— Ну, что же ты сидишь? — хрипло сказала Маргарита Коул.
* * *
Она стряхнула с себя полусапожки, прошла в комнату и с размаху упала на кровать. Лернер сидел за компьютером на колченогом стуле, балансируя на двух ножках.
— Ну, как? Порядок? — спросил он, не оборачиваясь.
— Семь потов сошло, — глухо пробормотала Анна в подушку. — Устала, как собака. Хочу горячую ванну. И ледяной водки. Ты мне наберешь ванну?
— В этой гостинице горячая ванна невозможна по умолчанию, — сказал Лернер спустя некоторое время. На экране перед ним был детализированный план здания Заозерского Управления Следственного Комитета.
— Если только ты опустишь туда кипятильник…
Анна Халева приподняла голову, подложила под нее сплетенные пальцы и смотрела в спину Лернеру.
— Он сказал, что подумает, — сказала она.
— Что это значит?
— Это значит, что он почти согласен. Мы договорились встретиться завтра.
Лернер еще какое-то время смотрел в экран, потом медленно закрыл крышку ноутбука и повернулся к ней всем корпусом. Стул скрипнул под ним.
— Вероятность?
— Девяносто девять и девять, — сказала Анна.
— Это почти победа, — сказал он. — Если только за нами не придут этой ночью.
Анна вздохнула.
— Я за… ко… ле… ба… лась, — сказала она зажатым голосом, потому что подбородок ее упирался в ладони и ей приходилось приподнимать голову на каждом слоге.
— И как он, хорош в постели? — подчеркнуто безразлично поинтересовался Лернер.
Такие вопросы среди профессионалов задавать не принято, но он всегда спрашивал. Вообще-то, половые контакты с вербуемым, вопреки сложившимся киностандартам, не практиковались широко, да и не приветствовались руководством. Среди коллег это называлось «dick made», т. е. «хуем деланный», грубая работа, не требующая квалификации. Но близкий контакт закреплял связь «оператора» и «марионетки». И Анне несколько раз приходилось его использовать.
— Обычный средний вариант, — как всегда прямо ответила она. — Это работа, можешь не ревновать. И, как всегда, он не касался моего тела…
— Конечно, я понимаю. Латекс меняет дело в корне…
— Не злись.
— Завтра будет повторение?
— Надо же закрепить успех.
— И сколько это будет продолжаться?
— Перестань, Грант! Не будь мальчишкой. Ты же знаешь правила…
— Конечно. Пока он будет нужен, придется терпеть.
Лернер Грант услышал, как она усмехнулась.
— Кстати, он рассчитывает, что мы будем встречаться каждый вторник и четверг в уютной квартирке на Пятой авеню… Пока не приедет его семейство.
— Так надо снять уютную квартирку?
— Он просто идиот, — сказала Анна и резко встала с кровати. — Но ненасытный идиот. Голодный тюлень. Даже странно, что он не клюнул на Женьку.
— Женька похожа на дешевую проститутку.
— А я?
— А ты — на дорогую.
Она усмехнулась, прошла в ванную, не закрывая дверь, включила воду и стала раздеваться, сбрасывая одежду и белье в кучу на полу, точно так, как делала несколько часов назад на съемной квартире.
Лернер, скептически вытянув губы трубочкой, наблюдал за ней из комнаты. Но постепенно гримаса недовольства разгладилась в глазах вспыхнул огонек интереса.
— Похоже, кроме жены, он никогда не видел женщину… Я имею в виду… Ну, ты понял.
Она заметила взгляд Лернера, многозначительно усмехнулась.
— Так ты принесешь мне водки в ванную, милый?
Он вздохнул и упруго вскочил.
— Конечно. Надо же провести обряд очищения…
Глава 12
Осколки «Дичковской тройки»
г. Москва, НПО «Циклон»
Генеральный директор смотрел в стол, наставив на Семгу лысое темя. Темя было пунцово-красное, разгневанное, даже разъяренное, на нем проступили пятна более темного, синюшного оттенка. Рожа генерального должна быть такой же красной и разъяренной, но лицезреть ее Семге пока еще не было дозволено.
— Что там за расхождения у тебя были по «двести девяносто первому»? — глухо проговорило темя. Даже от этой, вроде бы безобидной части тела исходила угроза. Недаром, за глаза, Генерального называли Горынычем.
Семга ничего не ответил, просто стоял, и в какой-то прострации пялился на красную кожу, перечеркнутую несколькими седыми волосками.
— Так в чем там дело? — повторил Горыныч. — Мне сказали, ты недавно контрольные данные бросился сверять, две единицы потерял. Было такое?
Семга облизнул пересохшие губы и произнес:
— Кто сказал?
— Неважно, кто. Я хочу знать, какие были причины для перепроверки данных. И какие выявлены расхождения.
