— Благодарю.
Возможно, в несколько другой обстановке ее можно было бы воспринимать как очень приятную особу противоположного пола, но сейчас даже стройные ноги, кокетливо выглядывающие из-под подобия халата, не возбуждали.
Уверенно щелкнув замками, она открыла саквояж и пропитала салфетку прозрачной жидкостью. В воздухе плотно завис запах спирта. После этой процедуры она аккуратно протерла раны. На ее лице не отразилось никаких чувства — выглядело все очень обыкновенно, как будто она прикладывала больному компресс или ставила градусник.
— На правой стороне груди сквозное отверстие диаметром…
Полковник Крылов неожиданно сделал два шага и приподнял рубашку, прикрывавшую плечи убитого. На ключицах были выколоты две восьмиконечные звезды. Типичная татуировка зековского отрицали. На правой стороне груди распятая на кресте женщина. Очень тонкая искусная работа, без всякого сомнения, ее выполнял большой мастер. Были выдержаны даже полутона, отчего женщина выглядела необычайно рельефно. Носить на теле подобную красоту дозволено не всем, а следовательно, убиенный был весьма уважаем. Что же это он на мокруху-то пошел, не мог для себя поприличнее занятие подыскать?
— Кажется, мне уже где-то встречался этот крест, — потер ладонью подбородок Крылов.
О его страсти в управлении знали многие. Если одни собирали марки и значки, другие просиживали ночи напролет за картами, то у Крылова имелась одна сильная профессиональная страстишка — он с незабвенных лейтенантских времен коллекционировал татуировки. Он их фотографировал, сортировал и тщательным образом описывал, не забывая под каждой из них писать имя владельца.
— Завтра скажу, кому он принадлежит.
— …края ровные, закругленные, — с интересом рассматривала рану Полина Павловна. По глазам женщины, пылающим азартом, было заметно, что лежащий перед ней человек был неким бесполым существом, достойным всего лишь подробного описания.
— А где второй? — повернулся полковник к Шибанову — Задержали. В автобусе вас дожидается, — ответил капитан.
— Не допрашивали?
— В отказ идет, товарищ полковник.
— Ты вот что, капитан, попробуй разобраться здесь без меня, а мне в архивах нужно покопаться, а потом еще кое-куда наведаться. Справишься? — Взгляд у Крылова был пытливый, слегка настороженный. И, не дожидаясь ответа, он решительно произнес:
— Ну вот и отлично!
***
В микроавтобусе, уткнув в ладони лицо, сидел мужчина лет двадцати пяти.
На запястьях наручники. Напротив задержанного, положив на колени «кипарисы», сидели два собровца в масках. У одного из них, как бы случайно, «ствол» был направлен на задержанного.
Шибанов сел рядом, едва не задевая коленями задержанного.
— Ну что, колоться будешь? — спросил Григорий, заглянув в унылое лицо мужчины. — Как оказался в подъезде?
— Клянусь, я ничего не знаю! Я оказался там совершенно случайно! — тряхнул в отчаянии руками задержанный. Наручники на его запястьях жалобно дзинькнули.
— Ну-ну! И как же так получилось?
— Понимаете, тут такое дело, — быстро заговорил парень, проглатывая окончания. — Я его совсем не знаю. Знаю только, как его зовут. Он мне представился Валерой.
— Как вы с ним познакомились?
Парень был сильно напуган. Лицо побагровело, а на верхней губе, поросшей темно-серой щетиной, отчетливо выступили капельки пота.
— Очень просто. Понимаете, у меня сейчас жена в декрете… сыну пять месяцев. Ну, я в свободное время занимаюсь частным извозом. И месяц назад подвозил Валеру до Курского вокзала. Расплатился он со мной щедро. Тогда он показался мне очень компанейским парнем, много шутил, смеялся, а потом предложил одну работу и обещал за нее хорошо заплатить…
— Что за работа? — насторожился капитан. На широком, чуть побитом рябью лице задержанного отобразилось легкое замешательство.
— Он мне тогда сказал, что дружит с одной девушкой и что отношения у них очень серьезные. Будто бы даже жениться на ней собирался. Но все дело портит один хмырь, который к ней пристает и не дает прохода. Он хотел проследить за ним и обо всех его донжуанских похождениях сообщить своей подруге, чтобы она потеряла к тому интерес.
— В чем конкретно заключалась ваша работа?
— Мы за ним следили, — объяснил задержанный. — Несколько раз провожали его до работы.
— И где же он работал?
— В охране… В Текстильщиках… Потом провожали его до дома. Он действительно встречался с какой-то девушкой. Валера тогда очень радовался, говорил, будет что рассказать своей подруге.
