Ознакомительная версия.
Прочитав несколько дней назад в газете описание автомобиля Каюновой, он решил, что все приметы сходятся, и поехал в милицию. Когда на место происшествия выехала следственная группа, стало ясно, что «Тойота» действительно принадлежала Каюновой — в ящике для документов был найден техпаспорт и водительские права, выданные на ее имя. Машина была полностью разбита — стекла, вмятины и повреждения на дверях, багажнике. Повреждения, по всей видимости, были нанесены тяжелым предметом, чехлы сидений вспороты ножом. На переднем сиденье были обнаружены засохшие следы крови. Группа крови соответствовала группе крови Каюновой. После более тщательного осмотра группой экспертов стало ясно, что машину обстреливали из двух автоматов отечественного производства (судя по характеру гильз). Так как машина была заправлена, высказывалось предположение, что остановка произошла из-за пули, пробившей правую заднюю шину. После этого машину разбили. По всей видимости, в Татьяну, находившуюся за рулем, пули попали.
В машине, кроме техпаспорта и водительских прав, больше ничего обнаружено не было. Сумочка, которую, судя по показаниям сестры, держала в руках Татьяна, исчезла. Район был оцеплен подразделениями ОМОНа и тщательно обыскан. Но поиски ничего не дали — никаких следов живой или мертвой Каюновой обнаружено не было. Никаких следов, куда она могла исчезнуть. Так как в Фонарном переулке нет жилых домов, нет их и в той части Суворовского проезда, которая пересекает Фонарный, — свидетелей нет. А с Демьянинского шоссе услышать или разглядеть происходящее не представляется возможным. Итак, сейчас перед следствием стал главный вопрос — жива ли Татьяна Каюнова? Судя по количеству крови, обнаруженной в машине, Татьяна, безусловно, ранена (если предполагать лучшее). Но если жива, где она может быть? Следствие обращается ко всем, что-либо знающим о трагедии в Фонарном переулке. Мы просим всех, имеющих какую-либо информацию о местонахождении Татьяны, немедленно связаться с милицией по телефону 02. Приметы повторяем…»
«ЛИЧНАЯ ГАЗЕТА»: «ПОИСК ТАТЬЯНЫ КАЮНОВОЙ — ДЕПО СПРАВЕДЛИВОСТИ И СОВЕСТИ, ПРАВ И ПРАВДЫ!
Татьяна Каюнова стала очередной жертвой распоясавшейся мафии. Жертвой волны криминального террора, захлестнувшего город. Сестра потерпевшей обратилась с официальным заявлением к телевидению и прессе, чтобы сообщить: в последнее время Татьяне удалось собрать доказательства о фактах коррупции правоохранительных органов, связанных с делом ее мужа. Вроде бы все было так ясно — убийца найден и предан суду, вынесен справедливый приговор. Но исчезает жена предполагаемого убийцы, и вдруг выясняется, что в деле Каюнова существует множество белых пятен и ничего не выяснено до конца. Фактически полностью раскрытое дело вовсе не является таковым. Что же это? Вновь волна коррупции и террора, жертвами которой становятся простые люди? Неужели требовалось искупать город в крови, чтобы это понять? Кровь Каюновой была пролита во имя того, чтобы жители вновь задали себе вопрос о законности, законах и общественных порядках. Татьяну, быть может, убили затем, чтобы окружающие, содрогнувшись, задали себе вопрос: а действительно ли был виноват Андрей Каюнов, как попытались это представить? По словам сестры, Татьяна до самого конца не верила в виновность своего мужа. И пыталась распутать своими силами этот узел. Но даже родная сестра не знала, что именно ей удалось выяснить. И неизвестно, узнает ли кто-нибудь об этом. Труп Татьяны Каюновой не найден. Не найден и ответ на вопрос: до каких пор мы будем находиться между двух огней — преступности и правопорядка, не зная, какой из них страшней…»
Я щелкнула кнопкой, и на экране телевизора возникло женское лицо.
— А сейчас — сенсационные подробности об исчезновении Татьяны Каюновой. Сегодня была найдена машина…
— Опять новости? — из-за двери крикнула Нонка.
— Да, последний выпуск, — в тон ей ответила я.
— Сейчас подогрею борщ, — голосом своим заглушив телевизор, снова закричала Нонка, — а потом перевяжу твою руку!
— Дай послушать!
Я сидела на диване, поджав ноги, и впивалась глазами в экран.
— По заявлению сестры потерпевшей, исчезновение Татьяны Каюновой связано с коррумпированностью…
По официальной версии, напечатанной во всех газетах, Юля пошла в милицию только вечером, в шесть часов. Наверное, поняв уже через полтора часа, что я не вернусь, сидела перед телефоном и ревела оттого, что не знала, кому следует звонить.
В комнате было холодно, и я различала плесень на потолке. Сырость моего временного убежища давила на мозги.
