– А кто она такая?
– Ее зовут Джин Тэннер.
В первый раз за время допроса Мерриуэзер засмеялся, хотя и невесело.
– Ах да, вы хотели ее схватить на той неделе в «Семи колоколах», верно? Но я бы не очень на это полагался. Да, они какое-то время встречались – старина Нил любит иметь несколько подружек сразу, – но давно.
– Когда именно?
Он пожал плечами:
– Не знаю, может, четыре-пять месяцев назад. Но она настоящая извращенка. Когда она работала в «Райских девушках», даже посетители старались держаться от нее подальше. Она красотка и кажется нормальной после первой встречи, однако… не знаю, это трудно описать… в ней есть что-то не совсем хорошее, понимаете? Я знаю, старина Нил радовался, когда от нее избавился. По-моему, она была единственной девчонкой, которую он по-настоящему боялся, хотя никогда бы в этом не признался.
– А что произошло с Крейгом Макбрайдом? – задал вопрос я.
– С Крейгом? Говорят, он умер от сверхдозы. Хотя я не видел, чтобы он когда-нибудь кололся. Всегда считал, что он предпочитал героин. Он ведь, кажется, умер у нее дома?
– Верно.
– Ну, тогда не удивлюсь, если это она помогла ему откинуть коньки.
– С чего бы это?
– Не знаю, может, он ее как-то разозлил. От нее всегда можно было ожидать чего-нибудь в этом роде, понимаете? Эта девка – коварная стерва.
– И несложно сложить два и два, верно, Джек? – сказал Нокс.
– Вроде того.
Мы сидели молча, пока Мерриуэзер докуривал последнюю сигарету.
– Так вы думаете, она могла убить и Мэттьюза? – наконец спросил Нокс.
Мерриуэзер снова пожал плечами:
– Черт его знает. Это уж придется вам самим докапываться, она или не она, верно?
Понедельник,
через восемь дней
Но мы так и не выяснили, кто отравил Шона Мэттьюза.
Прошло пять дней, и после ожесточенных споров наша группа пришла к единодушному заключению, что по неизвестной причине это сделала Джин Тэннер. Данная версия, хотя мы ничем не могли ее обосновать, предполагала какие-то отношения между Тэннер и Мэттьюзом, закончившиеся жестокой враждой. Эта щедрая на определенного рода услуги девица встречалась и с Крейгом Макбрайдом и заставила его достать ей яд, чтобы избавиться от своего прежнего любовника. Мы считали Макбрайда единственным человеком, имевшим возможность приобрести яд еще во время службы в Боснии. К тому же он наивно предполагал, что не попадет под подозрение, поскольку все будет сделано так, будто Мэттьюз умер в результате несчастного случая. Наверняка так же думала и Джин, подмешивая смертельную дозу яда в еду своего прежнего дружка, который ничего подобного от нее не ожидал.
Когда через несколько дней мы появились в доме у Макбрайда, он испугался, решив, будто мы слишком близко подошли к раскрытию дела Мэттьюза. Он поехал посоветоваться с Джин, между ними возникла ссора, и она подумала, что больше на него полагаться нельзя. Может, он предложил ей явиться с повинной в полицию или что-то вроде этого.
Джин действовала решительно. Каким-то образом у нее оказался дома героин, и она ухитрилась ввести Макбрайду огромную дозу, а поскольку сама не могла вытащить труп из квартиры, она сбежала, чтобы обдумать, как ей действовать дальше. Потом, когда вернулась, заявила, что Макбрайд ошибся в дозировке. В таком случае инспектор Берли вовсе не являлся коррумпированным копом, как сначала я подумал, и не столько пытался защитить ее в угоду Нилу, сколько просто ленился произвести тщательное дознание, так что его нежелание сотрудничать с нами было скорее естественным, чем нарочитым. Ну, с ним мне все ясно. Надеюсь, когда-нибудь руководство заметит его небрежное отношение к работе и соответственно его накажет.
Мы с Беррином вызвали для допроса Джин Тэннер и задержали ее на двадцать четыре часа, на протяжении которых непрерывно ее допрашивали. Может, она и извращенка (хотя должен сказать, она показалась мне нормальной), но уж точно не дура, и, понимая, что у полиции на нее нет ничего, кроме теоретических предположений, она все отрицала. Она утверждала, будто не знала, кто убил Шона, и надеялась, что со временем убийца будет пойман, а насчет Крейга Макбрайда… его смерть произошла в результате трагической случайности, которая доказала ей, как опасно экспериментировать с наркотиками. Когда я упомянул о болезненной боязни уколов Макбрайда, у нее невольно открылся рот, глаза испуганно расширились, и она только промолвила: «Правда? Странно». В конце концов нам пришлось ее отпустить. Беррин страшно разозлился, больше всего его бесило, что женщина, за две недели убившая двух человек, спокойно расхаживает по городу.
