пугало ее… Елки, если это пугало меня, то уж, что чувствовала она, я и представить не могу! Она попыталась что-то сказать, но поскольку ей больше не подчинялись ни челюсть, ни губы, до меня и остальных донеслось только невнятное мычание. Таня определенно впадала в звериный ужас, это было видно по глазам, она плакала и от этого еще больше задыхалась. Она уже ничего не могла изменить.
Из всех, кто наблюдал за этим адским сюром, я опомнился первым и крикнул остальным:
— Да помогите же ей!
На Громова это никак не повлияло. Он как там стоял, так и остался: то ли до сих пор не очухался, то ли не рисковал подойти к Тане, с которой творилось хрен знает что. А вот Сергей был почеловечнее, он бросился к ней, схватил за плечи, встряхнул, чтобы привести в себя. Что происходит с обычной женщиной, если ее здоровый дядька трясет за плечи? Болтается, как правило, примерно как тряпичная кукла. Но Таня оставалась все такой же неподвижной и твердой, как манекен.
Сама она с этим попросту не справлялась. Она хрипела, задыхалась, я видел, как закатываются ее глаза под неподвижными веками. Сергей тоже видел. Но истолковал неправильно. Он схватил со столика первый попавшийся скальпель и занес над моим горлом.
— Прекрати! — рявкнул он. — Отпусти ее!
— Ты совсем двинулся? — возмутился я. — Это не я делаю!
— А кто тогда?!
— Не знаю! На руку ее посмотри!
Я и сам только что это заметил. Повязка на руке Тани, всего минуту назад сухая и чистая, теперь стремительно темнела, набухая влагой. Я сначала решил, что это кровь, что просто открылась та неглубокая ранка из-за того, что происходит с ее телом. Однако повязка становилась не красной — она становилась черной. И выглядело это не как черная кровь, а как грязь, просто жидкая.
Когда Сергей это обнаружил, он испуганно шарахнулся и от Тани, и от меня. Таня, лишившись его поддержки, на ногах не устояла, он ведь швырнул ее, как куклу. Я в какой-то момент испугался, что она попросту разобьется… Но нет, до такого не дошло. Она продолжала хрипло дышать, однако в себя не пришла — ее закатившиеся в обмороке глаза оставались двумя бельмами.
— Отпустите меня! — потребовал я. — Просто дайте мне уйти, тогда, возможно, это прекратится!
Я не был уверен, что с моим уходом все действительно прекратится. Скажу больше: я почти боялся, что прекратится, ведь это доказало бы, что я виновен в участи Тани. Но я не мог просто лежать здесь и ждать, что еще им придет в голову.
Увы, к гласу рассудка никто не прислушался.
— Нет, — отрезал Громов. — Об этом и речи быть не может! Разве вы не видите? То пространство вступило в контакт!
— Вы в своем уме?!
— Отвяжите его и заприте, — велел Громов Сергею. — Никакого общения, пока я не скажу!
— А с Танькой что?
— Сейчас решим, но сначала нужно изолировать его.
Касаться меня Сергей не рискнул, позвал охрану. Правда, откликаться никто не спешил. Это, с одной стороны, насторожило меня еще больше, а с другой… Меня по-прежнему не покидало чувство, что все идет как надо. Только вот кому надо?
Сергей, напуганный и раздраженный, даже не сообразил, насколько это странно сейчас — отсутствие ответа. Но дверь все-таки отворилась, и вместо двух охранников вошел лишь один.
Этого я сразу запомнил по примечательной бороде — черной, пышной, закрывающей чуть ли не половину груди. Такого попробуй не запомни! Так что я не сомневался, что это действительно одна из здешних шавок, а не посторонний.
Но что-то изменилось и в охраннике. Раньше он двигался легко и бодро, а теперь шел неровно, дергаясь, как будто он и ходить-то только вчера научился. Он не пытался драться или бежать, у него по-прежнему был в руках автомат, так что вроде как никто на него не нападал, вот только нормальным его поведение никто бы не назвал. Он тоже издавал странные глухие звуки — как будто все в этом доме вдруг разучились говорить. Я не представлял, как это понимать, как увязать все в единую картину.
Сергей этого тоже не понимал, он нахмурился:
— Миха, ты чего? Где Серов?
Но рассказывать о судьбе товарища, да и просто отвечать охранник не собирался. Он подошел вплотную к Сергею, и тот испуганно охнул. Видно, была причина, но меня по-прежнему слепила лампа, поэтому происходящее я видел смутно, практически на уровне силуэтов. Хотя… В этой ситуации такое ограничение шло за благо.
Потому что охранник перестал мямлить, и я услышал глухой звук — как будто что-то склизкое оторвалось. Да так и было! То, что я принял за бороду, скользнуло вниз, оставив после себя обглоданную до костей половину лица и жуткую рану на горле. И все равно охранник был жив, даже после того, что с ним случилось. Он тянул к Сергею руки, умоляя о помощи, однако недавнему шефу было не до него. Сергей не сводил глаз с
