— Клав! Привет! Вот так встреча!..
Как вы думаете, каким образом следователи делятся самой свеженькой информацией со своими коллегами, узнают последние сплетни о новом горпрокуроре, просто обмениваются мнениями и рассказывают анекдоты? По телефону? Захаживая друг к другу в душные кабинеты? Это, конечно, тоже. Но самое главное — они курят. Курят на лестнице, на небольшой площадочке между третьим и четвертым этажами. Эта площадочка никогда не пустует, она всегда утопает в клубах сигаретного дыма, представляя собой эдакий клуб по интересам. Словом, иной раз перекур может продолжаться чуть ли не весь рабочий день.
Перекусив в столовой, наговорившись всласть, поделившись всеми своими победами, сомнениями и решениями, Дежкина и Порогин направлялись в свой кабинет. Разумеется, проскочить мимо курилки они никак не могли. Разумеется, их тотчас же окружили со всех сторон и засыпали всевозможными вопросами — слух о мощном взрыве в Бутырках облетел прокуратуру со скоростью света и всех жутко заинтриговал по той нехитрой причине, что подобных случаев в Москве не происходило, пожалуй, со времен дореволюционных бомбистов. Наконец-то Клавдия почувствовала на себе завистливые взгляды сослуживцев. Да-да, она теперь вела громкое дело!
— Пока ничего конкретного, — напустив на себя озабоченный вид и в душе сгорая от гордости, отвечала она. — Ищем, копаем, разбираемся… Сами понимаете, не мне вам объяснять. А Чубаристова не видели?
— С утра был…
— С утра я сама его видела…
— Так вот, Клавдия Михайловна, — продолжил недосказанное Игорь, — начал я копать спиртное, а там — миллиарды! Понимаете, миллиарды!
— Эй, Рэмбо! — По лестнице поднимался Виктор Сергеевич. — Тебя там какая-то цыпа разыскивает, раз пятнадцать звонила.
«На ловца и зверь, — подумала Клавдия. — Только кто из нас ловец?»
— Какая еще цыпа? — удивился Порогин, прекрасно зная, что никакой «цыпы» у него не было и нет.
— Нельзя так, Игорек, — шутливо пристыдил его Чубаристов. — Девушка, можно сказать, бьется в истерике, а ты и припомнить ее не можешь. Голосок у нее ангельский, с придыханием, я даже возбудился чуток.
— Да как зовут-то? — Щеки Порогина вспыхнули, как облитая бензином ветошь.
— Аня.
— Фу-ты! Ч-ч-черт… — Игорь хлопнул себя ладонью по лбу. — И здесь меня достала!..
— Кто такая, почему не знаю? — вскинула брови Дежкина.
— Да одна там, из салона красоты… — недовольно пробурчал Порогин. — И черт меня дернул телефон ей свой оставить!.. Что ей нужно-то?
— Просит, чтобы ты ей компанию составил. Она билеты достала… — Правый уголок губ Чубаристова пополз вверх.
— Куда?
— На международную выставку собак! — Тут уж Виктор не мог сдержаться и зычно расхохотался во весь голос.
— Шутите? — улыбнулся и Игорь.
— Какой там! Истинная и сермяжная правда! Она ждет тебя через двадцать минут в метро, на станции «Лубянка», в центре зала.
— Ты иди, Игорек, я тебя отпускаю, — ласково сказала Дежкина.
— Спасибо, но мне что-то не хочется…
— Отчего же?
— Мы виделись лишь однажды, я ее совсем не знаю… — пожал плечами Порогин.
— Но ведь появилась возможность узнать ее поближе, — проворковала Клавдия Васильевна.
«Соглашайся, Игорек, — мысленно умоляла она. — Соглашайся, родимый».
— Она не в моем вкусе… — упрямился Порогин.
— Женщина сама сделала первый шаг, только за это ее надо уважить, — наставительно произнес Чубаристов. — Поверь, мой маленький друг, в наше время это большая редкость.
— Так, все, я тебе приказываю, — посуровела Клавдия. — Как старшая по званию.
— Что?! — ошарашенно посмотрел на нее Порогин. — Вы приказываете мне идти на свидание? Это что-то новенькое…
— Слово командира — закон!.. — хохотнул Чубаристов.
— Ну, знаете ли… — насупился Игорь. — Это уж ни в какие ворота…
— Да сходи ты, — Виктор Сергеевич доверительно положил руку на его плечо. — Она же иначе не отвяжется.
— Вы думаете?..
— Уверен.
— Вот-вот, — Дежкина с охотой подхватила мысль Чубаристова. — Нет ничего глупее и унизительней, чем бегать от женщин.
— Может, вы и правы… — задумчиво почесал макушку Игорь. — Ладно, уговорили… Пойду… Значит, на «Лубянке» через двадцать минут?
