— Джефф, ты выяснил, кому принадлежит та «хонда»?
Джефф глубоко вдохнул через нос, словно на занятии йогой. Луиза как-то пробовала йогу, но ей все время хотелось наорать на инструктора, чтобы тот ускорил темп. Сейчас ей также хотелось наорать на Джеффа Леннона.
— Конечно, — наконец соизволил он. — Я как раз тебя искал, чтобы сказать.
Он не был похож на человека, который кого-то ищет, а уж тем более прямо сейчас.
— Фирме под названием «Провиденс-холдингс».
— Значит, не Теренсу Смиту?
Что бы это значило? То есть Джексон Броуди ошибался (или лгал), когда сказал, что Хонда был замешан в инциденте с дорожной агрессией? Или Хонда ездил на чужой машине — машине того, на кого работал? «Провиденс-холдингс».
— Никогда о ней не слышала. Тебе это название о чем-нибудь говорит?
— Нет, но я сделал тебе одолжение и нашел их в «Желтых страницах».
— И?
— Директор — некий Грэм Хэттер.
— Тот самый Грэм Хэттер?
— Собственной персоной.
— Значит, Хонда, то есть Теренс Смит, работает на Грэма Хэттера?
А Джексон сегодня утром спрашивал о «Реальных домах для реальных людей». Опять везде чертит свои чертовы «связи». Что он от нее утаил? Утаивание улик — это же преступление, боже мой. У него что, проблема?
— Я поделился информацией с командой, которая расследует агрессию.
— У них целая команда?
— Да нет, так, пара шмакодявок.
Ах, сексизм, имя твое Джефф Леннон.
— Ты — звезда, Джефф. За мной должок.
— Еще бы, — весело откликнулся он. — Как там твой сынок поживает? Энди?
— Арчи. У него все в порядке.
Джексон изо всех сил сдерживал зевоту. В шатре было душно и жарко. «Они препарировали романтическую иронию», — сказала похожая на ходячий труп женщина, представлявшая сидевших на сцене-платформе писателей. Кажется, она не обращалась ни к кому конкретно. Джексон понятия не имел, о чем она. На ней была блузка с глубоким вырезом, открывавшая взгляду торчащие ключицы и поникшие груди-тряпочки. «Кто-нибудь, пожалуйста, накормите ее», — подумал он. Сохраняя бесстрастное выражение, он нарисовал в памяти груди Джулии, с которыми в последнее время так редко виделся. У Луизы Монро грудь намного меньше, это понятно и без раздевания. Но грудь у нее есть, несомненно. Он не должен представлять Луизу Монро без одежды. Укол нечистой совести. Очень, очень плохая собака.
И вот еще больше публики, которая явно не торопится на работу, — как так выходит, что экономика этой страны еще не рухнула? Кто здесь работает? Иностранцы и малоимущие — Марийют и София. Еще компьютерщики, тысячи прыщавых юнцов, которые никогда не выходят на солнечный свет, пиджаки в деловом центре и парочка торговок апельсинами. Ну, еще пожарные-скорая, те работают круглые сутки. Интересно, чем занимается сейчас Джулия? Он украдкой посмотрел на часы. Может, обедает с кем-нибудь. Актерство — не работа, ни в одном словаре нет такого определения.
Мартин, которому, по-честному, нужно бы лежать в темной комнате и расслабляться под музыку, с пеной у рта доказывал, что сегодня ему непременно надо явиться на книжную ярмарку, хотя Джексон никакой необходимости в этом не видел. Ему уже пришлось перекинуться словом с журналистом, который хотел взять у Мартина интервью. «Судебная процедура запрещает», — заявил он, и степень угрозы у него в голосе зашкалила за разумную отметку. Сегодня у него точно не было настроения шутки шутить.
Было понятно, что со вторника у Мартина в жизни много чего случилось. У Джексона — тоже, но Мартин выиграл у него по очкам.
— Я потерял ноутбук, когда швырнул им в водителя «хонды», — выдохнул он, когда Джексон встретился с ним у книжной ярмарки на Шарлотт-сквер.
Он показался Джексону немного сумасшедшим. Конечно, бывают сумасшедшие и сумасшедшие, и Джексон затруднялся с выбором, но опять же Мартин выражал свои мысли четко и ясно. Может быть, даже слишком четко и ясно.
— Я провел ту ночь в отеле с парнем из «пежо», потому что в больнице волновались, что у него может быть сотрясение мозга. Его звали Пол Брэдли, но оказалось, что это не его имя, что человека с таким именем вообще нет. Его не существует. Но ведь он же был, вы его видели, правда? У него был пистолет. «Велрод». Но потом я потерял сознание, потому что он наверняка что-то мне подмешал, и он украл у меня бумажник. Все можно зачеркнуть, но я же спас ему жизнь.
— «Велрод»?
Джексон удивился. Откуда Мартин разбирается в пистолетах? Тем более в «велродах».
— И кто-то проник ко мне в офис по-тихому, никаких следов взлома не было, но на полу валялся конфетный фантик…
— Фантик?
