Он отогнул ворот куртки.
— Второй день в бронежилете парюсь. Так что не переживай. Все будет нормально. А все эти рейды — мура. Только спугнём зря. До завтра!
Он пожал Ефимову руку и повернул на свою улицу. А тот долго ещё стоял на перекрёстке, наблюдая, как в свете фонарей то появляется, то исчезает хрупкая фигура оперативника. Вот он свернул за угол, Ефимов только развернулся, чтобы идти к себе, как в стороне, куда ушёл Макеев, вспыхнула резкая и частая перестрелка.
Николай рванул из кармана пистолет и побежал, на ходу досылая в ствол патрон. Так быстро он не бегал ещё ни разу в жизни. Лёгким не хватало воздуха, перед глазами от напряжения плавали кровавые круги, а Ефимову казалось, что он все равно бежит слишком медленно. Впереди по-прежнему гремели выстрелы, и это придавало ему силы.
«Держись, Федька! Держись, Андреич!» — эта мысль вместе с пульсом непрерывно билась в голове следователя. Он был уже близко, когда резко и оглушительно прогремела автоматная очередь. После неё наступила тишина, а затем взревел двигатель автомобиля. Выскочив из-за угла дома, Ефимов сразу увидел на асфальте три неподвижных тела. Метрах в тридцати от него под аркой проходного двора горели габаритные огни машины. Она уже трогалась, когда Ефимов, упав на одно колено, поднял двумя руками пистолет, поймал на мушку тёмный силуэт и всадил в него всю обойму. Он был уверен, что попал, но машина все-таки проскочила проходной двор и исчезла за поворотом. Ефимов скрипнул зубами и побежал назад, туда, где лежало на земле маленькое тело Макеева.
Было темно, и лишь опустившись на колени, Ефимов понял, что произошло. Те двое, что попытались зажать оперативника в проходном дворе, не имели никаких шансов. Все их выстрелы пришлись в бронежилет, Федор же стрелял точно. Когда упал и второй киллер, Макеев подбежал к нему, склонился над телом, но предательская очередь сзади, из темноты подъезда, пришлась точно в затылок….
Когда приехала первая патрульная машина, Ефимов по-прежнему стоял на коленях над телом оперативника и рыдал так, как не плакал никогда в жизни.
Один из бандитов умер на месте, второй — по пути в больницу. Оба оказались местными, из бывшей гвардии Чалого. Машину нашли под утро в овраге на окраине. Она оказалась краденой. Ефимов все-таки в кого-то попал: заднее сиденье оказалось густо залито кровью, но в больницы области никто с огнестрельными ранами не поступал.
Смерть Макеева невольно сыграла на руку Нумизмату. В хлопотах по поиску убийц оперативника все невольно забыли о последней его удаче в больнице. Лишь вечером тринадцатого числа в Москву ушло сообщение о том, что с большой долей вероятности следующей жертвой Михаила Силина может стать финансовый магнат Виктор Балашов.
10. ПРИВИДЕНИЕ В НОВОМ ДОМЕ.
Несмотря на мягкую постель и уют, спал Силин плохо, опять снилась какая то дрянь, что-то томительно-тревожное, с кровью и трупами. С Надей он попрощался довольно сухо, что явно обескуражило женщину. Но Нумизмат не обратил на это никакого внимания. Все мысли его были заняты предстоящим днём, самым важным и решающим в его московской эпопее.
В половине восьмого утра у Казанского вокзала его подобрал Паршин. Взглянув на осунувшееся, с большими мешками под глазами лицо Силина, он засмеялся и спросил:
— Что, подруга всю ночь не давала спать? За этим, поди, и вызывала?
— Да нет, — нехотя отозвался Нумизмат, пытаясь на ходу придумать что-нибудь правдоподобное. — С отцом до полуночи воевал, потом до до двух с бабой ругался.
— Чего это так?
— Да деньги ей нужны. Будто ты их породу не знаешь.
— Это верно. Вот я мог спокойно работать на стройке, с девяти до пяти, с положенными выходными и отпусками. Так нет, моя давай меня шпынять: вон тот уже глава фирмы, тот банкир. Пришлось идти искать, где больше платят.
— И что, хорошо получается?
— Ничего, но хлопот столько! А теперь жена недовольна, что меня дома не бывает. На них не угодишь. А то, что я с этой «мадам» язву себе уже заработал, её не колышет…
Так за разговорами они добрались до Зубовки. Уже выйдя из машины, Силин спросил прораба:
— Слушай, а этим дизайнерам рабочий на подхвате не нужен?
Паршин пожал плечами:
— Не знаю, их и так там целая банда. Но я спрошу.
И в этот день бригада работала с подъёмом и огоньком. Силину даже показалось, что Сергунчик уже пьян, и это изрядно озадачило не только его, но и рыжего бригадира.
— Ты где нажрался-то? — спросил Шалим весёлого мужичка за обедом.
— Я? Да ты что, Шалим? Я как стекло, — противно подхихикивая, ответил сияющий от удовольствия Сергунчик.
