Видать, московские напитки тут пользовались популярностью, хотя качество столичного шампанского оставляло желать лучшего, особенно здесь, в древнем винном краю... Потом были ещё соревнования, но Солонкова они как-то не занимали. Солнце угасало у него в глазах, и в душе рождался холод. И ещё слабость, страшная, иссушающая, когда человеку становится тяжело таскать не только самого себя, но и собственную тень. Он вытянул перед собой руки, посмотрел на них. Место загара заступила пергаментная желтизна, ногти казались восковыми, безжизненными. "Руки мертвого человека", - невольно отметил он, понял, что пробил сигнал, дальше медлить нельзя. Покосился на Вику. Вика смеялась - ей нравилось представление, устроенное директором.
"Эх, Вика, Вика, - устало подумал Солонков. - Если бы ты знала, что ты для меня значишь, как мне не хочется прощаться с тобою... А со всем этим? - Он обвел глазами белые хребты, задержал взгляд на двуглавом Эльбрусе, окутанном мелкими серебристыми облачками. Там шел снег. - Все. Время свое я отыграл..."
Утром, когда Вика ещё спала, он внизу на доске объявлений прочитал бумажку, красиво написанную синим фломастером: "Срочно ищу спутницу жизни на период с 8 до 20 марта", и это хамское, хотя в общем-то безобидное объявление разозлило его, он неожиданно сопоставил "спутницу жизни" с Викой и, хотя это было несправедливо, понял, что перешел некий внутренний порог, который до сих пор не мог перейти. Придя в номер, он поднял Вику с постели и объявил сухим, совершенно бесцветным голосом:
- Виктория, тебе сегодня надлежит уехать в Москву. Сегодня! Сейчас же!
- Как так? - не поняла она со сна и, приняв слова Солонкова за шутку, рассмеялась. - Ты посмотри, какое солнце за окном! Разве можно уезжать в такую погоду?
Знала бы она, какой накат боли вызвала в Солонкове своими словами, он даже зажмурился, отвернулся в сторону и протер кулаком глаза. Но нашел в себе силы, проговорил по-прежнему сухо:
- Собирайся!
- Ты что, серьезно?
- Очень серьезно. Мы расстаемся, Виктория! Навсегда расстаемся!
Лицо у неё побледнело, задрожало. Вика, не веря тому, что слышит, прижала пальцы к вискам. Беспомощно глянула на Солонкова.
- Собирайся! - В бесцветном голосе Солонкова зазвучал свинец. Машина стоит внизу, билет на самолет у водителя.
Солонков круто развернулся и вышел из номера. В коридоре силы покинули его, он на ватных ногах добрел до стены, прижался к ней лицом. Боясь, что Вика увидит его, слепо разводя перед собой воздух руками, поплелся в конец коридора, свернул вправо, остановился у маленького, полуслепого, зашторенного оконца. Сдернул с него занавеску, промокнул глаза.
Когда от подъезда гостиницы отъезжала черная "Волга" Шихалиева, увозя Вику в аэропорт "Минеральные Воды", Солонков хотел закричать, чтобы машина затормозила, и даже сделал несколько шагов вслед, но тут же остановился, покачнулся и сел на снег. Он сидел до тех пор, пока не подошел Шихалиев, не подал ему руку:
- Вставай, брат!
Солонков поднялся. Шихалиев заглянул Солонкову в лицо.
- Что?
Вместо ответа Солонков покачал головой. Сглотнул. Он не мог говорить.
Солонков покинул Чегет на следующий день - такой же беспощадно солнечный, как и восьмого, и девятого марта; в тот же день, прилетев в Москву, вечером лег в больницу...
Он сгорел в две недели, приказав себе не сопротивляться болезни.
Хоронили его в солнечный день, очень похожий на те звонкие, весенние дни Чегета. В марте в Москве почти всегда стоит хорошая погода, но этот день выделялся из череды весенних дней, природа провожала Солонкова такой погодой, какую он любил.
Когда все ушли с кладбища, у могилы осталась молодая женщина. Он долго, будто не веря, разглядывала бугорок свежей земли, заваленный венками и цветами.
Случилась эта история десять-двенадцать лет назад - безумно долгий срок в рамках короткой человеческой жизни. Виктория Сергеевна Колокольцева до сих пор ходит на кладбище, убирает могилу Солонкова. Она так и не вышла замуж.
А когда наступит её черед рвать финишную ленточку, она попросит, чтобы её положили рядом с Солонковым. Наверное, только тогда успокоится исстрадавшаяся, измученная её душа.
СОПЛИВЫЙ КИЛЛЕР
Когда учительница спросила ученика седьмого класса школы, расположенной недалеко от Лялиного переулка, Сергея Жигунова, кем бы он хотел быть, тот ответил, не задумываясь:
- Киллером!
