– Да уж, – пугнул ее Катков, она низко опустила голову. – Как ты могла войти в чужую квартиру? Забрать сейф, компьютер, документы…
– Мне Семен Кириллович…
– Знаю, слышал, – устрашающе буркнул Катков, Дана всхлипнула. – Урок, надеюсь, извлекла?
Она закивала, вытирая платочком нос:
– Я теперь даже кошелек не подниму на улице…
– Правильно, – вдруг миролюбиво сказал Катков. – Кошельки часто подбрасывают мошенники. Значит, так, Дана… опись составлена, ты все сдала… теперь иди домой.
– Вы меня не посадите?
– Сажает судья. Иди, иди. И больше не воруй, по чужим домам не ходи, чужие пистолеты не трогай, машины не угоняй.
– Не буду, честное слово. А как же помеха следствию? Мне сказали, что я должна понести уголовную ответственность.
– Не понесешь. Выкрутимся. Я обещаю.
Дана почти легла на стол, обхватила шею следователя руками и расцеловала его в обе щеки. Катков еле оторвал ее от себя, рыкнув:
– Иди! И помни: ты у нас главная свидетельница.
– А меня не пришьют? – опомнилась Дана.
– Пришивать уже некому, всех взяли, – сказал Катков и махнул рукой, мол, выходи.
В дверях она столкнулась с Олегом, извинилась и помчалась на выход.
– Глеб Аркадьевич, чего это она такая счастливая? – спросил Олег.
– Я не заметил, – углубившись в чтение бумаг, буркнул Катков, впрочем, он почти всегда бурчит, ворчит, пыхтит. – О Нереде что слышно?
– Как в воду канул. В розыск подали, но пока…
– Ничего, найдем. Колония по нему соскучиться успела. – Катков поднялся, рассовал по карманам сигареты, зажигалку, ключи. – Поехали к Астраханову, навестим?
– Ладно, – поднялся и Олег. – Крепкий мужик Астраханов, а? Я звонил, говорят, он уже ходит. О жене ему будем говорить?
– Посмотрим по обстоятельствам. – Катков приостановился, снова впал в задумчивый транс, слава богу, ненадолго. – Я понял, когда она отравилась.
– Ада? И когда?
– Когда воды попросила. Она говорила со мной, зная, что умирает. Сильная женщина. А вот я недоглядел. Запомни, Олег, никогда не взлетай до небес на гребне успеха, это чревато…
Катков превратился в Каку, началась занудливая лекция, от которого в сон клонит, и длилась она на протяжении всего пути к больнице.
Дана примерила босоножки под розовое платье – чудо как хороши и почти такие, как покупал дед. Он подслеповатый, разницы не заметит, значит, пилить не будет. Досталось ей от деда… лучше и не вспоминать. Когда расплачивалась в кассе, Дана задержала руку с деньгами. Нехорошо поступила, не все деньги отдала, ну, совсем чуточку оставила. Руки сами взяли! Но, в конце-то концов, должна же она получить компенсацию? Хотя бы босоножки вернуть, это такая малость. Но больше никогда-никогда…
На сдачу она взяла такси, по дороге смотрелась в зеркало – да, удачно перекрасилась, теперь не пегая моль. И косметика нанесена прекрасно, к тому же Дана заметила в себе что-то новое и гадала, что именно. Наверное, она взрослеет. Да, да! Из зеркала на нее смотрела взрослая… ну, еще не женщина, но и не ребенок. Так держать! Возле двери она поправила платье, позвонила.
– Т… т… ты?!!
Не поймешь, от радости он вытаращился на нее или вот-вот в обморок упадет от ужаса. А может, просто не видел ее в платье, такую хорошенькую, одну из миллиона с тысячами, но очень отличающуюся от всех. Дана улыбнулась:
– Я. Можно?
Богдан шире распахнул дверь, не в его духе выгонять непрошеных гостей. Дана вошла. Здесь ничего не изменилось, разве что надувной матрац был убран.
– Оп-пять т… труп украла? – спросил Богдан, уперев руки в бока.
– С трупами покончено раз и навсегда. Я думала, ты меня угостишь чем-нибудь вкусненьким.
Он указал на кухню, мол, иди туда, но Дана не двигалась, мялась. Богдан пристально, из-под нахмуренных бровей изучал ее, видимо, вычислял, что она затеяла. Полушутя, полусерьезно она сказала:
– Я так привыкла к тебе… Правда, мне тебя не хватает.
– Да? – Отчего-то он насторожился.
– Вообще-то я пришла пригласить тебя на дачу. Хочу познакомить с дедом.
– Мы зна… комы. Сидели вместе.
– Всего-то полдня сидели. А сейчас познакомишься ближе, он ждет. Ты свободен?
Ну, не отделается он от нее так просто, неужели до сих пор этого не понял? Такого мужика упустить, отдать какой-то там Лиле? Дудки.
– Ладно, – согласился он.
Попробовал бы не согласиться, Дана не из тех, кто сдается. Поехали на его машине, по дороге Дана велела остановиться, дед просил купить белого хлеба. Богдан приказал ей сидеть, пошел в магазин сам. Она насвистывала, глядя в окно, как вдруг заметила… С затаенным злорадством Дана вышла, дверцу оставила открытой, приняла позу победительницы конкурса красоты.
– Женя! – позвала она.
Породистый бойфренд, гордо шагавший по тротуару, подрулил к ней:
– Привет. Классно выглядишь. Чья тачка?
– Жениха, – просто сказала Дана и с удовольствием отметила, что у Жени вытянулась рожа. А как она вытянется, когда он Богдана увидит!
– И кто он?
– Да вон идет. Самый высокий. Самый смелый и самый красивый.
– Кто?! Тот гиббон?! Данка, тебе не кажется, что ты по росту ему не подходишь?
– Зато он мне подходит, – садясь в машину, процедила она, улыбаясь, и захлопнула дверцу. Но чтобы напоследок не сказать гадость, это была бы не Дана. Она высунула голову в окно. – У него тьма достоинств, в отличие от тебя. И ему не нужна порнушка, чтобы разогреть меня и себя. Не звони мне больше.
Богдан повел машину, поинтересовавшись, как обычно, бесстрастно:
– Кто это бы… был?
– Козел один, – отмахнулась Дана и принялась рыться в сумочке, нашла телефон. – Нелька! Нелька, ты где?
– Я в машине. Уезжаю, Данка.
– Уезжаешь? Куда? Почему?
– Не спрашивай. Скажу по секрету, меня спас один человек от тех, кто… ты меня поняла. С ним еду сначала к родителям в Подмосковье, потом… потом видно будет.
– Кто он? У него грузовик денег? Дом в двадцать этажей?
– У него отечественная машина только что после ремонта и однокомнатная квартира, есть небольшие проблемы с бывшими… э… друзьями.
– Не узнаю тебя и не верю.
– Данка, я сама не верю. Но в постели с ним я тащусь. Это такой кайф… такой… Поживешь с мое, узнаешь.
– Но ты же свидетельница…
– Приеду, когда позовут. Сначала спрячу своего Гошу, чтобы другим бабам не достался. Все, пока, мой идет.
– Сумасшедшая, – громко рассмеялась Дана, вдыхая теплый ветерок, щекотавший лицо и плечи.
Богдан тоже чему-то улыбался, возможно, понял, что без Даны ему будет скучновато жить. А если не понял, то у нее есть время ему это объяснить.