– Вот что я тебе скажу, – обратился я к нему. – Иной раз преступление раскрывается сразу, в другой – на это требуется какое-то время, но можешь мне поверить, оно никогда не остается безнаказанным. Каждый преступник когда-нибудь да попадается в руки полиции. Если Джин Тэннер шизофреничка и действительно прикончила этих двоих, значит, она уже не сможет остановиться и обязательно снова решится на убийство. А пока пообещай мне, что не будешь за ней следить.
– Но вы думаете, это она их убила? – спросил Беррин.
– Одно дело – думать, а другое – доказать. Если я не могу этого доказать, то предпочитаю ничего не утверждать. Но считаю это вероятным.
Было солнечное утро в начале сентября, и я направлялся по Кливленд-стрит к больнице Миддлсекс, когда мне позвонили по мобильному. Это был Малик.
– Как поживаете, Джон? – Он говорил веселым голосом, что меня не удивило. Объект его полуторагодовалого преследования, Хольцы и их ближайшее окружение, наконец-то были разоблачены. И смею думать, отчасти благодаря моей настойчивости.
– Нормально, Азиф. А вы?
– Отлично, Джон, вообще-то я звоню поблагодарить вас за вашу работу и сообщить, что сегодня утром мы арестовали Вэймена и шестерых его сообщников, предъявив им целую кучу обвинений. А Мерриуэзер продолжает петь, как та канарейка из пословицы.
– Я рад, что он оказался полезным свидетелем. Только, признаться, мне досадно, что его станут охранять.
– Ну полную безопасность ему никто не собирается гарантировать. Ему самому готовятся предъявить пару обвинений, поэтому он достаточно насидится за решеткой.
– Но не столько времени, сколько заслуживает.
– Джон, вы же понимаете, как это бывает. Когда имеешь дело с такой опасной бандой, иной раз приходится пренебречь своими принципами. Но как бы там ни было, всю оставшуюся жизнь он проведет под наблюдением. Мне не хотелось бы оказаться на его месте.
– А вы нашли тела убитых? Фрэнкса и всех остальных?
– Мы продолжаем искать ту ферму по разведению червей, но я не очень надеюсь на успех. Всю плоть, наверное, уже давно сожрали черви, а кости сожгли и развеяли по ветру. Похоже, они проделали такое со многими людьми.
– Не сомневаюсь. А что насчет ножа, которым зарезали Роберта Джонса? Мерриуэзер сказал, что в ту ночь, когда убили Роя Фаулера, там был и Джо Риггс, успевший забрать из кейса Фаулера нож и пленку с записью. Потом он якобы спрятал эти доказательства в тяжелый ящик и утопил их в Темзе.
– Пока ничего не нашли, но мы продолжаем поиски.
– Думаю, единственное, о чем я жалею, это что нам не удалось призвать к ответу за убийство ни Фрэнкса, ни Мэттьюза.
– Но с другой стороны, это даже лучше для нас, разве не так? Ведь у нас против них недостаточно доказательств. Они легко могли вывернуться, и тогда родители мальчика очень разочаровались бы в суде. А так они знают, что убийцы их сына дорого за это заплатили.
В этом я не мог с ним полностью согласиться. Ведь мы располагали показаниями одного Мерриуэзера. Может, он тоже был замешан в этом убийстве и, испугавшись, что полиция напала на след, решил отвести от себя подозрения и поэтому-то и заговорил.
Малик спросил, сообщил ли я обо всем родителям мальчика.
– Да, как только нашел время. Они поняли, что за это убийство никто в тюрьму не сядет, но, как вы говорите, может, оно и к лучшему.
– Я хочу как-нибудь пригласить вас на ленч, – сказал Малик. – Вот только разберусь немного. Я вам позвоню, хорошо?
– Конечно, – согласился я, не припоминая, что бы мне приходилось пробовать роскошный ленч в его подразделении. – С удовольствием.
Мы распрощались, и я вошел в больницу.
Я сидел в кровати в больничной палате и ломал голову, как отсюда смотаться. Положение мое было паршивым. Два вооруженных полицейских сутки напролет охраняли меня, словно какую-то важную персону. Точнее, очень важного заключенного. В одном я был уверен: я не стану прорываться с боем. Я был сильно истощен, у меня имелось небольшое заражение крови, а правая рука из-за раны плеча очень плохо двигалась. Мне оставалось только смириться и надеяться на лучшее. Свой «глок» я бросил в мусорный контейнер, возвращаясь в квартиру Элейн в тот последний роковой день, когда эта сука предстала передо мной в своем истинном обличье, так что полиция ничего не смогла мне предъявить. Большинство моих сообщников погибли, и, если Элейн и тот тип, который был у нее дома, не раскололись (а я не видел причин для этого), я еще надеялся выпутаться. За время службы в армии я обучился поведению во время допроса, поэтому был уверен, что даже в таком ослабленном состоянии смогу его выдержать. Мало-помалу раны мои заживали, даже значительно пострадавший от укуса Элейн член стал приходить в себя. Честно сказать, я не из тех, кто теряет надежду.