— А о себе Валера ничего не рассказывал?
— Немного… Говорил, что по молодости попал в тюрягу, и все из-за женщины. Будто бы к ней пристали какие-то хулиганы, а он ее защищал, — и, заметив улыбку Шибанова, парень невольно смутился:
— Но потом он сказал, что все это в прошлом, а сейчас он будто бы занимается с приятелями каким-то очень прибыльным бизнесом.
— Каким именно, не распространялся? Рябой отрицательно покачал головой:
— Конкретных разговоров не возникало, да и я не люблю в душу к людям лезть.
— Тоже верно, — согласился Шибанов. — А только ответь ты мне на такой вопрос, друг ты мой ситный: каким образом ты в подъезде оказался?
— Как только этот долговязый парень в подъезд юркнул… Ну тот, за которым мы следили. Он сразу за ним пошел, а мне сказал, ты, дескать, тоже не отставай, за это я тебе по отдельному тарифу заплачу. Я у него тогда еще спросил: а я-то здесь к чему? А он мне ответил, что парень этот на него наброситься может, а на двоих не посмеет.
— Испугался, значит? — хмыкнул капитан. Рябой водила неопределенно пожал плечами и поднял поникшее лицо на Шибанова.
— Так выходит… А когда я в подъезд зашел, какие-то люди повыскакивали. Я сначала думал, что дружки этого. Ну и побежал наверх прятаться. А потом обернулся, смотрю, а это милиция. А потом кто-то по спине врезал, — чуть смущенно произнес он, пряча виноватую улыбку, — я еще на лестнице растянулся. Ведь я даже сопротивляться не стал. Может, помнит кто?
Собровцы, сидящие в микроавтобусе, безучастно смотрели в окно, лишь иной раз в их взглядах мелькал интерес. Затем они снова будто впадали в спячку, и казалось, что не существовало команды, способной вывести их из летаргического состояния.
Вопрос рябого прозвучал с надеждой. Он смотрел на капитана с таким вниманием, словно от его решения зависела вся его дальнейшая судьба.
— Возможно.
Лицо парня неожиданно засветилось улыбкой, как будто высшую меру наказания ему заменили на пожизненное заключение.
— Ну, вот видите.
В салон микроавтобуса вошел капитан Половцев и молча положил перед Шибановым листок бумаги. Григорий поднял его и принялся читать. В нем были отображены жизненные вехи задержанного — Игоря Петровича Коростелева. Из них следовало, что он и в самом деле заурядный инженер рядового конструкторского бюро, специализирующегося на производстве ширпотреба. Для отца семейства он получал явно недостаточно. Поэтому нет ничего странного в том, что частный извоз стал едва ли не основным родом его занятий. На блатного он не тянет, даже если поднапрячь воображение.
— Ладно, мы с вами поговорим более обстоятельно… завтра. Посидите в камере, подумаете, может, чего-нибудь и вспомните, — ободряюще произнес Шибанов и, поднявшись, заторопился к выходу.
Глава 38.
ТИХОНЯ — ЧЕЛОВЕК СЕРЬЕЗНЫЙ
Телефонный звонок прозвенел поздним вечером, что само по себе факт неприятный. В такой час мог позвонить только безумец или человек, у которого очень неотложное дело.
Федосеев решил трубку не брать и терпеливо дожидался, пока телефон умолкнет. Но звонки продолжали раздаваться с завидной настойчивостью; человек, находящийся на том конце провода, знал наверняка, что Федосеев дома, и решил непременно дозвониться до него.
Наконец Федосеев не выдержал, подняв телефонную трубку, он зло буркнул:
— Алло!
— Послушай, мне нужно встретиться с тобой. Иван Степанович без труда узнал этот голос. Это Закир Каримов. Он никогда не звонил в неурочный час, и если все-таки подобное произошло, следовательно, дела обстоят действительно очень серьезно.
— Где?
— Давай через пару часов на нашем месте. У Закира была хорошая привычка не называть по телефону имен. Он жил с таким чувством, как будто вездесущий кум подсматривает за ним даже в сортире. Закир никогда не записывал телефонных номеров, при надобности без труда извлекая их из глубин памяти. Его врожденная осторожность граничила с невероятной дерзостью, которую он проявлял при наездах на терпил.
Место было условлено заранее — сквер на Болотной площади. Растянувшийся вдоль набережной, он притягивал под густые кроны гуляющих. Особенно много здесь было старушек, которые, казалось, съезжались со всей Москвы в благодатное место только для того, чтобы скормить вездесущим воробьям полбуханки хлеба.
