Сейчас, путаясь в закоулках своей памяти, Цитрус без конца подходил к одной и той же черной яме. И ему стало казаться, что он проваливается в пропасть, летит вверх тормашками в холодной свистящей бесконечности, на лету переходит в другое измерение, то вырастает, то уменьшается, как Алиса в Стране Чудес, и если вынырнет, то может оказаться где угодно — в Риге у Домского собора, у белого кролика за чайным столом, у эскимосов на Баффиновой Земле или в собственной квартире в компании Карла Майнхоффа.
— Алиса… — произнес он громким шепотом. — При чем здесь Алиса? Я никогда не читал эту дурацкую английскую сказку. Я что, совсем спятил? А может, мы не только пили, но и кололись?
Задрав рукава свитера, он стал при ярком свете разглядывать свои локтевые сгибы, но никаких следов иглы не обнаружил.
Он и не мог их обнаружить. При наркодопросе обычно используются специальные инсулиновые иглы, очень тонкие. Точки от уколов остаются крошечные и заживают моментально.
Было три часа ночи. Он выпил две таблетки седуксена, забился под одеяло, успел провалиться в тяжелый нездоровый сон и не слышал, как открывается железная дверь его квартиры.
Вспыхнул свет, одеяло сдернули. Он открыл глаза и увидел черное дуло у переносицы.
Цитрус машинально поднял руку, чтобы потереть сонные, полуслепые от яркого света глаза, и тут же получил чудовищный удар в живот, скатился с тахты на пол.
Их было трое. Стандартные, квадратные, тупорылые. Один русский, двое кавказцев. Они кинули ему на ковер джинсы и свитер, но ботинки надеть не дали. Еще несколько раз ударили, предупредили, что, если рыпнется по дороге, пулю получит моментально. Так, босиком, он спустился по лестнице. Совершенно не почувствовал ледяной корки под ногами, пока шел к черному джипу.
— В чем дело? — тихо спросила Алиса, чувствуя, как подкашиваются колени.
— Небольшая формальность.
— Но мы можем опоздать на самолет!
— Не волнуйтесь. Давайте не будем задерживать очередь. Пройдемте со мной, — полицейская быстро схватила со стойки паспорт и билеты.
— Подождите, почему вы взяли мои документы? — возмутилась Алиса.
— Вам все вернут, не волнуйтесь. Не забудьте свои чемодан.
— Но я должна сдать его в багаж!
— Сдадите позже.
Алиса увидела, что рядом с ними стоит не только эта женщина, но еще двое мужчин-полицейских.
— Мамочка, я боюсь, — прошептал Максим;
Могу я знать по какому праву нас задерживают? — нарочито бодрым голосом поинтересовалась Алиса. — Кто будет нести ответственность, если мы опоздаем на самолет?
— Если возникнут проблемы, мы дадим вам возможность поменять билеты.
В сопровождении трех полицейских они вошли в неприметную дверь, на которой не было никакой таблички. За дверью оказалось просторное помещение, несколько столов с компьютерами, много народу в полицейской форме и в штатском, гул разговоров, мелодичное позванивание телефонов. Кто-то сосредоточенно глядел в экран компьютера, кто-то перекусывал, присев на краешек стола. На Алису и на Максима не обратили ни малейшего внимания.
В глубине была еще одна дверь. За ней — маленькая прокуренная комната без окон, с одним письменным столом и парой стульев. За столом сидел молодой человек в полицейской форме. Женщина зашла вместе с ними, передала молодому человеку документы, что-то тихо проговорила на иврите и удалилась.
Молодой человек принялся листать паспорт, потом, как бы спохватившись, вскинул глаза:
— Присаживайтесь, пожалуйста, Алиса Юрьевна, — произнес он по-русски без всякого акцента, — меня зовут Аркадий Кантор, я сотрудник дорожной полиции.
— Господин Кантор, по какому праву нас задержали? Мы можем опоздать на самолет, — Алиса старалась, чтобы голос не дрожал, хотя, в общем, это не имело значения.
— Госпожа Воротынцева, к нам поступило сообщение, что вы нарушили правила дорожного движения, превысили скорость на трассе.
— Я ничего не нарушала.
— Нет, вы нарушали. Вы превысили скорость. Вас останавливал полицейский?
— Да. Но я не поняла, чего он от меня хотел. Я плохо говорю по-английски, а он не знал русского. Мы-с ним так и не нашли общего языка.
— Можно взглянуть на ваши водительские права?
Алиса протянула ему маленькую пластиковую карточку с цветной фотографией, в девяносто четвертом году. Водитель с четырехлетним стажем не может не знать: если его останавливает дорожная полиция, это означает, что он нарушил. А за нарушение положено платить штраф. Что же вам не ясно? Даже если бы полицейский говорил с вами по-китайски, вы обязаны были заплатить.
