- Кто вы? - Он спросил, хорошо понимая, что такой вопрос был абсолютно неуместен.
Крюков перебил его:
- Думается, сейчас задавать вопросы должен я. Разве не так? Имя? Должность?
По всему было видно, что, даже вступив в разговор, противник не позволял себе расслабиться. Кэмпбелу даже показалось, что опасное давление ножа на горло стало сильнее.
- Майор Кэмпбел. Специальное подразделение миротворческих сил Организации Объединенных Наций.
Кэмпбел решил строго придерживаться легенды, которая могла быть подтверждена вторым комплектом его документов. Роль фотографа-журналиста сейчас совсем не подходила ни к месту, ни к тому, что только что произошло здесь.
- Вы хотите жить?
Вопрос прозвучал так, что было ясно - ответа на него не требуется.
- Тогда будьте честным. У меня нет времени слушать сказки.
- Майор Кэмпбел...
- Вам не кажется, майор, что если здесь обнаружат ваш труп, то Организация Объединеных Наций сделает заявление, что вас знать не знает и никогда вы ее представителем не были? Так что не надо лжи. Я знаю, чем вы тут занимались и как англичане и американцы умеют прикрывать темные дела голубыми беретами и знаками Красного Креста. В Намибии - есть такая страна, вы знаете? - я сам выгружал боеприпасы и снаряжение из машин с гуманитарными грузами. Кстати, вы женаты?
Кэмпбел вспомнил о Кэтрин, какой он видел ее в последний раз, и ему стало жаль себя до такой степени, что у него сел голос.
- Я помолвлен.
- Завидую.
- Как можно завидовать поверженному противнику?
- Какой вы мне противник, Кэмпбел? Вы даже не конкурент. У меня свои заказчики, у вас - свои. Мои люди сокрушили это гнездо скверны, как то было обусловлено контрактом. Здесь, я уверен, оно больше не возродится. А за то, чтобы уничтожить вас лично, мне не платят...
Кэмпбел с облегчением вздохнул. Он вспомнил Абу Кадыра, которого встретил в пустыне и даровал ему жизнь.
- Кто вы, сэр?
- Мое имя вам ничего не даст, майор. Допустим, скажу - полковник Иванов. Или заявлю, что друг полковника Эшли. Вы о таком слыхали?
Эшли был известным в военных кругах офицером-наемником, и Кэмпбел о нем хорошо знал.
- Откуда вам, русскому, как я понял, известен полковник Эшли?
- Мы вместе воевали. Не один против другого, а рядом, плечом к плечу.
- Хотите, чтобы я поверил в это?
Крюков усмехнулся.
- Что изменится от того, поверите вы мне или нет? Сейчас решается не моя участь.
- И все же, полковник?
- В Намибии. На стороне армии ЮАР.
Вам это о чем-нибудь говорит?
- Да, полковник Эшли там был. Как наемник.
- Я тоже. И почти год мы бродили рядом...
* * *
Мишин лежал на спине, и тело его казалось необычайно худым и длинным. Лукин направил луч фонарика ему в лицо.
- Сережа, я сейчас перевяжу тебя.
Лукин заторопился, доставая из кармана разгрузочного жилета индивидуальный пакет.
- Не надо, Леша. - Голос Мишина еле слышался. - Ты, Леша... ты... руку... дай...
Лукин взял холодеющую ладонь. Ощутил, как дрогнули слабеющие пальцы Мишина.
Видимо, он старался их сжать.
- Леха... с тобой... не прощаюсь... мы еще встретимся... железно....
- Конечно, Сережа, не сомневаюсь.
Обескровленные до синевы, губы Мишина дрогнули. Он пытался улыбнуться.
- Конечно... не сомневайся. Встретимся...
в аду... А теперь отойди. Я хочу поговорить... с Верой...
Лукин выпустил руку приятеля, но она не упала. Ее взяла Верочка. Наклонилась к Мишину. Тот приоткрыл глаза, но взгляд его был настолько отрешенным, что казалось - он смотрит куда-то внутрь себя.
- Я здесь, Сережа.
- Вера, ты прости... Я грешен. Баб не любил. Считал, что они во всем виноваты... Все зло от них... А оно от нас... От мужиков... сволочи мы...
Он запнулся, не зная, как еще объяснить свой грех. Пробормотал нечто невнятное.
- Ты говори, Сережа, будет легче.
- Легче не будет. Меня, Вера, убили...
- Зачем ты так? - Она сжала его вялые пальцы. - Все обойдется.
- Не надо, я не боюсь. Сам убивал. Меня убили. Добро дошао... до пекао...
Верочка не сразу поняла, в чем дело, и подумала - он бредит. Потом вдруг вспомнила фанерку с кроваво-красной надписью, поздравлявшей с пришествием в ад - в зону зла.
Спазм жалости сжал горло. Она не плакала, когда хоронила мужа и сына. Она просто умерла вместе с ними - вся, без остатка. Сейчас вместе с Сергеем умирала еще какая-то часть ее души, отогревшаяся и оттаявшая в общении с Лукиным.
