
«Нет, — решил я. — Может быть, он и дурак, но не мерзавец — это точно». Подозрения по поводу гравюр у меня окончательно исчезли.
— Ильюша, давай, я тебе наложу компресс, — пролепетала Марина, которой было невыносимо на все это смотреть.
— Брось ты, — отмахнулся за меня Слава. — Само заживет.
— Как на собаке, — поддакнул я и, покосившись на Маринку, не без злорадства добавил: — А знаешь, Слава, Истребителя тоже грохнули.
— Да ну?! — воскликнул он. — Ты без дела не сидишь.
— Ты думаешь, — деланно возмутился я, — что это я его грохнул?
— Кто тебя знает, — подыграл Слава, видя, что Марина находится в предшоковом состоянии. — Ты ж у нас удержу не знаешь, то на куски кого-нибудь порубишь, то еще что похуже. Под горячую руку тебе лучше не попадаться. И ты это учти! — наставительно заметил он побледневшей Маринке.
Она поспешно вышла, а мы пожали друг другу руки.
— По правде, хреновый был денек, — сообщил я, когда мы остались вдвоем. — Наткнулись на книгохранилище сатанистов, без драки не обошлось. Рыцарю голову в лепешку раздавили, а я сторожа мечом заколол, руку ему отрубил, блин, теперь по ночам сниться будет. Хорошо, что Шура меч везде с собой таскал, а то бы каюк — положили бы рядышком. Я ведь без ничего был, вообще без оружия — голый как бубен, а сатанист был неплохой боец, я мечом-то еле сладил. Видал, как он меня отделал?
Слава сочувственно покивал.
— Железо с собой носи, — посоветовал он.
— Как знать, — помялся я. — Срок в кармане таскать тоже удовольствие ниже среднего.
— Ну, я таскаю, и ничего, — хлопнул кореш по куртке, левая сторона которой заметно отвисала.
— Может, ты и прав, — вздохнул я.
В конечном счете, Слава всегда оказывался прав, какими бы глупыми на первый взгляд ни казались его поступки. Различие между нами заключалось в степени знания жизни. Корефан накушался ею вдоволь и уже не раздумывал, как именно и что ему следует делать, а поступал согласно пресловутому «соображению». И поступал правильно.
— Мужчины, вы есть будете? — возникла в дверях Маринка.
— Я, наверное, пойду, — деликатно отказался Слава.
— Как хочешь, — разочарованно протянула Марина.
— Ты завтра заскакивай, — я вышел проводить друга, — будем клады копать. Поэкспериментируем с памятью и другими электрохимическими проявлениями жизнедеятельности мозга, без тебя я эти штуки надевать не стану, имей это в виду!
— Лады, — кивнул Слава. — Завтра утром заеду.
Закрыв за ним дверь, я пошел на кухню, где меня поджидала тарелка с пловом. Марина любила готовить плов, а я любил его есть.
— Скажи, а ты правда кого-то убил или вы так шутили? — вдруг спросила она.
— Конечно же, убил, — ответил я, памятуя правило: хочешь, чтобы не поверили, скажи правду.
— Я так и подумала, — с облегчением вздохнула Марина. — Когда ты о мече заговорил, я сразу тебя раскусила.
— Как тебе библиотека? — сменил я тему.
— Здоровская. — Искренний восторг жены мог бы меня порадовать, не будь это словечко из обихода моего корефана. А может, зря я волнуюсь, мало ли схожих выражений в нашей бытовой речи? Словарный запас, если здраво рассудить, на самом деле невелик. Только вот раньше я почему-то от Маринки такого восклицания не слышал. Почему?
— А что это Слава вдруг здесь оказался? — с самым невинным видом спросил я.
— Я ему позвонила, — объяснила Марина. К моему неудовольствию, она осталась абсолютно спокойной. Хотя чего я мог ждать — испуга? Представляешь, прихожу из магазина, а тут откуда ни возьмись — эта гора книг. А мне и невдомек, что ты приезжал. Я только потом сообразила. Сперва стала Славику звонить, не знает ли он чего, а он сказал, что сейчас приедет.
«Славику!» Я отодвинул тарелку и встал.
— Ты куда?
— Сейчас приду.
Я накинул куртку и, не дождавшись лифта, побежал по лестнице вниз. Открыл «Ниву», достал из багажника перепачканную кровью ветровку, выволок из-за сиденья меч и поторопился вернуться.
Ревность — плохой советчик в поступках, но на нервах я и сам играть мастак!
Закрыв ногой дверь, я протянул Маринке разорванную куртку, покрытую бурыми пятнами.
— Возьми, — сказал я.
У Марины округлились глаза. Поблескивающий клинок стал доказательством того, что все ужасы перестали быть шуткой.
— Возьми, — вкрадчиво попросил я, — постирай.
Я знал, что Маринка боится крови, а уж прикоснуться к измазанной одежде ее и клещами не заставишь. «А вот моего мужа ни за что стирать не заставишь. — Доцент бы заставил!» И я заставлю. Нечего, дорогая, считать, что ты в стороне, пора привыкать к изнанке моего бизнеса. До этой минуты (не знаю, как Ксения, а моя благоверная уж точно) Маринка не ведала, какими путями мы изыскиваем средства к существованию, но «все имеет свой конец, свое начало», в том числе и спасительное незнание.
— Бери. — Я бросил куртку, и Марине ничего не оставалось, как ее поймать. Она брезгливо отпрянула, но не выпустила ее из рук — побоялась. — В ванне замочи.
Я поставил меч в угол и под плеск набирающейся воды прикончил ужин. Марина бесшумно возникла за моей спиной и молча стояла, а когда я доел, заботливо взяла тарелку и поставила в раковину.
Налила чаю и снова встала за спиной.
— Ты убийца?
Меня аж передернуло. Какой подразумевается ответ: долгие бессвязные оправдания? Однако «Кресты» вышибли остатки комсомольской ханжеской благоглупости, что существенно облегчило дальнейшую жизнь, ибо позволяло смотреть правде в глаза и адекватно относиться к окружающим, а главное, к самому себе. Я ответил коротко и четко: — Да, я убийца.
Марина явно ждала чего-то иного, потому что настойчиво принялась убеждать себя, что я продолжаю шутить, но это так и не получилось.