— От ноль-шесть до двух единиц по периферии… — пролепетал Семга. — Но это… Это не подтвердилось. Просто компьютер заглючил у Левкова…
— Почему мне не доложил?
— Я хотел! — Семга даже руки к груди приложил, чтобы показать, как сильно он этого хотел, но тут же сообразил, что генеральный по-прежнему смотрит в стол и его не видит. — Хотел! Но потом решил, что это, может быть, просто ошибка… А тут такая буча поднимется… Ну, понимаете. Вот и не стал тревожить понапрасну…
Вот оно, наконец. Горыныч медленно оторвал лицо от стола и посмотрел на Семгу. Там все было точно так, как Семга и предполагал, то есть хуже некуда. От красного до фиолетового, глаза зло прищурены, рот сжат в стальную проволочку, под кожей на виске бьется толстая жилка. Он был в натуральном припадке, в тихой пока еще стадии. Хотя нет, уже не в тихой…
— Мы не детскими игрушками занимаемся, Сергей Михайлович!! — прогремел Горыныч, прихлопнув бумаги растопыренной пятерней. Кровь сразу отхлынула от лица, и оно в секунду побелело. — Это оборона!! Ракеты!! Госзаказ и госконтроль!! Для нас ноль-шесть уже ЧП!! Потому что следующее изделие не долетит до Куры и упадет в Ханты-Мансийске! Или в Архангельске!! Или в Петербурге!!! До тебя это доходит или нет?!!
Здесь можно было не отвечать, просто стоять и пялиться дальше. Вот сука Гуляев, думал Семга. Сдал его с потрохами. Не под пытками, не за тыщу долларов, просто так сдал. Перестраховался главкон…
— Мы за это время следующую партию «двести девяносто первых» запустить успели!! Там вся начинка в сборе!! А сейчас все надо демонтировать, перепроверять каждый узел, каждый проводок прозванивать — даже если там все в норме окажется, мы на месяц встанем! А у нас — сроки!!! У нас еще четыре проекта запущено, очереди дожидаются, и там тоже — сроки!!! Ты понимаешь это или нет, а?!!
Семга не выдержал, дернулся:
— Да не надо ничего проверять! Все в порядке, Пал Дмитриевич! Я ж говорю — ложная тревога! Готов голову на отсечение, если не верите…
— Голову на отсечение? — генеральный хватанул воздуху и взъярился пуще прежнего. — Твою голову? Эту самую, которая болит с похмелья? Которой ты уже успел накосячить себе и нам на уголовный срок и на миллиард убытков?! Что с нее толку, скажи мне?!
— Послушайте, Пал Дмитриевич… Я все объясню. Гуляев просто кидается в панику…
— Гуляев свое получит! — перебил Горыныч. — За распиздяйство свое! За то, что покрывал тебя!.. Тоже мне, благородство за чужой счет! Но он хотя бы переживает за дело, за проект, за «Циклон»! А ты?!.. Я все понимаю, у тебя горе, ты близкого человека потерял… Но ты неделю уже на работе! И неделю не просыхаешь! Все это видят, все беспокоятся, не один только Гуляев! Да ты… Ты даже сейчас кривой здесь стоишь!
— Неправда! — набычился Семга.
— Что неправда?!
Где-то за Семгиной спиной послышалось покашливание. В двери стояла Томашевская — грозная, как каменная статуя Командора.
— Извините, что мешаю, Павел Дмитриевич, — сказала она официальным тоном. — С Петрозаводского НПО смежники приехали, им подписать срочно…
— Черт. Давай, — буркнул генеральный.
Покачивая огромными бедрами, Томашевская подошла к столу, положила перед Горынычем папку, в которой тот поставил быстрый яростный росчерк.
— Кстати, Павел Дмитриевич, — выдала она вдруг. — Утром я заходила к Семаго, относила ему свежую сводку по «тысяча четвертому», как вы просили… Так он опять употреблял в рабочее время. Увидел меня, и бутылку с рюмкой сразу в сейф. А я видела, между прочим. Армянский коньяк. И в бутылке меньше половины осталось.
Генеральному бы выгнать ее, дуру, чтоб не лезла. А он вместо этого на Семгу уставился, сверлит, пыхтит, брови наставил.
— Разбираешься ты в коньяках, Томашевская! — похвалил ее Семга. — А то, что стучаться надо, когда заходишь — этому тебя не учили?
— А ну прекрати! — рыкнул на него генеральный. — Забыл, как Царькова вместо бабы целовал на испытаниях? А потом заблевал важных гостей! Об этом уже во всех ракетных подразделениях, во всех КБ анекдоты рассказывают! Сколько можно пьянствовать?
— Запирайтесь на ключ, Семаго, когда пьете, — бросила Томашевская презрительно. — И вообще, вы на территории режимного предприятия. Здесь вам не кабак и не зона отдыха, здесь люди работают на оборону… Я не вас, конечно, имею в виду. Вам работать некогда…