- Вера, - голос Мишина был просящим. - Сволочь я. Сам знаю... но ты за меня пошла бы? Скажи...
Она сжала его руку сильнее.
- Конечно, Сережа.
- Спасибо, Вера... Ты теперь иди заЛукина...
Она хотела что-то сказать, но он закрыл глаза. Рука его слабо дернулась и застыла...
Крюков стоял над телом Мишина, опустив ствол автомата к земле. Он молчал, строго поджав губы. Он не знал, что переживают остальные члены группы, собравшиеся рядом с убитым товарищем, но никогда и никому не признался бы, что не испытывал при этом никаких особых чувств.
Крюков был безразличен к случившемуся, принимал его как неизбежное зло, которое в одинаковой мере могло коснуться любого из них, в том числе и его самого. Конечно, Крюков сожалел, что произошло несчастье. Оно не только снижало боевую силу и без того небольшого подразделения, ко всему создавало неудобства, связанные с необходимостью хоронить товарища. Иных чувств полковник себе позволить не мог и не позволял. Он знал, что слова "Добро пожаловать в пекло", которые они совершенно случайно обнаружили в начале пути, очень точно отражали истину, правящую на любом полигоне смерти, именуемом полем боя.
Сказать, что Крюков был жесток к своим людям, - неверно.
У военных особый склад ума и характера.
Для них жизнь и смерть - явления довольно абстрактные, описываемые не в эмоциональных образах, а цифрами. Планируя боевую операцию, командиры заранее предполагают, сколько человек должны поразить бомбы, сколько снаряды, и выбирают условия, чтобы жертв было как можно больше. Они не жестокив таком поиске. Они -рациональны. Ведь в то же самое время они подсчитывают, сколько потребуется укрытий для своих, чьи жизни необходимо сохранить и сколько надо подготовить врачей и коек в госпиталях для тех, что окажутся ранеными.
Что поделаешь, люди, чьей профессией стала война, живут не чувствами, а рассудком, холодным, безжалостным. Командир не может позволить себе привязываться к подчиненным, поскольку такая привязанность делает его слабым. А проявлять слабость Крюков не имел права: операция еще не окончена, под его рукой остались люди, которых необходимо вывести в безопасную зону, которым он не должен позволить расслабиться.
- Все! Собрались! Уходим!
Подталкивая Галеба стволом автомата в спину, Лукин подвел его к Крюкову:
- Вот еще один. Что с ним делать?
Крюков взглянул на Кэмпбела.
- Кто этот человек?
- Коллега. - Кэмпбел тяжело вздохнул. - Салах эт Дин.
- Говорит по-английски?
- Да, говорит.
Это ответил сам Салах эт Дин. Крюков посмотрел на него.
- Тем лучше. Нам будет проще договориться.
- Я не намерен ни с кем договариваться. - Салах эт Дин демонстрировал строптивость и дерзость.
- Поначалу выслушайте. - Крюков говорил спокойно. - Нам от вас ничего не нужно.
Просто вам самим предстоит выбрать жизнь или смерть. Мы сейчас уходим. Единственное условие - вы дадите слово не стрелять нам вослед.
- Мистер Салах, я уже дал им такое согласие. - Кэмпбел говорил с усталой обреченностью. - Мы проиграли, это надо признать.
- Согласен. - Салах эт Дин мрачно кивнул Крюкову. - Ваша взяла.
Крюков повернулся к Кэмпбелу. Приложил два пальца к шлему.
- Мои лучшие пожелания вашей невесте.
- Спасибо.
Верочка мельком взглянула на англичанина, но не узнала в нем щеголя, который все время сопровождал генерала Хейга, и они часто встречались в Брюсселе.
Кэмпбел, в свою очередь, не узнал в моложавом мужчине женщину, на которую не раз обращал внимание...
Демин тем временем прихватил канистру и облил стены домика комсостава бензином.
Поджег бумажку, швырнул к окну. Пламя занялось сразу, с подвыванием и хрустом стало пожирать барак.
Кэмпбел стоял, прикрыв глаза ладонью, как козырьком, и смотрел на огонь. Трудно сказать, что он думал в ту минуту, но проигрыш явно не подарил ему радости.
- Удачи, майор. - Крюков сел в машину. - Встретите Эшли, передайте привет от Питера Райта. Не забудете?
- Такое не забывают... полковник Иванов.
Крюков повернулся к Верочке.
- Тронулись!
Вспыхнули фары дальнего света. Их лучи заметались по дороге, бросаясь то влево, то вправо, высвечивая ее крутые изгибы. Когда джип подъезжал к воротам базы, Крюков тронул Лукина за плечо.
- Давай отходную, Алексей!
Оранжевый клуб огня вспух над ангаром.
Дымный гриб, кучерявясь и разрастаясь в размерах, поднялся к небу.
Они уже спускались в долину Тузлава, а над плато все еще бушевало пламя пожара.
