Я взглянул на часы: пора идти.
— Луиза, я ухожу, меня ждет Джованна.
Луиза потрясена не меньше прежнего. Ей и в голову не приходило, что после всего случившегося я собираюсь участвовать в судьбе Джованны. Она вглядывается в мое лицо:
— Джим, не дури. Тебе повезло, что жив остался. Посмотри на себя! — Посмотреться мне не во что, разве что в ее глаза. В них я вижу не много.
Я даже не задумывался, предполагал ли Саварезе, что я выживу после нападения. А может, он собирался меня убить? Эта мысль пронзила меня как молния.
— Подумай об этом, Джим…
Об этом я и думаю. Во-первых, Саварезе не полагается на случай. Почему бы попросту не накрыть мне голову подушкой и выстрелить — наверняка? И во-вторых, что, если он все же допустил ошибку и считает меня мертвым: значит ли это, что я вне опасности? По крайней мере на какое-то время?
Луиза перебивает мои размышления:
— Просто поезжай в аэропорт, купи билет — и через несколько часов ты дома.
Я лишь смутно представляю, что она называет домом. Отрицательно качаю головой:
— Я пообещал Джованне.
— Что значит — ты пообещал? Обещал ей что?
— У нее больше никого нет.
— Джим, забудь о ней. Не тебе быть ее рыцарем в сверкающих доспехах.
— А я и не пытаюсь…
— Нет! Пытаешься.
Как ни проницательна Луиза, ее чутье к делу не пришьешь.
— Джим! Говорю же тебе: забудь о ней. Не стоит она твоего участия. Эти люди скоты, и она ничем не лучше.
Я отступаю на пару шагов:
— Что?
— Что слышал. — Луиза понимает, насколько жестоки ее слова, но даже не пытается взять их обратно или извиниться.
Я в ужасе, но все равно хочу объясниться.
— Джованна не такая. Ты ее не знаешь…
— А ты знаешь?
Конечно, я не могу сказать, что хорошо знаю Джованну, но, с другой стороны, должен же я доверять своей интуиции!
— Луиза, я отправляюсь на вокзал на встречу с ней. Это решено. Есть другой вариант: ты едешь вместе с нами. Я хочу, чтобы ты поехала.
— Ни в коем случае.
Странный ответ, и он ее выдает. Готов согласиться: Луизе не хочется, чтобы я подвергался опасности. Теперь я понимаю, чему она научилась у Алессандро: состраданию на приемлемом расстоянии. А сейчас ее бесит, что я уезжаю из Неаполя с другой девушкой. Потрясенная до глубины души, испуганная тем, что остается одна, Луиза пустила в ход запрещенные приемы. И в данный момент Луизе хочется, чтобы я принадлежал ей одной, даже находясь в Лондоне. Ей нужна ясность, определенность выбора. Тут Алессандро — там Джим. А Джованна Саварезе здесь ни при чем. Ее присутствие портит всю картину.
Теперь мой черед ощутить страх одиночества. Человек, кого я считаю теперь самым близким, сидит и ждет в «Макдоналдсе», рассчитывая на меня, на мою поддержку.
Луиза хватает с пола сумку, перебрасывает лямку через голову, расправляет ее на плече, берет связку ключей:
— Нам надо успеть в банк.
Мы израсходовали тепло своих душ. Мы уже не любовники, расстающиеся со слезами, обещая сохранить любовь навеки. Скинув со счетов Джованну, Луиза скинула и меня.
— Джим, идем!
Я не двигаюсь. Слишком тяжело.
На улице Луиза говорит:
— Подожди, пока я их верну. — Позвякивая ключами, она исчезает за углом.
Вскоре Луиза разберется во всем и пожалеет о содеянном. А заодно и поймет, что ей нельзя здесь оставаться. Надо было бы уехать со мной. Понимаю, что с моей стороны глупо даже подумать такое: эта женщина для меня не просто увлечение. Она значит для меня очень много.
Вновь появляется Луиза и велит мне идти за ней. По темным узеньким улочкам пробираемся прямо к Корсо-Умберто. Луиза идет чуть впереди меня. Мы похожи на рассорившуюся парочку — никак не желаем уладить дело миром и, идя врозь, демонстрируем гнев и обиду.
— Нужно зайти в наш банк. Мне надо обналичить чек. Это займет минут десять.
Она говорит тоном, не терпящим возражений. Очевидно, таковы условия, на которых Луиза согласна участвовать в этом деле, — она командует, распоряжается. Рядом с такой Луизой я чувствую себя маленьким мальчиком. Противоречия и возможность вести игру возвеличивают ее. Быстро доходим до проспекта Умберто и решительно пересекаем четыре ряда застрявших в пробке автомашин, направляясь к Banco di Napoli. Внешне он такой же непривлекательный, как и покинутая нами часовня.
