Ознакомительная версия.
– Я предложил бы нам взять кого-нибудь из своих, – сказал Шюман. – Среди чужих трудно найти человека, умеющего думать в свойственной таблоидной журналистике манере и одновременно достоверно вести, когда дело касается отношений с внешним миром.
– Нас лучше устроил бы кто-то со стороны, – сказал Херман Веннергрен.
– С телевидения, как я?
– Или, пожалуй, скорее из «Конкурента».
Понятно. Перекупить лучшего игрока с другой стороны. Классический трюк в спорте.
Он несколько мгновений изучал одутловатое лицо председателя правления. Идиотская и совершенно деструктивная мысль пришла ему в голову.
– Есть один хороший кандидат здесь в редакции, о нем правление, пожалуй, понятия не имеет.
– Ты думаешь о Хеландере? – спросил Херман Веннергрен. – Он не лучшим образом смотрится на телевидении.
Шюман бросил взгляд в сторону места выпускающего редактора. У него фактически имелись все шансы на победу.
– У нас новый человек возглавил сейчас новости, и он демонстрирует большой потенциал. В части лояльности мало кто сравнится с ним, он обладает креативным мышлением и отличается просто неисчерпаемой верой в таблоидную журналистику. Его зовут Патрик Нильссон.
Лицо Хермана Веннергрена просветлело.
– Это он писал о серийном убийце?
У Шюмана от удивления приподнялись брови: значит, Веннергрен читал их газету, несмотря ни на что. И внимательно, кроме того, ведь Патрик поставил свою подпись только под одной из всех статей.
– О Густаве Холмеруде, – подтвердил Шюман. – Мы как раз выяснили, на каких основаниях его арестовали, и они сенсационны. Пока Холмеруд признался в пяти убийствах, и его собираются допросить относительно всех нераскрытых аналогичных преступлений в Скандинавии за последние двадцать пять лет.
– Ничего себе, – сказал председатель правления.
Шюман кивнул в направлении выпускающего редактора.
– И именно Патрик заметил связь между убийствами женщин и навел полицию на след.
– Патрик Нильссон, – произнес Херман Веннергрен, как бы смакуя само имя. – Вот по-настоящему хорошая идея. Я расскажу о ней владельцам.
Он отодвинул стул для посетителей назад и поднялся.
– Когда ты думаешь закончить? – спросил он.
Андерс Шюман остался на своем месте.
– Как только по данным Тиднингсстатистик мы обойдем «Конкурент».
Председатель правления кивнул.
– Тогда мы проводим тебя на высшем уровне здесь в редакции при участии правления и владельцев, – сказал он. – И я надеюсь, наши три миллиона действительно окупятся с лихвой. Кстати, этого мужчину освободили?
– Нет, насколько мне известно.
Веннергрен буркнул что-то и отодвинул стеклянную дверь в сторону. Он осторожно шагнул в помещение редакции и отправился в путь, не закрыв дверь за собой. Главный редактор смотрел ему вслед, как он двигался к выходу с портфелем и пальто в руке.
Само благополучное существование вечернего издания базировалось на столь хрупком фундаменте, как его достоверность, журналистский капитал. С Патриком Нильссоном в качестве главного редактора уже через несколько месяцев или, возможно, только недель катастрофа стала бы непреложным фактом. Херману Веннергрену, который назначил его на эту должность, пришлось бы оставить свой пост, а «Квельспрессен» на многие годы потеряла бы свои нынешние позиции.
Но сначала ему требовалось обойти «Конкурент». И оставить после себя крупнейшую ежедневную газету в отличном финансовом состоянии и с приличным журналистским реноме.
Он потянулся к телефону и набрал номер личного мобильника Анники Бенгтзон.
Они стояли в потоке автомобилей между запряженной ослом повозкой и «бентли», когда зазвонил ее телефон.
– Как дела? – спросил Андерс Шюман.
– Идут вперед, по-моему, – ответила Анника. – Хотя это не касается движения на улице.
Ее мучила жажда, и ей очень хотелось в туалет.
– Вы уже передали выкуп?
– Нет еще.
– И как все выглядит?
Никаких тротуаров, красно-коричневая земля, асфальт в заплатах, по общему состоянию поверхности напоминавший стиральную доску. Горы мусора по обочинам, куски пластика и битое стекло, бумага и картон. Электрические провода между деревьев, словно лианы, хотя он явно не это имел в виду.
– Мы уже прокатились в несколько мест напрасно, – сказала она. – Теперь на пути в следующее, и по нашему мнению, там все должно произойти.
– Меня сейчас навестил Веннергрен здесь. Его беспокоили инвестиции газеты.
Анника с силой зажмурила глаза.
– И что, черт побери, я должна тебе сказать?
– Мне надо рапортовать правлению, расскажи, как все идет.
