– Это вы меня преступником назвали? Ну-ну… – Хозяин школы телохранителей чувствовал себя еще и хозяином положения. Журналистские намеки его нисколько не тревожили. Ответить по существу он не посчитал нужным. – А вот вас я не знаю… У вас и документов с собой никаких не было. Только пистолет… Так кто вы?
Георгий молчал. Вместо него опять вступил в разговор Саша:
– А вы нас обыскивали… Очень прогрессивно… – Маневич тоже решил быть предельно ироничным.
Андрей Викторович и головы не повернул, он ждал ответа Георгия. Тот медлил.
– Так кто вы?
Георгий не торопясь обернулся, посмотрел на товарищей по несчастью. Лизавету поразили его глаза, чуть прищуренные, усталые и – говорящие. Он хотел им что-то сказать, просил помочь и рассчитывал на помощь. Только непонятно какую. Лизавета инстинктивно кивнула. Тогда Фельдмаршал вздохнул и ответил:
– Меня зовут Георгий…
– Мы и так знаем, как вас зовут… – раздраженно бросил Андрей Викторович. – Я не об этом спрашиваю.
– А о чем?
– На кого вы работаете?
– Я из службы безопасности телевидения. Ребята попали в трудную ситуацию и попросили меня помочь…
Хозяин школы не засмеялся, а загоготал. Что вовсе не вязалось с его чванливыми манерами. Он ржал долго и искренне, будто конь, долгое время возивший Лафонтена и привыкший к изысканным шуткам. Отсмеявшись, Андрей Викторович строго сказал:
– Служба безопасности, говоришь? Хорошо придумано. Только зря стараешься. Я повторяю вопрос, хоть и не люблю повторять, – на кого ты работаешь? Конкретно?
– Что? Не расслышал. – Георгий сделал два шага назад и теперь стоял рядом с журналистами.
– Я сказал, не люблю повторять!
– А я не люблю отвечать дважды!
– Слушай, мы же поняли друг друга… – Андрей Викторович укоризненно поцокал языком.
– Но он действительно из нашей службы безопасности, – решилась вступиться за Георгия Лизавета. Ведь он просил поддержать его. – Ее организовали не так давно…
Лизавета вспомнила, как месяца два назад Ярослав привел в редакцию пухлощекого и пухлогубого юношу. Начальник тогда произнес краткую и энергичную речь относительно опасностей, подстерегающих журналиста. Насчет того, что они призваны бороться с преступностью, злоупотреблениями, коррупцией внешней и внутренней и что в трудных случаях они теперь могут обращаться в службу безопасности, которую и представляет это похожее на гуттаперчевого пупса существо. Лана Верейская немедленно попросила уточнить, что считается внутренней коррупцией и о чем именно телевизионные редакторы и ведущие должны доносить новому сотруднику. Ярослав столь же энергично принялся опровергать и поправлять. Он заверил всех, что ни о каких доносах и речи быть не может, а помощь, если потребуется, будет оказана. Больше пухлый молодой человек в редакции не появлялся. И никаких вестей о нем не было. Но именно тот эпизод помог Лизавете нарисовать жизненную картинку работы Георгия на студии.
– …У нас, знаете, в последнее время участились случаи различных происшествий: иногда журналистам угрожают бывшие и будущие герои репортажей, иногда эти герои идут и на откровенно противоправные действия, – Лизавета почти дословно цитировала речь Ярослава. – Вот и создали соответствующую службу. А мы в нее обратились, когда поняли, что ваше дело пахнет керосином, – это когда отравили Савву и в редакции устроили погром. Георгий посоветовал нам все подробно написать… ну, насчет ваших дел… а кассету скопировать. – Лизавета краем глаза заметила, что Георгий собирается ее перебить, и зачастила: – Только после этого мы пошли к вам… И напоролись на такую встречу…
– Вы хорошо держитесь, – одобрительно кивнул Андрей Викторович и опять задал вопрос Георгию: – Я ничего не услышу по существу? Кроме легенд и мифов ваших телевизионных спутников? Девушка, да и молодой человек держатся отлично, но нельзя же этим пользоваться!
Георгий сжал губы в ниточку.
«Они что, сговорились хвалить нас и не обращать внимания на наши слова?» – подумала Лизавета.
– Я не понимаю…
– И не надо. Я все понял, и этого достаточно. – Высокий и высокомерный хозяин школы телохранителей повернулся на каблуках и направился к двери. На пороге он притормозил и обернулся. – Вы тоже все поняли. Чем скорее я услышу ответ на свой вопрос, тем проще нам всем будет жить! – После этого зловещего и двусмысленного заявления Андрей Викторович вышел, грохнув дверью. Кто-то невидимый немедленно щелкнул засовом. Послышался стук удаляющихся шагов. Значит, директор школы телохранителей приходил не один, а с клевретами – возможно, с теми, кого Лизавета и Савва видели в прошлый раз. Те ребята умели держаться незаметно.