— Я не ем конфет! И это после того, как выяснилось, что Пола Брэдли не существует! А ведь он был моим алиби.
— Алиби?
— В убийстве.
— В убийстве? — Джексон начинал склоняться к тому, что перед ним действительно сумасшедший.
— У меня в доме убили человека! Ричарда Моута, комика, а потом он мне звонил.
— Ничего себе. Так Ричард Моут был убит в вашем доме?
— Да. А потом он мне звонил.
— Вы это уже говорили.
Может ли Мартин разграничивать факты и вымысел? Он же писатель, в конце концов.
— Не он, знаю, это был не он. Убийца забрал его телефон — телефона с ним не нашли — и позвонил мне с него.
— Зачем?
— Я не знаю!
— О’кей, о’кей, спокойно.
Джексон вздохнул. Ты говоришь кому-то простую фразу из пяти слов: «Чем я могу вам помочь?» — и этим словно отдаешь в залог свою душу.
Несмотря на то что все, сказанное Мартином, казалось дикостью, в его рассказе были проблески правды. Да и кто такой он, Джексон, чтобы его критиковать? Он пытался спасти от утопления мертвую девушку, он убил собаку силой мысли. Интересно, Мартин все еще живет со своей матерью? Вообще в этом ничего такого нет, Джексон сам был бы не прочь жить с матерью, ведь у них оказалось так мало времени на совместное проживание. Нет, Мартин не жил с матерью, он жил с Ричардом Моутом, верно?
— Я не жил с ним, — поправил Мартин. — Он остановился у меня, когда приехал на Фестиваль. Мы были едва знакомы. Он мне даже не нравился. Что, если теперь его убийца вернется за мной?
— Мартин, вам нужно пойти в полицию.
— Нет!
— Дайте им свой номер, чтобы они могли отследить звонок.
— Нет!
Склочная оказалась троица. Он никогда раньше не слышал ни о Дугале Тарвите, ни о Э. М. Уотсон. Да что там, он и об Алексе Блейке узнал только вчера вечером. По пути на книжную ярмарку он заскочил в книжный магазин и пролистал одну из книжек «Алекса Блейка» в магазинной кофейне. Совершенно пресная писанина, изображающая ретроутопическую Британию, кишащую аристократами и лесниками, где никто никогда не занимался сексом (Мартин, с его бесполой манерой себя держать, сошел бы там за своего). На фоне этих нелепых декораций убийства совершались чуть ли не в белых перчатках, а трупы выглядели безобиднее некуда — такое хорошо смотреть по телевизору в воскресенье вечером, все равно что наслаждаться горячей ванной или кружкой какао. Крепостные и не думали бунтовать, они были вполне счастливы в своих цепях, а зловонному духу смерти было не под силу испортить изысканно благоухавший вереском воздух над головой Нины Райли. «Не ходите туда, мисс Райли, — сказал проводник, — юной девушке такое видеть не подобает».
У Нины Райли был закадычный дружок-помощник. Как у всех. Этакий Робин для бэтменши. «Берти, я нашла что-то важное. Ты мне нужен». Ему вспомнился тот парень, Берт, лучший друг его брата Фрэнсиса. Оба были сварщиками, оба играли в регби. На похоронах Фрэнсиса Берт сломался — и это было единственное, что запомнилось Джексону с похорон брата, — плачущий у могилы Берт, безобразные мужские рыдания, вырвавшиеся у настоящего мачо, последний раз плакавшего еще в младенчестве. Фрэнсис покончил с собой, грубо и походя, — Джексон понял потом, что такая манера была присуща его брату во всем. «Глупый ублюдок, вот ты кто, Фрэнсис!» — гневно прокричал Берт гробу, когда тот опускали вниз, пока двое парней не оттащили его от разверстой могильной утробы. Фрэнсис никогда не был «Фрэнком» или «Фрэном», к нему всегда обращались полным именем, это придавало ему достоинство, которого он, вероятно, так и не успел по-настоящему заслужить.
Похорон сестры Джексон не помнил, потому что не пошел на них, оставшись с соседкой. Миссис Джадд. Он уже сто лет не вспоминал миссис Джадд, закопченный запах ее гостиной с обитым плюшем диваном, ее золотой зуб, придававший ей ухарско-цыганский вид, хотя ее жизнь ничуть не отличалась оригинальностью, — дочь шахтера, жена шахтера, мать шахтера.
Джексон был полностью одет для похорон Нив, он помнил тот черный костюм из дешевого сукна, которого не видел ни до того дня, ни после, но, когда пришло время выходить, он просто не смог, молча замотав головой в ответ на отцовское: «Пора, сынок». Фрэнсис сказал грубо: «Брось, Джексон, потом будешь жалеть, что не пошел и не попрощался с ней как следует», но Джексон никогда не жалел о том, что не пошел на те ужасные похороны. Но Фрэнсис был в чем-то прав: Джексон так и не попрощался с Нив как следует.