— Уже через пятнадцать, — Виктор Сергеевич взглянул на часы.
— Виктор Сергеевич, а я тебя искала…
— Зачем?
— Деньги вернуть, — Клавдия достала двести долларов и протянула Чубаристову.
— Что, не понадобились? Мне не к спеху… — Он как-то неловко замялся с этими деньгами, но потом сунул в карман.
— Да, слава Богу, не понадобились…
Чубаристов внимательно посмотрел на Клавдию.
— Что опять случилось? — напряженно спросил он.
— Только не здесь…
— Искал вчера переписку Кони и наткнулся на одно любопытное издание, — развлекал ее Чубаристов, пока шли в кабинет, пока усаживались на свои места. — Думаю — обязательно надо Клавдии показать. — Он извлек из черного «кейса» книгу в мягкой обложке. Скорей, даже не книгу, а что-то наподобие толстой брошюры. — На, полистай, это любопытно.
На обложке большими жирными буквами было начертано: «Георгий Черепец. Комсомольцы на Магнитке».
— Это его отец?.. — глухо спросила Клавдия.
— Родной папаша. — Чубаристов по-ковбойски положил ноги на стол. — Знатная, надо заметить, личность. Да что там! Выдающаяся личность!
— Неужели?.. — Дежкина перелистывала пожелтевшие от времени страницы. — А я про него ничего не слышала…
— В том-то все и дело! Про него никто ничего не слышал! Но эта безызвестность не помешала уважаемому Георгию Степановичу войти в правление Союза писателей, стать лауреатом Государственной премии, получить звание Героя Соцтруда и обзавестись поместьем в Переделкине. Второго такого прощелыгу трудно себе представить. Редкостным он был подхалимом, кому угодно в задницу мог без мыла влезть. Полнейшая же бездарность, за такой язык ему руки надо было оторвать. В раннем детстве. А ты погляди на тираж! Двести тысяч экземпляров!
— А что он еще написал?
— О, он был чрезвычайно плодовитым автором. — Виктор Сергеевич скрестил руки на груди и теперь был похож на заумного телеведущего. — Стоит вспомнить его нетленные произведения: «Комсомольцы на Байкало-Амурской магистрали», «Комсомольцы Днепрогэса» и «Комсомольцы на целине». Для полной картины не хватает, пожалуй, «Комсомольцев на Марсе». И такие люди определяли эпоху нашей юности!.. С ума сойти…
— Он давно умер?
— Лет десять назад, но сынок его до сих пор никак не растранжирит отцовское наследство. А накопил Георгий Степанович за всю свою трудовую деятельность будь здоров. — Чубаристов выудил из лежавшего на столе пакета тонкую вафельку и отправил ее в рот. — Угощайся.
— Спасибо, это, наверно, вкусно.
— Это маца. Хлебосольные еврейские товарищи сунули на дорожку, да в таком количестве, что еле через границу перевез. Левинсону больше не дам. — Тут Виктор Сергеевич взял паузу. Он выщелкнул из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой «Зиппо», глубоко затянулся и, выпустив дым через ноздри, уставился в окно. — Что за разговор-то?.. Опять про…
— Ледогорова, — подсказала Клавдия.
— Это что, того сибиряка? Клав, я ж тебе все объяснил…
— Вить, ты мне сказал неправду, — еле слышно произнесла Клавдия.
— Какую же?
— Вот, черт побери, — улыбнулась Клавдия, — мне столько раз в жизни приходилось разъяснять людям, что такое правда и чем она отличается от неправды. Тебе тоже разъяснить?
Чубаристов снял со стола ноги. Тяжко оперся локтями о стол.
— Сережка Шеховцов, — продолжала Клавдия. — Да ты его знаешь. На курс младше учился. Помнишь?
Чубаристов кивнул.
— Сейчас в РУОПе работает. Сегодня его встретила. На улице. Случайно.
— Ну и что?
— А то, Виктор, что не был ты у них, а мне зачем-то сказал — следи по губам — не-прав-ду. Зачем?
— Да я как раз собирался, и, ну знаешь, опередили события…
— Вить, у тебя есть несколько выражений лица, — мягко улыбнулась Дежкина. — Я прекрасно знаю, что именно означает каждое из них.
— И что же означает это? — Чубаристов скорчил немыслимую гримасу, выпятил губы, скривил нос, завращал глазами.
— То, что ты говоришь — внимательно смотри — не-прав-ду…
— Неужели? — ахнул Виктор Сергеевич. — И какой мне с этого интерес, любопытно узнать.
— Не знаю. Боюсь даже думать. Но Ледогоров приходил в наш кабинет, сидел вот здесь, напротив твоего стола, и вы говорили… Говорили с глазу на глаз. И вскоре его нашли убитым. Тебе не кажется это странным?
