Ознакомительная версия.
– Понимаешь, если б они были у нас в руках – можно было бы по крайней мере пытаться выяснить, кто их нанял для этой драки или кто им дал такое своеобразное поручение…
– Ну как кто! – убежденно сказал Якимцев. – Исмаилов и дал!
Турецкий отмахнулся:
– А! Опять всего лишь предположение. А нам нужны доказательства, понимаешь? Это значит что? – Он испытующе посмотрел на Евгения Павловича.
– Что? – не выдержал паузы Якимцев. – Что это значит?
– Это значит, дорогой коллега, что мы должны в срочном порядке – и так уже затянули – искать людей, на которых указал охранник Соколов… То есть киллеров. Ну а через киллеров в конце концов доберемся и до Исмаилова, если, конечно, это именно он является заказчиком. Вы наверняка ведь уже что-то делали в этом направлении. Или я ошибаюсь?
– Нет, почему же, – веско сказал Якимцев. – Никакой ошибки. Мы сделали запрос через Центральный архив Министерства обороны, а потом через Мосвоенкомат. Дело в том, что части ВДВ, в которой некогда служил Никонов Степан Григорьевич, в настоящее время не существует, а сам он уволен из армии. Горвоенкомат, через который оформлялись отходные документы, сообщил, что старший прапорщик ВДВ Никонов Степан Григорьевич на момент увольнения проживал в городке для военнослужащих под Дмитровом Московской области. Городок именуется Яхрома-3, и я намерен съездить туда в самое ближайшее время.
– Запрос туда не посылали?
– А кому? Милиции? Так у милиции же есть наши ориентировки, фотороботы…
Турецкий поморщился:
– Ай бросьте, Женя. Что толку с этих фотороботов…
– Ну не скажите, Александр Борисович…
Турецкий вздохнул:
– Боюсь, что мы нерационально теряем время. Давай бери Сидорчука – и в эту самую Яхрому. Если это тот Никонов, мы Исмаилова прижмем прямо с ходу. А я тем временем его вызову для знакомства… даже, пожалуй, телефонограммой вызову, чтобы ускорить дело… Понимаешь, Женя, непростительно теряем время! Ты смотри – уже почти месяц прошел… Стреляли примерно за две недели до Нового года, а сейчас уже середина января. След с каждым днем остывает все сильнее, ты же сам прекрасно это знаешь. Видишь, уже и чеченцев этих нету, и еще не факт, что ты этого Никонова на месте найдешь… Если, конечно, он тот самый человек. А то еще может оказаться, что и не тот…
– Какая жалость, – сказал вдруг Якимцев.
– Что за жалость? – не понял Турецкий.
– Да я так хотел познакомиться с этим Исмаиловым, поприсутствовать при вашем с ним разговоре… Посмотреть, что хоть за зверь такой.
– Посмотришь еще, – успокоил его Турецкий. – Ты давай, брат, несись колбасой в эту самую Яхрому, пока Калинченко у тебя Сидорчука не забрал. С него станется!
– Запросто! – улыбнулся Евгений Павлович. Теперь уже можно было и улыбаться. – Ну я, с вашего позволения, прямо сейчас и отбываю. – И бойко сказав это, впрямь зашагал на выход.
– Погоди-ка, Женя, – остановил его Турецкий. – Ведь это, поди, километров сто, да? Да еще там в городе искать, да еще, может, придется в Дмитров мотаться: я думаю местный военкомат, скорее всего, в Дмитрове… Притормози чуток, узнаю насчет машины…
Водитель служебной «Волги» только крякнул, узнав, куда предстоит ехать.
– Ой, ребята, знаю я эти дела. Его ж, поди, ни на одной карте нет, этого вашего военного городка. Хрен найдешь!
– Ничего, ничего, – успокоил его Сидорчук. – Язык до Киева доведет!
Однако чувствовалось, что муровский капитан, единственный из них получивший информацию о том, как добираться до места, малость поторопился с оптимизмом: когда начались веселые взгорки Дмитровской гряды, он начал особо внимательно вглядываться в дорожные указатели. И наконец, после мучительных колебаний, скомандовал решительно:
– Сворачивай здесь!
Свернувшая дорога вела в заснеженный лес, следуя которым они миновали две полуживые деревни.
– Все, хлопцы, дальше совсем не розумию, – озабоченно сказал Сидорчук. – Про эти вот две деревни, что мы проехали, мне говорили, а также ж сказали, шо сразу после второй будет поворот направо. Бетонка должна быть. Может, мы ее проскочили?
Водитель, совсем, сбавивший скорость, с сомнением покачал головой:
– Думаю, нет еще. – Он притормозил. – Думаю, вот она.
Действительно, вправо от основной дороги ответвлялась, утопая обочинами в сугробах, бетонка. Видно, совсем недавно здесь прошла снегоуборочная машина – середина дороги была очищена до грязно-серых, выкрашивающихся от времени бетонных плит с устрашающе обнажавшейся ржавой арматурой.
