Ознакомительная версия.
Павел Андреевич не сопротивлялся, он не успел толком сообразить, что происходит. Он пальнул наугад, на шум и метнувшуюся около трансформаторной будки тень, на громкую, испугавшую его возню.
– У вас пистолет с глушителем всегда с собой? – защелкивая на его запястьях наручники, поинтересовался Смирнов. – Как носовой платок, да? Непременный атрибут истинного джентльмена.
– Какое вы имеете право? – рявкнул, опомнившись, Треусов. – Освободите меня немедленно. Мне угрожали! На меня хотели напасть! С тех пор как убили мою жену… я ношу с собой оружие!
– Для самозащиты? Как я сразу не догадался?! И куда же вы направлялись в столь поздний час, милейший Павел Андреевич… невзирая на грозящую вам опасность?
– Не ваше дело!
– Как сказать, – ухмыльнулся сыщик. – Возможно, я ваш ангел-хранитель. А вы, вместо благодарности, грубияните! Стыдно, дорогой.
И тут, словно в подтверждение его слов, из тени вышел Ростовцев, в одной руке держа винтовку, а в другой… Лику. Шапочка с козырьком свалилась с нее во время борьбы, волосы растрепались, а глаза сверкали, как два пылающих угля.
– Минуту назад пуля из этого ружья разнесла бы вам голову, Треусов, – заявил он. – Женщины, которые выросли в тайге, умеют попадать в цель. Вы мне жизнью обязаны. Но я прошу только одного – объясните, ради бога, что происходит?!
– Ах ты… – задохнулся от возмущения Павел Андреевич. – Дрянь! Маленькая подлая сучка! Ты меня обмануть вздумала?
Лика молчала, тяжело дыша, но глаз не опускала. Смирнов показал ей пистолет с глушителем, из которого выстрелил Треусов.
– Видите, какую игрушку берет джентльмен, отправляясь на свидание?
– А она?! – завопил Павел Андреевич, пытаясь вырваться из крепкого захвата сыщика. – Я же говорил, что меня хотят убить! Она сюда зачем с ружьем явилась? Я защищался…
– Как вам удалось выманить его из дома, Лика? – спросил Всеслав. – Что вы ему такое сказали?
Ростовцев повернул ее лицом к себе, легонько встряхнул.
– Говорите же! Я… не дам вас в обиду, как бы ни сложились обстоятельства.
– Да, мадемуазель, – поддержал его сыщик. – Вы уж соблаговолите объяснить свой поступок.
– Я позвонила ему из автомата… и сказала… – невнятно начала она, – сказала… что узнала его там, в «Элегии», и догадалась, чего он добивается. Я предупредила, что… все расскажу сыщику, если он не оставит меня в покое. Я притворилась испуганной, не в себе… я и правда боюсь его. Он не остановится!
– Вы… собирались убить Треусова? – не поверил своим ушам Альберт Юрьевич.
– У меня не было другого выхода. После моих слов он не стал бы ждать и часа! Я не сомневалась, что он захочет избавиться от меня, после того… – Она запнулась, не договорила, закончила фразу по-другому: – И… решила его опередить. Я бы не промахнулась.
– Вы же не знаете города, – удивился Ростовцев. – Пока вы добрались, пока нашли нужную улицу… А если бы он вышел из дому раньше, чем вы рассчитывали, если бы… – Тут он вспомнил, как «парень», за которым он следил, воспользовался таксофоном, будучи почти у цели, – и замолчал. Лика не казалась умной, она в самом деле была умна.
Вдогонку его мыслям она покачала головой:
– Я позвонила, когда добралась до места.
Теперь молчал Ростовцев. Лика предстала перед ним не совсем такой… вернее, совсем не похожей на тот образ, который он создавал в своем воображении. Настоящая Лика поставила его в тупик, поразила его… что, как он полагал, было не под силу ни одной женщине. Впервые он не вспомнил о Юле, о непроходящей юношеской любви к ней, не начал сравнивать, не затосковал…
– Вы действительно узнали его в «Элегии»? – с сомнением спросила Ева.
– Нет, конечно. Вы же сами дали мне адрес и телефон!
Треусов угрюмо молчал. С каждым мгновением он сникал, съеживался, уменьшался в размерах… таял, будто сугроб от весеннего тепла. Его бравада, его злость улетучились. Его лицо приобрело землистый оттенок, чего, впрочем, в темноте не было заметно. До него медленно доходило, что он проиграл – теперь уже окончательно и бесповоротно. Эти люди – Смирнов, Ростовцев – не относились к разряду тех, кто побежит в милицию. Они будут вершить свой суд…
Как ни странно, не это пугало Павла Андреевича: его пугала перспектива полного банкротства – вереница картинок из тягостного будущего промелькнула в его сознании. Что будет окружать его? Никчемный сын, который его ненавидит; призрак Стеллы, которая мучила его при жизни, а теперь станет его ночным кошмаром; любовница, оказавшаяся лесбиянкой; обвал его бизнеса. Крушение всех его надежд. Какой смысл продолжать жить? Как? На какие средства? В какой роли? Под личиной чудовища прятался… шут, жалкий бездарный комедиант!