— В Фонарном переулке жилых домов нет, поэтому никто не видел происшедшую трагедию…
— Сколько можно это слушать? У тебя новости третий раз за день! — с надрывом крикнула Нонка. — И все по разным программам. Тебе не осточертело?
— Тише!
— Что тише? Надоело!
— Замолчи!
В комнату, тяжело переваливаясь по-утиному с ноги на ногу, вошла Нонка в старом, вылинявшем халате в цветочек и шлепанцах, чавкающих по немытому линолеуму пола. Уже который день прячась в этом старом подвале от преследования всех, кто только мог меня преследовать, я пыталась определить ее возраст. Нонка принадлежала к числу женщин, которым может быть одновременно и сорок, и шестьдесят, к числу тех, у которых за сорокалетней чертой стирается возраст и пол и остается только одно характеризующее слово — старая. Нонка красила волосы хной, и поэтому на халате, который не снимала она неизвестно сколько лет, оставались черные неприглядные пятна. Весила Нонка не меньше центнера, порой на ее лице застывало выражение добродушного бегемота. Женщина она была незлая, и о профессии ее в молодости можно было догадаться по характерным движениям и укореняющимся чертам, неизменным с потерей фигуры. В молодости она была стройна и красива и работала танцовщицей — сначала балериной, потом статисткой в театре оперетты, потом — танцовщицей в частном кабаке. Однажды в порыве откровенности Нонка назвала себя «несостоявшейся звездой танца». Глядя на ее отекшие ноги, сетку синих вен возле ступней, на лениво колышущийся тройной подбородок и студенистый шар туловища, представить Нонку изящно порхающей по сцене было невозможно.
Нонка принесла тарелку, поставила ее на столик рядом со мной и уставилась в экран. Там сначала возник разбитый каркас моей машины, затем — моя фотография. Поглощенная телевизором, — не оборачиваясь, я услышала, как с тяжелым скрипом прогнулся диван — это Нонка плюхнулась рядом.
— Ешь! — скомандовала она.
Она была доброй женщиной — этакая представительница пролетариата, своеобразная дочь бездны, вместе с молодостью и пороками потерявшая остаток жизни. Я не понимала, что могло связывать Нонку с тем человеком, который привел меня к ней. Сама она об этом не говорила. Прожив свою жизнь в кабаках, Нонка научилась неоценимому качеству — не задавать вопросов. Кажется, я ей немного нравилась.
— На переднем сиденье обнаружены засохшие следы крови…
Какое же это наслаждение — слушать по телевизору подробности собственной смерти.
После новостей пошел блок рекламы, и Нонка выключила телевизор. Комната, в которой я находилась, была не приспособлена для жилья. Кроме старого дивана, небольшого столика и перекосившегося стула, здесь ничего не было. От стен подвала шла сырость, и в маленькое окошко под потолком были видны только ноги тех, кто проходил мимо. Комнатой пользовались время от времени — кто и зачем, я не знала, вернее, мне объяснили, что это не следует знать. Нонка жила не здесь, но она приезжала ко мне каждый день, готовила и на ночь уезжала в свою квартиру. Кроме комнаты в подвале, была крохотная кухня (совсем клетушка) с газовой плитой и кое-какой посудой. Туалет, и в нем — душ.
— Значит, твою машину нашли? — спросила Нонка.
— Да. И это немудрено. Странно, что через несколько дней, и совершенно разбитую.
— Они считают, что тебя убили. Ты умерла.
— Что им остается считать? Хотя мой труп не найден.
— Знаешь, я не суеверная, но это жутко.
— Брось. Ерунда.
— Здесь тебя не найдут.
— Надеюсь. Который час?
Нонка засмеялась:
— Почему не спросить прямо?
— Ну хорошо, спрашиваю прямо: когда он придет?
Нонка взглянула на часы, кокетливо склонив голову (этот наигранный жест остался от ее театрального прошлого), засмеялась:
— Уже совсем скоро.
Я проснулась на рассвете и, выглянув в окно, сразу же увидела мою машину, стоящую возле подъезда. Было уже достаточно светло. После разговора с Филядиным я металась по постели словно в бреду, страшась не столько смерти, сколько неизвестности. С рассветом прояснилась ночная мгла. Отдернув занавеску, я смотрела на орудие убийства. Кто-то подогнал машину под мои окна ночью. Скорее всего взрыв. Этого стоило ожидать. Конечно же, я спущусь вниз и хотя бы просто коснусь машины рукой. Не говоря уже о том, чтобы сесть за руль. Их расчет верен. Некоторые взрывные устройства реагируют на малейшее прикосновение. Если же бомбы в машине нет, значит, автомобильная катастрофа. Это еще проще — нужно лишь открутить вовремя нужные гайки. И тормоза не сработают на повороте. Никаких следов. Заурядная автомобильная катастрофа.
Ознакомительная версия.
