— Как он мог ответить, если его ранили?!
Шивон медленно кивнула:
— Итак, ты ждешь Сола у дверей его дома и вдруг слышишь какой-то шум в начале улицы. Думая, что это вернулся Сол, ты идешь на угол и видишь…
Нэнси решительно покачала головой.
— Ладно, — уступила Шивон, — ты ничего не видишь, но ведь что-то ты слышишь, правда, Нэнси? Что это было?
Девушка долго смотрела на нее, потом отвела глаза и отхлебнула шоколада. Когда она, наконец, заговорила, музыка полностью заглушила ее слова, и Шивон, извинившись, попросила ее повторить.
— Я сказала — да, слышала.
— Что же?
— Машину. Она подъехала и… — Некоторое время Нэнси смотрела в потолок, припоминая, потом снова повернулась к Шивон: — Нет, не так. Сначала я услышала стон… То есть не совсем стон, а… Звук был такой, словно какой-то пьянчуга собирался блевать. Я не разобрала ни слова, но, наверное, он просто сказал что-то по-русски. Ведь такое могло быть, правда?
Казалось, она ждет одобрения, и Шивон кивнула.
— А потом ты услышала звук мотора? — спросила она.
— Да. Подъехала легковая машина, открылась дверца, и… я услышала… как будто палкой стукнули по чему-то мягкому, и стоны сразу прекратились.
— Откуда ты знаешь, что это был именно легковой автомобиль?
— Ну, звук мотора был не как у грузовика или фургона…
— Но саму машину ты не видела?
— Нет. Когда я добралась до угла, она уже уехала. Осталось только… тело.
— Мне кажется, я знаю, почему ты закричала, — сказала Шивон. — Ты подумала, что это Сол?
— Сначала — да, я решила, что это он. Но когда подошла ближе, то увидела, что это другой человек.
— Почему ты не убежала?
— Потому что подошли эти… Андерсоны. Я попыталась уйти, но Андерсон сказал, что мне нужно остаться. А если бы я все-таки удрала, это выглядело бы… подозрительно, правда? К тому же Андерсоны могли описать меня в полиции, и тогда…
— Все верно, — подтвердила Шивон. — Ты правильно поступила, что осталась. А почему ты подумала, что напали именно на Сола?
— Я действительно ждала, пока он вернется, к тому же… Когда торгуешь наркотиками, рано или поздно наживаешь врагов.
— Каких, например?
— Да вроде того психованного подонка, который порезал Сола в баре, — вот каких!
Шивон задумчиво кивнула.
— А еще?
Нэнси довольно быстро сообразила, к чему клонит сержант.
— Вы считаете, что Федорова убили по ошибке, да?
— Я в этом не уверена.
В самом деле, на Федорова напали на автомобильной парковке, а что там делать Солу Гудиру? Кроме того, нападавший счел необходимым догнать Федорова и добить… С другой стороны, сделать это мог другой человек — не тот, который по какой-то неизвестной причине напал на Федорова на стоянке, а тот, кто поджидал Сола Гудира в переулке. Нэнси Зиверайт была, безусловно, права, говоря, что у торговцев наркотиками много врагов. Пожалуй, имело смысл поподробнее расспросить самого Сола — вдруг он назовет какие-то имена? На результат, впрочем, рассчитывать особенно не стоило: почти наверняка Сол промолчит, а с врагами попытается разобраться самостоятельно. Перед мысленным взором Шивон встала картинка: Сол Гудир яростно чешет кривой, перехваченный несколькими скобками шрам, словно стараясь стереть его, как стирают ластиком неверно проведенную линию. Интересно, как жилось им с братом, после того как дед отправился в тюрьму, а родители расстались? В какой именно момент Тодд решил порвать с Солом? И не стало ли его решение причиной того, что старший Гудир пошел по кривой дорожке?
— Можно мне еще? — спросила Нэнси, показывая на пустую чашку.
— Теперь твоя очередь платить, — напомнила Шивон.
— Но у меня нет денег.
Вздохнув, Шивон протянула ей пятерку.
— И возьми мне капучино, — сказала она.
— Такого человека голыми руками не возьмешь, как говорится, — сказал Теренс Блэкмен и, словно в подтверждение своих слов, вытянул вперед свои миниатюрные ручки с тонкими пальцами.
Блэкмен был хозяином галереи современного искусства, расположившейся в западной части города на Уильям-стрит. Галерея представляла собой два зала с выкрашенными белой краской стенами и отполированным паркетным полом.