Смирнов воспользовался паузой, чтобы, в свою очередь, высказаться.
– Лика могла не опасаться господина Треусова до тех пор, пока она не имела понятия, кто он такой. Сначала он искал ее, а потом уже она – его. И вот они встретились!
– Не меня он искал, – возразила Лика.
– Не только вас, – согласился Всеслав. – В первую очередь Павла Андреевича интересовала жемчужина – символ могущества Черного Дракона. Кстати, где она?
Подчиняясь интуитивному импульсу, сыщик взглянул на сумку, в которой Лика несла разобранное ружье. Ростовцев понял его без слов, отпустил девушку, поднял раскрытую в спешке сумку и достал оттуда… китайскую куклу Чань.
– Подержите-ка этого негодяя! – велел Смирнов.
Но Треусов не смог бы не то что убежать – он не смог бы даже пошевелиться. Он застыл в оцепенении, не сводя глаз с куклы: происходящее заворожило его. Лика вскрикнула, когда армейский нож сыщика, мелькнув в темноте стальным лезвием, вспорол мягкий животик красавицы Чань, и оттуда показалась пожелтевшая вата… затем нечто по виду напоминающее грецкий орех: не простой, а золотой. Щелк! Створки «ореха» раскрылись, и перед восхищенными взорами присутствующих показалась отливающая черным перламутром жемчужина…
Люди застыли, очарованные ее мистическим блеском, а луна вышла из облаков, словно тоже захотела полюбоваться на этакую редкость. В лунном свете жемчужина вспыхнула, и, вобрав в себя колдовскую силу ночного светила, затаила ее в своей непостижимой глубине…
Лика зажгла в гостиной желтые лампы, и присутствующие заняли свои места за столом. Их было трое, не считая хозяйки. Ростовцев, Ева и сыщик. Лика скромно опустила глаза – ни дать ни взять гимназистка выпускного класса: темное платье с белым воротничком, строгая прическа на прямой пробор, никакой косметики, никаких украшений. Ни одного намека на стрелка, который из своего укрытия берет на прицел другого человека. Как обманчива порой бывает женская внешность! Как легко поддаться ее обольстительной лжи!
Ростовцев не сводил глаз с этой умопомрачительной «гимназистки», изредка бросая на сыщика нетерпеливые взоры. Ну, когда же тот объяснит всю подоплеку странных событий, в которые невольно оказался вовлечен Альберт Юрьевич? О чем он, кстати, ничуть не сожалел.
– Не томи, – взмолилась Ева. – Пауза становится неприличной.
– Да-да, – подхватил Ростовцев. – Будьте добры, введите нас в курс дела.
– Кое-кто прекрасно понимает, что я не смогу наполнить свой рассказ всеми подробностями, – заговорил Всеслав. – Я позволил воображению дорисовать недостающие детали, каковых было множество. Но финальная сцена подтвердила мои смутные догадки.
– Нельзя ли по порядку?
– Разумеется. С самого начала, как вы изволили обратиться ко мне за помощью, – сыщик повернулся в сторону Лики, – меня не покидало ощущение дежавю и пренеприятнейшее чувство, будто кто-то водит меня за нос. Этот «кто-то» – вы, мадемуазель! Вы попросили меня разобраться, что творится вокруг вас, тогда как отлично знали все сами. Вы приехали в Москву не прятаться, а искать. Да, вы были напуганы, вы были в растерянности… вы были подавлены одиночеством и постигшим вас горем. Но за ширмой добродетельной девицы, утонченной аристократки, провинциальной скромницы, несчастной сироты, таежной недотепы, молодой неопытной женщины, неискушенной в безжалостных современных играх… скрывалась твердая решимость. Вы казались легкой добычей! У вас было много лиц, как и положено… Дракону.
– Дракону? – вздрогнул Ростовцев. – Вы шутите!
– Отнюдь. Мифическое существо имеет свойство проявляться всевозможными способами, и в женской ипостаси инь — темной, мутной и завуалированной, – оно наиболее изощренно и коварно. Мадемуазель Лика – истинная дочь своего отца! Дракон всегда возвращается!
Лика хранила молчание сфинкса. Ева разволновалась, раскраснелась. Альберт Юрьевич опешил.
– Постойте… – вмешался он. – У меня голова идет кругом. Вы же говорили, что она поручила вам…
– Это я придумал себе легенду, – перебил сыщик. – Для объяснения своего чрезмерного любопытства. Мне ведь нужно было встречаться с людьми, задавать им неудобные вопросы. А Лика и без меня знала, кто ее родитель. Александр Шершин, последний король игорной «империи»! Звучит, не правда ли? После его смерти то, что еще держалось, окончательно развалилось, куски расхватали – кто что смог урвать, – растащили по углам, раздробили, рассеяли. В прежнем виде она уже не возродится.
Ознакомительная версия.