Учительница даже поперхнулась - не ожидала такого ответа, она думала, что тот пожелает стать бизнесменом, либо банкиром, или, на худой конец, владельцем продуктовой палатки на Киевском рынке. Конечно, о таких ответах, как "хотел бы быть космонавтом" или "доктором физико-математических наук", заслуженный педагог мог бы только мечтать (такие желания остались в прошлом и, похоже, навсегда), но все-таки такого откровения, которое выдал Жигунов, она не ожидала, ошеломленно покрутила головой и произнесла тоном судьи:
- Да, Жигунов, надо заметить со всей откровенностью, ты далеко пойдешь!
- Рад стараться, Нина Порфирьевна, - Жигунов саркастически ухмыльнулся, - ваш ученик.
Было Жигунову всего двенадцать лет, но выглядел он на все семнадцать, даже борода начала расти... Одно слово - акселерат. Впрочем, фигурой совсем мальчишка - тощий, поджарый.
Жигунов знал, что говорил. Во дворе их "хрущобы", обнесенной бетонным забором, часто появлялся человек по прозвищу "Веревка" - бывший ученик слесаря завода "Кр.Пр.", то есть "Красный пролетарий". Слесарное дело он так и не освоил, зато вполне сносно научился нажимать на спусковой крючок пистолета. А поскольку глаз у неудавшегося слесаря был верный, то он очень скоро стал неплохо зарабатывать, купил машину "опель", одежду с яркими "лейблами" и открыл долларовый счет в коммерческом банке.
Ряды киллеров время от времени несли урон - милиция научилась бороться с заказными убийцами, поэтому Веревка получил указание от шефа пополнить ряды и подыскать кого-нибудь из молодняка. Шефом у него был мрачный человек с офицерской выправкой по кличке "Черный". Впрочем, это могла быть не кличка, а фамилия. Веревка замыкался на Черного напрямую, получал от него и задания, и деньги, только перед ним, и больше ни перед кем, отчитывался.
- А если подберешь двоих, будет ещё лучше, - сказал он Веревке.
- Какого возраста должны быть ребята? - спросил у него Веревка.
- От двенадцати до шестнадцати.
Веревка удивился, хотя этого не полагалось:
- Двенадцать? Да это же шнурки!
Черный ответил ему презрительно, хотя мог и не отвечать, ибо люди в их мире, отличающиеся чрезмерным любопытством, обычно плохо кончают:
- Из таких шнурков получаются самые лучшие киллеры. Куда лучше взрослых... Ладно, подбери сперва одного... для пробы, а там посмотрим.
Веревка поразмышлял немного и пришел к выводу: шеф прав. И вообще, есть очень хорошее правило, которое он должен усвоить на всю оставшуюся жизнь: шеф всегда прав!
Так Жигунов попал в поле зрения Веревки.
В жизни все взаимосвязано, все смотано в один клубок. Спаяно в общую цепь. Через два дня после того, как Жигунов так удачно ответил на вопрос Нины Порфирьевны, во дворе к нему подошел Веревка.
- Слушай, Пенек, пострелять хочешь?
У Жигунова было две клички - "Жига" и "Пенек".
- Из чего?
- Из пистолета.
- Настоящего?
- Не деревянного же!
Жигунов не поверил. Оружие он любил, знал чем отличается "люгер" от ТТ, а "пантера" от "стечкина", но настоящего пистолета в руках никогда не держал.
- Не врешь?
Веревка высокомерно усмехнулся.
- Да ты что, шнурок! Соображай, что говоришь! - И вспомнив своего учителя Черного, посуровел лицом. Неохотно разлепил затвердевший рот: Будешь сомневаться в том, что я тебе говорю, - все зубы из пасти повыколачиваю. Один только оставлю - коренной. Для развода. Понял?
Жигунов пошмыгал носом.
Стреляли в овраге неподалеку от Поклонной горы. Несмотря на то, что совсем рядом проходил оживленный Кутузовский проспект и вообще это место считалось едва ли не центром, за Поклонкой имелось много глухих мест. Таких глухих и замусоренных, что, кажется, здесь никогда не ступала нога человека.
Овраг был сырой, пах крапивой и травяной прелью. Где-то звонко и по-весеннему задорно тенькала капель. Веревка обеспокоенно закрутил головой, ему показалось, что звук этот исходит от людей, потом ногой откинул длинный травяной хвост, увидел, что под ним течет холодная тонкая струйка. Струйка выбивалась из-под земли и скатывалась в черный омуток. Из омутка и исходил весенний звон. Веревка успокоился, огляделся по сторонам и достал из-за пазухи новенький, возбуждающе пахнущий смазкой пистолет.
- Настоящий? - не веря своим глазам, спросил Жига. Вспомнив о предупреждении Веревки, насупился, но взгляда от пистолета не отвел.
- Да, - небрежно ответил Веревка, о своем строгом предупреждении он уже забыл. - Желтая сборка, из Юго-Восточной Азии.