Разборку остановил приход прораба. Паршин сиял не меньше пьяного Сергунчика.
— Везучие вы однако, мужики! Наша мадам на три дня укатила в Питер. Так что завтра дом будут принимать только архитектор и дизайнер. Ясно?
— Ура! — с пьяным восторгом заорал Сергунчик, остальные засмеялись уже глядя на него. Повеселел даже хмурый последнее время Шалим.
— Ну что ж, доделываем фонтан, увозим остатки мусора, наш вагончик и часов в восемь вечера отбываем на вокзал. Сдашь дом без нас, Васильич?
Прораб только ухмыльнулся и успокоительно махнул рукой.
— Э-э, а деньги! — внезапно вспомнил Сергунчик.
— Зачем тебе деньги? Ты вон и без них сыт и пьян. Где только бухало нашёл? — снова удивился бригадир.
— Да он щелочный лак отмутил. У нас оставалась одна баклажка, помнишь? Вот. Он соли туда насыпал, помешал, и готово. Вся дрянь на стенки осела, а спирт сверху, — со смехом поведал Ренат. — Он и мне предлагал.
— Выкинь эту дрянь, а то сдохнет ещё, нам третий труп не нужен. Да и тащить его на себе на вокзал радости мало. Хорошо, Ренат?
— Ладно, сделаю, — спокойно согласился татарин.
Сергунчик было дёрнулся к выходу, но его тормознули сразу несколько рук и под общий хохот усадили на место.
— Куда, на место!
Во время этого весёлого хоровода Силин сидел с застывшей улыбкой на лице, но не сказал ни слова. Безысходность, как часто случалось последнее время, подкатила к горлу удушьем. Он никак не мог найти способ остаться в доме и довершить начатую работу. Мысль его билась словно загнанный в клетку зверь. Временами ему хотелось только одного — достать пистолет и стрелять, стрелять по этим довольным, радостным рожам…
Как обычно, решение пришло неожиданно и вроде бы из совершеннейшей мелочи. Зайдя в кабинет к Паршину по пустяковому вопросу, Силин с удивлением увидел висевший на плечиках дорогой парадный костюм-тройку серого цвета.
— Продаёшь, что ли, Васильич? — в шутку спросил Михаил.
— Что? А, это! Нет, это жена меня на какую-то оперную звезду тянет.
Толстая такая баба, испанка. Концерт в восемь, так что поеду прямо отсюда, — пояснил Паршин, оторвавшись от бумаг.
В шесть часов вечера он собрал всю бригаду и торжественно раздал деньги. Бледно-зеленые купюры привели строителей в состояние телячьего восторга. Сияли все, даже обычно хмурый Шалим и неразговорчивый Мирон.
— От теперь можно и горылки испить! — крякнул он, расправляя свои запорожские усы.
— Погодите вы про горилку, — отмахнулся озабоченно поглядывающий на часы прораб. — Что осталось сделать?
— Да все уже! — развёл руками Шалим. — Сейчас манатки свои заберём, затолкаем матрасы в вагончик и отбудем на вокзал. Автобус уже заказан.
— Ну хорошо, грузитесь, а мы с тобой давай ещё по дому пробежимся.
Когда через пятнадцать минут прораб и бригадир вернулись в комнату, служившую спальней, там стояла мёртвая тишина. Все десять строителей молча смотрели на пол в самом центре комнаты. Шалим, сразу почувствовавший неладное, поверх голов глянул вниз, и у него перехватило дыхание. В самом центре дорогущего импортного линолеума под мрамор чернели три небольших, размером с копейку, пятна.
Бригадир растолкал стоящих плечом к плечу строителей и, опустившись на колени, ногтем ковырнул пятна. До последнего момента он верил в чудо, но его не случилось. Линолеум оказался прожжённым почти насквозь.
— Кто здесь спал?! — сдавленным от ярости голосом спросил бригадир. Все начали оглядывать друг друга, затем как-то сами собой расступились и уставились на маленького человечка в замызганном комбинезоне. С растерянным лицом Сергунчик сначала тоже оглядывался по сторонам, потом попятился и жалким голосом стал оправдываться:
— Нет, я же никогда… я не мог… я не…
Жутким сокрушительным ударом Шалим прервал этот робкий лепет. Тело Сергунчика отлетело назад, в угол, и сразу несколько человек принялись яростно пинать лежавшего в беспамятстве человека. Они могли бы убить его, но в толкучке мешали друг другу, а затем очнувшийся Силин кинулся на помощь вечному неудачнику. Прожигая дырки в линолеуме, Михаил никак не рассчитывал на подобную реакцию строителей, он даже не знал, кто спал на этом месте.
— Хорош, хватит! Оставьте вы его! — орал Силин, расшвыривая хохлов. Тут на помощь к нему пришёл Паршин, и вдвоём им удалось остановить самосуд. Пока прораб увещевал строителей, Силин склонился над Сергунчиком. Больше всего тот пострадал от удара бригадира: из носа густо текла кровь, один глаз заплыл. Всхлипывая, он лежал в уголке, маленький, жалкий.
