Дэшил Хэммет - Детективы Дэшила Хэммета. Т. 3

— Вы хорошо его знаете?

— Да нет… Мы, конечно, здороваемся, разговариваем. Мы с ним здесь единственные американцы, поэтому познакоми­лись довольно быстро.

— Вы знаете, что он тут делает?

— Нет, не знаю. Думаю, просто прервал на какое-то время свои путешествия. Конечно, если у него нет на это какой-то особой причины. Несомненно, не обошлось и без девушки — дочери генерала Радняка. Хотя я в этом не уверен.

— Как он проводит время?

— Я в самом деле не имею об этом представления. Он остановился в отеле «Республика», довольно популярен среди членов здешней иностранной колонии, немного ездит верхом, живет обыкновенной жизнью молодого человека из приличной состоятельной семьи.

— Общается ли с кем-нибудь, кто на самом деле не тот, за кого себя выдает?

— Об этом мне неизвестно. Правда, я видел его в обществе Махмуда и Эйнарссона. Они, по-моему, негодяи. Хотя, может, и нет.

— Кто они?

— Нумар Махмуд — личный секретарь доктора Семича, президента. Полковник Эйнарссон — исландец, теперь, по су­ти, командует армией. Больше ничего о них я не знаю.

— Кроме того, что они негодяи?

Поверенный в делах с обидой сморщил пухлое лицо и бросил на меня укоризненный взгляд.

— Не совсем, — буркнул он. — А теперь позвольте спро­сить, в чем подозревают Грантхема?

— Ни в чем.

— В таком случае…

— Семь месяцев тому назад, в тот день, когда этому Лайо­нелу Грантхему исполнился двадцать один год, он получил деньги, которые ему завещал отец. Лакомый кусок. Перед этим парень пережил тяжелые времена. У его матери было, да и по сей день сохраняется весьма развитое представление среднего класса об изысканности. А отец у него был настоящий аристо­крат старой школы — с твердым характером и мягкой речью. Все, что ему хотелось, он просто брал. Любил вино и молодых женщин, к тому же и то и другое в больших количествах. Играл в карты, в кости и на бегах. А еще любил драки — безразлично, оказывался он наблюдателем или участником.

Пока отец был жив, сын получал мужское воспитание. Госпожа Грантхем считала вкусы своего мужа плебейскими, но он относился к тем, кто с другими людьми не считается. Кроме того, род Грантхема можно было причислить к лучшим в Америке, а ее саму — к тем женщинам, на которых это производит впечатление. Но одиннадцать лет тому назад -г-Лайонелу тогда исполнилось десять — старик умер. Госпожа Грантхем сменила колесо семейной рулетки на коробку до­мино и занялась превращением своего сына в патентованного джентльмена.

Я никогда его не видел, но мне говорили, что ее усилия оказались напрасными. Однако она держала парня на привязи целых одиннадцать лет, даже не дала ему убежать в колледж. Так продолжалось до тех пор, пока он не достиг совершенно­летия и не получил право на свою часть отцовского на­следства. В то утро он поцеловал мамочку и мимоходом сообщил, что отправляется в небольшую прогулку вокруг света — один. Мамочка сказала и сделала все, что от нее можно было ожидать, но это не помогло. Кровь Грантхема взяла верх. Лайонел пообещал матери присылать время от времени почтовые открытки и уехал.

Во время своих путешествий он вел себя, кажется, до­вольно прилично. Думаю, именно ощущение свободы давало ему положительные эмоции. Но несколько недель тому назад адвокатская компания, ведущая его дела, получила от Лайо­нела распоряжение продать акции железнодорожной компа­нии, которые принадлежали ему, а наличные деньги перевести в один белградский банк. Сумма была большая — свыше трех миллионов долларов, поэтому контора сообщила об этом гос­поже Грантхем. Женщина была поражена. Она получала письма от сына из Парижа, и в них ни слова не говорилось о Белграде.

Мамочка сразу решила поехать в Европу. Однако брат госпожи Грантхем, сенатор Уолборн, отговорил ее от этого. Он послал несколько телеграмм и выяснил, что Лайонела нет ни в Париже, ни в Белграде, если только он не скрывается. Тогда миссис Грантхем упаковала чемоданы и заказала би­леты. Сенатор снова уговорил ее не ехать, сказав, что парню не понравится такое вмешательство в его дела и лучше будет провести расследование тайно. Он поручил это дело нашему агентству. Я приехал в Париж и узнал, что один из друзей Лайонела пересылает ему почту, а сам Лайонел теперь в Сте­фании. По пути я остановился в Белграде и узнал, что деньги — большую часть денег — ему перевели сюда. Поэтому я тут.

Скенлен с облегчением усмехнулся.

— Ничем не могу вам помочь, — проговорил он. — Грант­хем совершеннолетний, и это его деньги.