— Я предлагала ему деньги.
— Штраф платят по квитанции. Вы предлагали взятку. Между прочим, это преследуется по закону.
— Хорошо, допустим, — вздохнула Алиса, метнув взгляд на настенные электронные часы, — и сколько полагается платить по вашим законам за превышение скорости?
— Сумма обозначена в квитанции.
— А разве мне ее выдали? — спросила она удивленно.
— Разумеется, — кивнул полицейский, — если пришли сведения о штрафе, значит, вам должны были выдать квитанцию. Без нее банк не примет у вас деньги.
— Мне пытались всучить какую-то бумажку. Однако я не читаю на иврите. И плохо говорю по-английски. Я вообще не поняла, чего хотел от меня полицейский на шоссе. Мало ли, может, это был переодетый грабитель? У вас здесь полно бандитов, террористов…
— Госпожа Воротынцева, — жестко произнес Кантор, — вы нарушили закон и должны заплатить штраф. Сумма составляет тысячу шекелей. Пока вы не заплатите, мы не можем выпустить вас из страны.
— Но вы понимаете, что это абсурд? Если и было небольшое превышение скорости, то оно никому ничем не угрожало. Пустая трасса, и кстати, никаких знаков ограничения на том участке, где меня остановили, не было. Ни в одной стране мира нет таких огромных штрафов за незначительные нарушения. Тысяча шекелей — это больше трехсот долларов. У меня просто нет сейчас такой суммы. У меня только двести долларов на кредитной карточке, — она вытащила кредитку из сумки, — вот, возьмите, снимите в качестве штрафа всю наличность.
Алиса говорила очень медленно, во рту пересохло, язык стал наждачным и еле шевелился. На стене, над головой молодого человека, электронные часы показывали, что до отлета осталось час сорок минут.
— При всем желании я этого сделать не могу. Штраф принимается только наличными и только по квитанции.
— Ну хорошо, — кивнула Алиса, — вы не можете выпустить меня из страны. У меня нет ни квитанции, ни достаточной суммы. Что дальше? Мы с сыном будем жить в аэропорту Бен-Гурион? Мы опоздаем на самолет, пропадут билеты. Денег, чтобы купить новые, у меня нет.
— Вы нарушили и должны заплатить, — сказал молодой человек.
— Повторяю, я ничего не нарушала. Если вы хотите получить от меня деньги пожалуйста, я сниму всю наличность с моей кредитной карточки и заплачу.
До отлета самолета осталось час тридцать пять.
— У вас есть знакомые в Израиле, с которыми вы могли бы связаться? — в черных глазах молодого человека мелькнуло что-то, похожее на сочувствие. Будет достаточно, если кто-то поручится за вас, возьмет на себя обязательство оплатить недостающую часть суммы.
Алиса задумалась. В кармане лежала визитная карточка сотрудника посольства США. Назвать его имя? Или позвонить самой: «Простите, мистер Баррет вы не могли бы одолжить мне сто долларов?»
Невозможно обращаться с такой просьбой к малознакомому человеку. Стыдно. Конечно, потом можно перевести деньги на его счет из Москвы через банк. Но в любом случае на самолет они опоздают. Билеты можно сдать не позже чем за час до отлета, и то вернут лишь пятьдесят процентов стоимости. Скоро уже не останется этого часа. Стало быть, придется просить не сто, а почти тысячу на билеты. Причем не факт, что удастся взять билеты на завтра. Придется где-то ночевать, чем-то питаться сутки, а может, и двое, и трое суток… О господи, ну что за бред, в самом деле!..
И вдруг Максимка, который все это время сидел, сжавшись в комок и глядя в пол, встрепенулся, вскочил и радостно крикнул:
— Бренер! Сережа Бренер! Он живет здесь, в Тель-Авиве!
В комнате стало тихо. Молодой человек сверлил Алису глазами. Она заметила, что он весьма нервно крутит в пальцах почти выпотрошенную сигарету.
— Кто такой Сережа Бренер? — спросил он наконец, и на лице его при этом было написано полнейшее равнодушие.
— Да, у меня действительно есть знакомый в Тель-Авиве, Сергей Натанович Бренер. Но я не знаю ни адреса, ни телефона. Мы не виделись двадцать лет.
— Если вам известны имя и дата рождения, то вовсе не проблема найти этого человека и связаться с ним. Это можно сделать очень быстро, — задумчиво произнес Кантор, — другое дело, уверены ли вы, что он согласится оплатить ваш штраф.