– Старик ведь всегда сможет переговорить с похитителем, когда Томаса выпустят, и попросить небольшую скидку.
На линии воцарилась тишина.
– Речь шла о чем-то особенном? – спросила Анника.
Ей показалось, что Шюман вздохнул.
– Нет, – сказал он. – Вовсе нет. Я просто хотел знать, как идут дела.
– Вперед, – ответила Анника.
Халениус покосился на нее. «Шюман», – показала она мимикой.
– Ты слышала, что серийный убийца признался? – сказал главный редактор ей на ухо.
Какой-то мужчина проехал на велосипеде мимо ее окна с десятком кур в клетке на руле.
– Кто?..
– Густав Холмеруд. Он взял на себя все пять пригородных убийств. Патрик рассказал, что это была твоя идея. Поздравляю. Ты попала в точку.
Она прижала руку ко лбу, убийства женщин превратились в пригородные убийства и приобрели презентабельный вид.
– Шюман, – сказала она, – это все сказки. Всех этих женщин убили их собственные мужья, о чем тебе тоже известно.
Потом в трубке раздался треск, из-за которого она явно пропустила несколько слов.
– …Интерес к тому, как все пройдет у тебя, тоже очень велик, – пробубнил Шюман. – Ты снимаешь что-нибудь?
Анника посмотрела на видеокамеру, лежавшую на сиденье рядом с ней.
– Всего понемногу.
– Мы стараемся стать крупнейшими в Сети. По-настоящему хороший фильм от тебя смог бы придать нам ускорение.
Автомобили перед ними пришли в движение, и Фрида взялась за рычаг переключения скоростей снова. Анника смотрела наружу через окно: девочки в школьной форме, мужчины в пыльных кепках и слишком больших пиджаках, мальчики школьного возраста в серых рубашках.
– Хм, – буркнула она.
– Будем поддерживать контакт, – пробубнил главный редактор.
Халениус вопросительно посмотрел на нее.
– Порой мне кажется, что Андерс Шюман какой-то очень странный, – констатировала она и опустила телефон.
– Нам надо перекусить, – сказала Фрида, – но при таком движении мы доберемся до Истли только через несколько часов. Может, возьмем бутерброды из сумки-холодильника?
– Нам, пожалуй, стоит сохранить их, – возразил Халениус. – Одному Богу известно, сколько времени на все уйдет. Можем мы остановиться и купить чего-нибудь по пути?
Анника выпрямила спину у себя на заднем сиденье.
– Я же логистик, – сказала она. – И могу сбегать для всех.
Они еще десять минут ползли в потоке машин, потом Фрида включила правый поворотник и повернула на парковку.
– Накуматт, – прочитала Анника; символом торгового центра являлся слон.
Фрида взяла билет у охранника и припарковалась между двумя «ренджроверами». Она показала налево в направлении вереницы ресторанов, пиццерий, кафе и суши-баров.
– Ваши пожелания? – спросила Анника.
– Лучше то, что не остынет. Салаты, – ответила Фрида.
Анника поспешила к одному из заведений под открытым небом с красными зонтами и коричневой металлической мебелью, где из динамиков звучала фанк-музыка. Она расположилась перед столиком метрдотеля и принялась изучать меню в ожидании, когда ее обслужат. Салат стоил 520 шиллингов. Имелся даже французский луковый суп.
Это была не Африка, а прямо Марбелья.
Сколько народу жило здесь за счет продовольствия, поставляемого по каналам ООН?
Появился метрдотель, женщина вполовину моложе Анники и дважды превосходившая ее по красоте. Анника заказала три салата «Цезарь» с курицей и шесть бутылок минеральной воды, с собой. И дамочка исчезла в направлении кухни, в то время как Анника ждала ее, переминаясь с ноги на ногу.
За столом по соседству сидели четверо белых парней лет двадцати пяти и ели гамбургеры с кетчупом и картошкой фри. От этого зрелища у нее заныл живот, и она поспешила в дамскую комнату.
Туалет имел пеленальный стол и черный гранитный пол. Она не ожидала увидеть ничего подобного. Вода в унитазе оказалась голубой. Когда она писала, ее цвет изменился на зеленый.
Томасу понравилось бы данное заведение. Возможно, он обратил бы внимание на сломанный держатель для туалетной бумаги, но и обстановка, и чистота получили бы высокую оценку с его стороны. «Если в туалете грязно и гости видят это, как, по-твоему, все выглядит в кухне?» – обычно говорил он. Однажды она ответила: «Так же можно сказать о ситуации, если родители бьют своих детей прилюдно, то как много они дают волю рукам дома, если их никто не видит?» Томас бесстрастно посмотрел на нее и произнес: «Какое отношение туалет имеет к избиению детей?»
Ознакомительная версия.
