Вучетич посмотрел на нее с добродушной улыбкой:
— Такой вариант нас самих категорически не устраивал, а потому был полностью исключен.
— Как это?
— Да мы с поэтом-песенником, пока свою смену отстаивали, этой «мазде» все колеса прокололи… О! А вот и территориалы! — Во двор лихо влетел милицейский «уазик» с мигалкой-сиреной. — Смотри-ка, не соврали. В норматив уложились…
Новгородская обл.,
ж/д перегон Чудово — Малая Вишера,
24 августа 2009 года,
понедельник, 21:46 мск
В служебном купе проводников, в которое загрузили Ивана Демидовича и оперативника Колю Свирина, было довольно тесно, но не без уюта. Филиппов намеревался сразу залечь на верхнюю полку и не слезать с нее до самой Москвы, однако словоохотливый Николай, для которого коротание дороги в молчаливом одиночестве было сущей пыткой, не отпустил. Принудив разделить с ним вечернюю трапезу…
— …А знаешь ли ты, Демидыч, что среднестатистический россиянин за всю свою жизнь проводит в поезде около 360 часов? Это у нас, если переводить в дни, получается… Э-э… Получается…
— Пятнадцать суток, — подсказал Филиппов.
— О как! Грубо говоря, один административный арест, — восхитился совпадением Свирин. — Но это среднестатистический россиянин. А вот среднестатистический сотрудник транспортной милиции, только за годы службы, накатывает минимум в десять раз больше. На круг получается уже 150 дней. То бишь полгода жизни — коту под хвост. Нет, оно, конечно, если в купе, да в фирменном поезде, да в хорошей компании — это еще ничего. Но чаще оно, конечно, получается как у нас с тобой сейчас. — Николай презрительным взглядом обвел клетушку купе. — Даже в «Крестах» у сидельцев метраж поболее будет.
— А по мне, так вполне себе нормальные условия.
Свирин, радуясь в душе, что ему все-таки удалось раскрутить попутчика на разговор, немедля взялся разглагольствовать. Но и не переставая при этом нарезать колбаску и помидорчики:
— Нормальные, это если упал на полку, да и продрых себе всю дорогу. А когда в течение ночи тебе полагается раз десять с нарядом пройти по всему составу — туда-обратно, ног под утро совсем не чуешь. Приляжешь на часок, а их, родимых, и вытянуть-то некуда. Заметил, что здесь полки короче, чем обычные?
— Да вроде бы такие же.
— Я тебе что, врать буду? Проверено на собственном опыте. Причем многократно… Так, ну вроде все готово, — Свирин критически осмотрел стол. — Чего-то не хватает, а, Демидыч?
— Может быть, соли?
— Да бог-то с ней… Э-эх, ненаблюдательный ты человек! Вот! — С этим словами Николай выудил из сумки фляжку и гордо водрузил ее в центр стола. — Вот теперь всё в полном ажуре!
— А разве можно? — удивился Филиппов. — Вы вроде как на службе?
— Мы ведь не напиваться с тобой собираемся, а так, чисто символически, — даже слегка приобиделся Свирин. — Опять же в ночной патруль по вагонам не пойдем. Поужинаем, в туалет сходим и — баиньки.
— А зачем вам вообще ходить по вагонам? Вот, если, к примеру, вызывали милицию, тогда другое дело. А так…
— Здрасте! А профилактика правонарушений! Знаешь, сколько в поездах всякого жулья трется! Особенно в ночных. В купейных-то сейчас потише стало, а вот в плацкартных до сих пор шалят за милую душу.
— Что, бывает, и воруют?
Свирин посмотрел на Ивана Демидовича со снисходительной жалостью:
— Х-хе, если бы «бывает». А так ведь просто воруют в полный рост. Вон, в прошлом году мы месяца четыре, если не больше, абхазскую бригаду по поездам вычисляли. Ща… Давай накатим, и я тебе расскажу. — Николай нашел в шкафчике проводника чистые стаканы и плеснул в них содержимое фляжки. Коим, судя по цвету, был коньяк. — Ну, будем! Как у нас говорят: «За нас хороших, чья жизнь на колесах!»
Чокнулись, выпили. При этом Филиппов лишь пригубил, а вот Свирин опрокинул в себя захливатски-профессионально.
— Закусывай, Демидыч. Бери всё, что на тебя смотрит. Да, о чем бишь мы с тобой говорили?
— Про абхазскую бригаду.