Внутри банка темно. Воздух спертый, лишь смутные отблески солнечного света долетают до нас из окошек в высоком сводчатом потолке. В дальнем углу зала с мраморным полом за высокой стойкой сидят кассиры. Нет никаких защитных стекол или щитов. Кассиры кажутся тщедушными, скучающими, раздраженными. Ни одного компьютера не видно. Луиза велит мне подождать и направляется к самому молодому из кассиров. Тот встает, улыбается. Мне не слышно, о чем они говорят, но уже через секунду Луиза направляется к дверке в конце длинной стойки. Прежде чем двинуться дальше, она оглядывается на меня. В знак поддержки поднимаю большие пальцы: жест неподходящий, но удержаться не могу.
Появляется мужчина постарше. Целуется с Луизой. Они знакомы? Надеюсь, что это всего лишь обычай: привлекать к делу семейного банкира, какого-нибудь закадычного друга Алессандро, в данный момент было бы ошибкой. Что помешает этому другу позвонить и сообщить: «Тут жена ваша снимает кучу денег»? Как бы отнесся к этому Алессандро? Вдруг тихо воспользуется своим положением и возьмется за телефон? Позвонит кое-куда. Большинству полицейских известно, кто такая Луиза и как она выглядит. Алессандро может заявить, что ее, возможно, похитили, и направить полицию на поиски: «Наверное, все в порядке, но я был бы признателен, если бы вы все-таки проверили…»
Смотрю на часы. Пять часов. Думаю о Джованне. Сижу в напряжении, внимательно следя за входящими. Мысли о девчонке извели меня. Голова опять раскалывается, боль накатывает волнами.
Появляется Луиза, торопится в зал. Взглянув на меня, тайком похлопывает по сумке. Когда я подхожу к ней, она даже не сбавляет шаг.
В вестибюле Луиза вытаскивает из сумки пухлый конверт и вручает его мне:
— Три миллиона лир. Тысяча фунтов.
— Ты знакома с тем парнем?
— С кем из них?
— С тем, который выдавал деньги.
— Это управляющий. Мы с ним встречались на приемах пару раз.
— Господи, Луиза! Что, если он сообщит Алессандро?
— С чего это?
— Да с того, что жена его только что сняла кучу денег. Ему это может показаться подозрительным.
— Так ничего другого мне не оставалось, — вспыхивает Луиза, но затем берет себя в руки: — Если бы я его не знала, все заняло бы куда больше времени. В Неаполе на все требуется время.
— Кроме убийства, — замечаю я и засовываю конверт глубоко в карман брюк, отчего тот заметно топорщится. Достаю конверт, вскрываю, оборвав край, отделяю четыре пачки и рассовываю их по боковым и задним карманам брюк. Плотный рулончик оставшихся банкнот прячу в нагрудный карман. Теперь я идеальная цель для самого плохонького карманника, но по крайней мере не потеряю всего. Конверт возвращаю Луизе.
— Что ты собираешься делать?
Луиза вздыхает и смотрит на часы:
— Мне уже пора идти. Должна встретиться с Алессандро.
Прежде она об этом не упоминала. Разве я не спрашивал, где ее муж? Разве он не дома?
— Луиза, раньше ты мне этого не говорила.
Луиза бросает на меня настороженный взгляд и пытается скрыть неловкость за улыбкой.
— Луиза!
Она не отвечает, смотрит в сторону.
— Луиза! Что происходит?
Лицо ее мрачнеет.
— Ничего не происходит.
Обманывает. Не смотрит на меня. Беру ее за подбородок, поднимаю ее голову, чтобы посмотреть в глаза.
— Луиза, я хочу знать, почему ты раньше мне этого не сказала.
Сдерживаюсь, чтобы не кричать. Люди, входящие и выходящие из банка, оглядываются на нас. Интересны мы только тем, что пытаемся держать себя в руках, — диковинка в Неаполе.
— Джим, прошу тебя. Не надо.
— Не надо чего?
Луиза отстраняется и снова опускает голову.
— Он просил не говорить. Вот и все. Я и не сказала. Какая теперь разница, если ты скоро уедешь?
Для Луизы это всего лишь обычное свидание с мужем, повседневность, из которой состоит ее жизнь. Странно только ее обещание держать это в тайне.
— С чего ты решила, что он попросил тебя молчать? — Поверить не могу, что мы зашли так далеко. Я просто не понимаю, что творится.
— Джим, я не знаю. Он часто говорит такие вещи. Избегай людей. Журналистов.
Меня это не убеждает, и Луиза это понимает.
— Извини, Джим. Я не подумала.
Луиза расстроена. Да, не таким она представляла наше расставание.
— Ладно, тебе лучше идти, — выговариваю я наконец.
Она кивает. Глаза грустные, застывшие, усталые.
— Обещай, что ты будешь осторожен. Обещай мне!