— Хорошо, — согласился я. — Нет возражений. Я придер­живаюсь такого же мнения. Мне остается одно: пошарить вокруг, выяснить, что он тут делает, и, если парня обманы­вают, попытаться спасти его деньги. Не могли бы вы мне хотя бы намекнуть? Куда он вложил или собирается вложить три миллиона долларов?

— Не знаю. — Поверенный в делах смущенно заерзал в кресле. — Тут нет никакого серьезного бизнеса. Это чисто аграрная страна, поделенная между мелкими землевладель­цами — фермы на десять, пятнадцать, двадцать акров. Хотя есть еще его связь с Эйнарссоном и Махмудом. Эти двое, безусловно, оберут его, если подвернется случай. Но не ду­маю, что они сделают это. Возможно, он с ними едва знаком. Наверное, тут замешана какая-то женщина.

— Хорошо, а с кем мне стоит встретиться? Я не знаю страны и языка, и это создает много трудностей. Кому я могу рассказать свою историю, чтобы получить помощь?

— Не знаю, — угрюмо ответил Скенлен. Потом его лицо просветлело. — Идите к Василие Дюдаковичу — министру по­лиции. Это именно тот человек, который вам нужен! Он может помочь вам. Вместо мозгов у него работает пище­варение. Он ничего не поймет из того, что вы ему расскажете. Да, Дюдакович — это ваш человек!

— Благодарю, — сказал я и вышел на грязную улицу.

Канцелярию министра полиции я нашел в правительствен­ном здании, угрюмой бетонной башне невдалеке от резиденции президента, при выходе с площади. Худой седой служащий, похожий на чахоточного Санта-Клауса, на плохом француз­ском языке — даже более чудовищном, чем мой немецкий, — сказал, что его превосходительства нет. И, понизив голос, я с серьезным видом повторил, что пришел от поверенного в делах Соединенных Штатов. Кажется, данный фокус-покус произвел впечатление на этого «святого Николая». Он по­нимающе кивнул и поплелся из комнаты. Вскоре он возвра­тился и, поклонившись возле двери, попросил меня следовать за ним.

Я отправился вслед за ним по тускло освещенному кори­дору к широкой двери с номером 15. Служащий открыл ее, снова поклонился и произнес:

— Asseyez-vos'il vous plait[15]. — Потом закрыл дверь и оста­вил меня одного.

Я стоял в просторном прямоугольном кабинете. Все в нем было большое. Четыре широченных окна, стулья, походившие скорее на большие скамьи, а также огромное кожаное кресло у письменного стола, напоминавшее заднее сиденье в лиму­зине. На письменном столе могли бы спать два человека, а за вторым столом могли бы человек двадцать обедать.

Дверь напротив той, через которую я попал сюда, откры­лась, и вошла девушка. Закрыв за собой дверь, она прервала прерывистое урчание, похожее на работу какой-то мощной машины, доносившееся из соседней комнаты.

— Меня зовут Ромен Франкл, — сказала она по-англий­ски. — Я секретарь его превосходительства. Не скажете ли вы, что привело вас сюда?

Ей могло быть от двадцати до тридцати лет, роста невысо­кого — футов пять, а то и меньше, хрупкая, но не худая, волосы темные, почти черные, волнистые, глаза зеленые, с черной окантовкой и черными ресницами. Черты лица мелкие, голос очень мягкий и тихий, но достаточно ясный. На девушке было красное шерстяное платье; само по себе бесформенное, оно обрисовывало все линии тела. Когда девушка двигалась — шла или поднимала руку, — то казалось, что это не стоит ей никаких усилий, будто ею двигал кто-то посторонний.

— Мне хотелось бы увидеться с ним, — сказал я, одно­временно запоминая все увиденное.

— Непременно, но немного погодя, — пообещала она. — Сейчас это невозможно.

Девушка с непринужденной грацией повернулась к двери и открыла ее настолько, что снова стали слышны раскатистые рулады.

— Слышите? — спросила она. — Его превосходительство дремлет.

Прикрыв дверь и приглушив таким образом храп его пре­восходительства, она проплыла через комнату и забралась в огромное кресло возле стола.

— Садитесь, прошу, — пригласила она, показывая крохот­ным пальчиком на стул рядом со столом. — Вы сбережете время, изложив свое дело мне. Ибо, если вы не говорите на нашем языке, мне придется переводить для его превосхо­дительства.

Я рассказал ей про Лайонела Грантхема и свой интерес к нему, по сути, теми же словами, что и Скенлену. А в конце добавил:

— Вот видите, я могу только выяснить, что парень тут делает, и в случае необходимости поддержать его. Я не могу пойти к нему — в нем слишком много грантхемской крови. Боюсь, он воспримет все это как нежелательную опеку. Ми­стер Скенлен посоветовал мне обратиться за помощью к министру полиции.