— Точно! Так вот. О прошлом годе резко возросло количество краж как раз в поездах московского направления. А ни для кого не секрет, что тему эту работают выходцы с Кавказа, причем большую часть воров дает Гальский район Абхазии. Часто это целые шайки, которые живут в основном в Москве. Сам механизм краж достаточно прост: ночью они проникают в поезд…
— А как проникают? Ведь проводники должны…
— Проводники конечно же должны, но не обязаны. А проникают элементарно: в поезде, как тебе известно, есть переходные площадки между вагонами. Так вот их можно запросто поднять на стоянке и войти в вагон. Опять же есть возможность зайти через резиновые «суфле». Короче, проникают, берут в разработку, как правило, не больше двух вагонов. Сначала, естественно, осматриваются, а потом быстренько отрабатывают. Ну а на следующей стоянке или если поезд притормаживает, снова через площадку или «суфле» либо скидывают краденое, либо сами выпрыгивают. Ловить таких товарищей, сам понимаешь, необычайно сложно. Для этого надо их знать в лицо и уметь поймать за руку, иначе доказать преступную деятельность практически невозможно. И вот теперь начинается самое интересное! — Свирин обновил свой стакан, выпил, выдохнул и продолжил: — Придумали мы с парнями следующую штуку: простую до безобразия, но, тем не менее, очень эффективную. Прикинь, загружаемся мы вечером в вагон. Естественно, все упакованы по граждани…
…Коля Свирин всё говорил-говорил-говорил взахлеб. Иван Демидович слушал его краем уха, втайне мечтая, чтобы у оперативника поскорее опустела фляжка, и тот, наконец, с миром отпустил его на боковую. А там — попытаться забыться и заснуть. Так, чтобы хоть ненадолго отпустили Филиппова черные мысли, которые без продыху снедали его вторые сутки кряду. Иван Демидович так и не решился рассказать «гоблинам» о том, что он принял постыдное решение. И что завтра, на процедуре опознания молодых московских подонков, не опознает их. Получив за сей подлый поступок от господина Загарацкого двадцать тысяч Иудовых долларов.
В общем, было на душе у Филиппова необычайно мерзко. И был он в эту и во все последующие минуты сам себе невыносимо противен.
Санкт-Петербург,
24 августа 2009 года,
понедельник, 23:53 мск
— …В общем: кабы не Светка, со своей ревностью, не исключено, что малой кровью сегодня не обошлось бы. Этот придурок, прости господи, ломанувшись в комнату Калугиных, естественно, забыл нажать кнопку. Кстати, баллончик перцовый Светке Гришка Холин подарил. На день рождения. Мы тогда еще прикалывались над ним, а оно вишь как всё получилось.
Мешечко на своей машине провожал Ольгу домой и по дороге отчитывался о событиях сегодняшнего, получившегося столь бурным и богатым на эмоции, вечера.
— А что там с Галкой? Ранение серьезное?
— Врачи со «скорой» сказали, что угрозы жизни нет. Вот только Маркелову от этого не легче. Сколько он в общей сложности пробыл на воле? Неделю? Десять дней? А теперь еще лет на пять сядет как миленький. М-да… Но и Левша-то каков гусь!
Андрею вспомнилось, как сегодня днем, внимая словам Левши, он поразился внезапной перемене, случившейся после заданного им вопроса о способности/неспособности Маркелова пойти на убийство. Бывалый сиделец, матерый блатарь, Левша на глазах секундно трансформировался в тончайшего психолога, в бесконечно усталого и мудрого созерцателя жизни.
— А при чем здесь Левша?
— Да он мне с ходу психологический портрет Кости Маркелова нарисовал — практически стопроцентная, фотографическая точность. М-да… Моя б воля, я бы таких вот рецедивистов в ментовку внештатниками оформлял, на должности экспертов и консультантов.
— Не дай бог дослужить до того момента, когда тебя назначат министром внутренних дел! — язвительно заметила Прилепина.
— Полагаешь, не сдюжу?
— Напротив. Не сдюжат все остальные.
— Очень может быть. А знаешь, Ольга, что самое дурацкое во всей этой истории?
— И что же?
— То, что Элла Калугина снова попользовала всех и снова вышла сухой из воды.
— Это с каких таких щей! — возмутилась Прилепина.
— Да с тех самых… Аудиозаписи, которые сделал Ильдар, — это чистой воды самодеятельность. Наши домыслы и догадки, в принципе, тоже не в счет. Приятели Галки, естественно, станут открещиваться от замысла на убийство — в лучшем случае там можно будет продавить лишь легкие телесные, нанесенные Маркелову.
— А нападение на сотрудника милиции?
— А откуда они знали, что Ильдар действительно сотрудник? Нет, Ольга, всё это дело отбивается, и отбивается элементарно. Ну да нам не впервой. Утремся, как водится, и будем жить дальше. В конце концов, мы свое дело сделали: свидетель попросил у Пиотровского защиты; Пиотровский спустил свидетеля нам; мы, в свою очередь, свидетеля — что?