– Ну сворачиваем, что ли?
Они свернули, и метров через двести машину, идущую со скоростью не больше сорока километров, начало нещадно кидать из стороны в сторону. Бетонные плиты здесь лежали кое-как, словно клавиши какого-то огромного, пришедшего в негодность музыкального инструмента.
– Ось! Узнаю родной стройбат! – закряхтев на очередном ухабе, сказал Сидорчук. – Егор Михалыч, не тряси ты так, Христом Богом тебя прошу.
– Вот такая ж дорога у нас в Тюрингии была, – сообщил Егор Михайлович – тот самый водитель, которого нашли по распоряжению Меркулова. – Тут как ни поедешь, все равно тебя трясти будет. Немцы все дивились: как это у вас получается такие дороги делать? Дескать, и материал хороший, и рабсилы сколько угодно. А чего ж там непонятного – не отсыпь подушку как надо – дорога через год и пойдет вся сикось-накось. Вот я и говорю: спасибо стройбату!
Наконец бетонка, миновав какие-то новые взгорки, покрытые до сих пор не облетевшими дубами, прорезав огромные заснеженные поляны, вкатилась в какой-то населенный пункт, надежно укрытый в этом глухом лесистом уголке Московской области. Застроенный дешевыми пятиэтажками и девятиэтажными панельными башнями, он производил на первый взгляд точно такое же впечатление, как и дорога, которую они только что оставили за спиной. Кругом серый, облезлый бетон, весь в каких-то трещинах, выбоинах и потеках. Картина разора и бесхозяйственности, почему-то сопутствующая всем такого рода поселениям, в которых люди оседают как бы на время, а остаются жить навсегда; все таким временным жителям кажется не своим, а не свое – оно и есть не свое. Строитель построил кое-как, лишь бы отделаться, жители думают о том, как бы поскорее отсюда выбраться, и все вокруг становится чужим, никому не нужным, все приходит в упадок, а потом и в запустение – что когда-то в Группе войск в Германии, что на Северном море, что на Дальнем Востоке, что в иных местах…
– Га? – спросил Сидорчук, не обращаясь ни к кому конкретно. – Кажись, приехали, нет?
На улицах городка было довольно людно – все больше молодые красивые женщины, дети – очень много детей, и люди в военной форме. И, что бросалось в глаза, почему-то здесь, посреди России, было много моряков.
Якимцев вытащил записную книжку, проверил:
– Ну так, если мы правильно приехали… Посмотрим, где нам тут искать Никонова Степана Григорьевича?… Никонов, Никонов… Микрорайон "Б", улица Октябрьской революции, дом 8, квартира 19.
– А вот как раз идет моряк, с печки бряк, – сказал неунывающий Сидорчук. – Сейчас мы у него все и спросим.
Морячок, крепыш мичман, нисколько вопросу не удивился. Только, перед тем как ответить, посмотрел на номера их машины, бросил уважительно:
– О, из самой из Москвы! – и добавил ни к селу, ни к городу, но почему-то сочувственно: – Опоздали вы, ребята. Вчера еще Степана похоронили. Вчера и помянули…
– Куда опоздали? – непонятливо спросил Егор Михайлович.
Якимцев опустил стекло со своей стороны, и до него долетел идущий от мичмана винный душок.
– Да на похороны! – охотно ответил морячок. – Вы ж приехали на похороны, Степана Никонова хоронить? Вот ведь как бывает: в Афгане жив остался, в Эфиопии, в Анголе, в Чечне, а тут нате вам. Среди бела дня сбила на бетонке машина – и амбец спецназовцу…
– Так как проехать-то, адмирал! – не выдержал Сидорчук, мгновенно понявший, что рушатся все их надежды на скорое раскрытие путаного преступления в Клеонтьевском. – На похороны опоздали, так, может, хоть помянуть его успеем?
…Квартира Степана Никонова оказалась на последнем, пятом этаже подъезда, являвшего глазу ту же картину разрухи, неблагополучия и необъяснимого отвращения людей к тому месту, где они вынуждены проживать. Сломанные перила, загаженные лестничные площадки с выбитыми в окнах стеклами, с дурацкими граффити юного поколения на стенах. Особо угнетающе на москвичей почему-то подействовали огромные уродливые лари на лестничных площадках – их предприимчивые жильцы соорудили для хранения картошки.
Они потоптались у двери с табличкой «19». Запах смерти словно витал здесь: пахло венками – хвоей, в одном из углов площадки Якимцев увидел даже бумажный цветок. Он позвонил в дверь, и тут же она распахнулась.
– Входите, входите, не заперто, – сказала какая-то женщина в черном. И, не обращая больше на них внимания, прошла в глубь квартиры.
Ознакомительная версия.