Сам Блэкмен был невысоким — не выше пяти футов, и довольно худым, почти костлявым, хотя и с намечающимся брюшком. На взгляд Ребуса, ему было лет на тридцать-сорок больше, чем можно предположить по покрою костюма. Прядь темно-каштановых волос на макушке галерейщика выглядела крашеной, хотя не исключено, что это был дорогой шиньон или еще более дорогая пересадка. Кроме того, в результате немалого числа косметических операций кожа на лице Блэкмена была натянута настолько туго, что он, казалось, и улыбался с трудом.
Согласно сведениям, почерпнутым Ребусом в интернете, Теренс Блэкмен был агентом Родди Денхольма.
— А где он может быть сейчас? — спросил инспектор, с некоторой опаской огибая скульптуру, напоминавшую беспорядочно сцепившиеся друг с другом проволочные плечики для одежды.
— Вероятнее всего, в Мельбурне. Или в Гонконге.
— А сейчас у вас есть вещи Родди?
Теренс Блэкмен только усмехнулся подобной наивности.
— Есть только список неудовлетворенных заявок от полудюжины клиентов, готовых приобрести любое его произведение, как только оно появится. Цена не имеет значения.
— Русские? — предположил Ребус.
Блэкмен пристально посмотрел на полицейского.
— Простите, инспектор, но зачем вам вдруг понадобился Родди?
— Некоторое время назад он, кажется, работал над каким-то проектом для парламента.
— Большая обуза для всех нас этот парламент! Вы не находите?.. — Блэкмен вздохнул.
— Мистер Денхольм заказал для своего проекта звуковое сопровождение — смонтированные в произвольном порядке фрагменты записей, сделанных в самых разных местах города, — сказал Ребус, пропустив мимо ушей антипатриотичное заявление галерейщика. — Человек, который выполнял для него эту работу, погиб.
— Да что вы говорите?! — воскликнул Блэкмен.
— Его звали Чарльз Риордан.
— Вы говорите, он погиб?
— Боюсь, что да. В его доме произошел пожар…
Блэкмен всплеснул руками:
— А записи? Записи целы?!
Ребус окинул его насмешливым взглядом.
— Как это мило с вашей стороны — проявить сочувствие и все такое…
— Да-да, конечно, — заторопился Блэкмен. — Это, разумеется, ужасная трагедия для близких и друзей, но… Вы же понимаете…
— Насколько мне известно, ваши записи целы и невредимы.
Блэкмен с явным облегчением вздохнул и тут же спросил, какое отношение все это может иметь к художнику.
— Чарльз Риордан был убит, — без обиняков заявил Ребус. — Мы предполагаем, что он случайно записал что-то такое, чего не должен был знать никто из посторонних.
— Вы хотите сказать — в парламенте? — изумился Блэкмен.
— Вы, случайно, не знаете, почему, работая над этим проектом, мистер Денхольм остановил свой выбор на заседаниях Комитета по возрождению городов?
— Не имею ни малейшего представления.
— Именно по этой причине мне необходимо побеседовать с самим мистером Денхольмом, — сказал Ребус. — Не могли бы вы дать мне номер его мобильного телефона?
— Родди редко отвечает на звонки.
— Но попробовать-то можно. Кроме того, я могу послать ему текстовое сообщение.
— Разумеется… — проговорил Блэкмен, впрочем без особого воодушевления.
— Так что если бы вы дали мне его номер… — не отступал Ребус.
Галерейщик снова вздохнул и, жестом предложив Ребусу следовать за собой, прошел в неприметную дверцу в дальней стене выставочного зала. За дверцей находился тесный кабинетик размером с кладовку или чулан, под завязку набитый полотнами без рам и рамами без полотен. Мобильный телефон Блэкмена стоял на зарядке, но он без колебаний отсоединил шнур и принялся нажимать кнопки, пока на экране не высветился нужный номер. Вводя его в свой мобильник, Ребус спросил, сколько стоят сейчас работы Родди Денхольма.
— Вы же понимаете — это зависит от материала, размера, затраченного времени… — начал Блэкмен.
— Приблизительно, — сказал Ребус.
— Я бы сказал, где-то между тридцатью и пятьюдесятью…
— Тысячами фунтов? — Он дождался утвердительного кивка и задал следующий вопрос: — А сколько зарабатывает мистер Денхольм в год?
Блэкмен нахмурился:
— Как я уже сказал, покупатели выстраиваются в очередь, чтобы приобрести работы, которых еще нет в природе. Вы понимаете?
— Понимаю. — Ребус усмехнулся. — А что именно приобрел Сергей Андропов?
— О, у мистера Андропова превосходный вкус. В свое время мне удалось достать ранний образец творчества Родди — картину маслом, которую он написал, предположительно, вскоре после того, как окончил художественную школу в Глазго. Вот она… — Галерейщик взял со стола и показал Ребусу репродукцию размером с почтовую открытку. — Она называется «Безнадежность».