Ошарашенные журналисты замерли в углу. Георгий, ничуть не удивившийся столь стремительному завершению беседы, хотел было вернуться на прежнее место, к дверям, но Саша Маневич ухватил его за рукав.
– Хотел бы я знать, о чем вы говорили?
– Худо дело, недооценил я их. – Георгий слегка потянул руку и освободился. – Микрофон здесь стоит, а я его не нашел.
– Значит, не салажата? – уточнила Лизавета.
– Они-то? Да нет, скорее волчата. Но волчата могут покусать льва.
– Видно, и впрямь дела наши печальные, раз ты заговорил цитатами из «Витязя в тигровой шкуре», – как бы невзначай проронила Лизавета.
Георгий ответил почти невпопад:
– Не знаю, что там говорил витязь, а мы здесь болтали совершенно напрасно. Я должен был предугадать, что они пихнут куда-нибудь прослушку, микрофончик. Теперь, конечно, торговаться с кассетами не получится. Они знают, что копии есть. Но они знают и то, что о существовании копий знают только три человека, а я рассчитывал вызволить хотя бы одного из нас, играя на копиях. Они, естественно, подвесили бы этому человеку хвост, но это не беда, не беда. А теперь… – Георгий явно погрузился в какие-то расчеты. И сообщать, что и зачем он подсчитывает, не собирался. Подошел к одной стенке, ударил кулаком. Так, постукивая в разных местах, на разной высоте, обошел комнату по периметру. Ответом был одинаково глухой отзвук. Георгий помедлил, размышляя. Потом согнулся в три погибели и еще раз прошелся вдоль стен, внимательно осматривая плинтусы и бормоча:
– Чисто… чисто… чисто…
– Новый «Миф Универсал» сохраняет капитал, – не удержался Саша Маневич.
Он, так же, как и Лизавета, молча наблюдал за передвижениями Георгия, а тут не выдержал и ввернул рекламную формулу. Изъясняться с помощью рекламных лозунгов давно стало общероссийской привычкой. Дурной, как семечки.
Георгий, скорее всего, об этой привычке не подозревал или никогда не смотрел телевизор и не подозревал о существовании волшебного порошка, которым можно стирать белье, мыть стены, посуду и пол. А может, он не слушал, что происходит вокруг. Он поднял очи горе и теперь медленно и внимательно осматривал стены под потолком.
Лизавета устала. Устала от того, что на нее и на ее слова не обращают внимания. Устала быть грязной и рваной. Ей хотелось присесть. Ей хотелось пить. Ей хотелось выбраться из закрытого наглухо помещения – обычной, ничем не примечательной комнаты с выцветшими обоями и паркетным полом, которая тем не менее выглядела очень зловеще. Надо же, как они умудрились превратить в герметичную колбу рядовую комнату в коммуналке! Ни единой щелочки. Только дверца с задвижкой на печке. Но и она наверняка не ведет никуда – когда печи сносили, дымоходы замуровывали очень тщательно.
– Печка, она здесь…
Георгий, безучастный ко всему происходящему, вдруг в один прыжок оказался возле Лизаветы и зажал ей рот шершавой ладонью.
– Правильно, девочка, ты умница. Я давно понял, что ты умница, просто невероятная. Только молчи. – Жаркий шепот почти обжег ей ухо.
Лизавета замерла, ошарашенная явно неадекватным поведением Фельдмаршала. То мирно рассуждает о помощи и профессионализме, то мечется по комнате, как голодный тигр. А теперь вот пытается ее задушить. Она побарахталась, пробуя вырваться, поняла, что стальные тиски не разжать, и сдалась. Лучше играть по его правилам. Ответила тоже шепотом:
– Ладно, я буду молчать, только отпусти!
Георгий слегка ослабил хватку, понял, что вопить никто не будет, и вовсе отпустил Лизавету.
В этот момент очухался Саша Маневич.
– Черт побери! Хотел бы я знать, что происходит!
Георгий тут же повернулся к Саше и приложил палец к губам, призывая к молчанию.
– Но я не понимаю…
– Объясню чуть позже. – Георгий дотронулся до своего языка и показал непослушному корреспонденту кулак. Все выглядело очень красноречиво – поколочу или убью, если будешь болтать. Потом двинулся к печке, приговаривая: – Да, в странную мы попали, ребята, ситуацию. Никакой мебели, кроме печки, и наши шансы выбраться близки к нулю. Конечно, с кассетой вы лажанулись, но и я тоже хорош. Ты знаешь этого парня, который приходил? Как, говоришь, его зовут?
