привести фасад здания в порядок, поэтому и аресты вряд ли последовали бы. Но Хелена уже готовилась к телефонному звонку, который, как она понимала, был неизбежен, как только весть о разразившемся скандале дойдет до суперинтенданта Анны Миллер. В городе становилось слишком беспокойно, а Миллер терпеть не могла публичности, особенно когда полицию обвиняли в бездействии. Она будет требовать объяснений и давить, поэтому Хелена приехала в участок заранее, оставив Шарлотту доедать свой сэндвич с авокадо в одиночестве, и уже начала обдумывать ответ.
– Пора прекратить ходить вокруг да около, – произнесла она вслух, когда села в кресло и включила компьютер.
Никто не ответил ей, офис был пустой, у всех был долгожданный выходной. Хелена знала, что и Девону тоже нужно отдохнуть, да и ей самой было бы неплохо провести время с женой, но все это не займет много времени. Два часа максимум.
Как только Девон поднялся в офис, они начали перечислять все, что у них есть на Джемму О’Коннор, начиная с последнего свидетельства – заявления Куинна О’Коннора о том, что она агрессивно вела себя по отношению к Дэнни. Джемма была почти уверена, что у них недостаточно оснований, чтобы обвинить ее в четырех убийствах, но по делу об исчезновении ее мужа улик против нее было достаточно. Тело все еще не нашли. Но даже без него было понятно, что с Дэнни О'Коннором случилось что-то серьезное. И сейчас из-за негодования требующей активных действий общественности давление руководства усилится в десятки раз. Хелена была полна решимости. Она была больше чем уверена, что Джемма О'Коннор в чем-то виновата, и пришло время принимать активные меры. Настало время действовать.
Я проснулась уже почти в десять утра, чувствуя себя разбитой. Голова болела, в глазах ощущалась неприятная резь. Еву я нашла за кухонным столом с чашечкой кофе. Она что-то читала на своем айпаде. Для фона тихо звучало радио, настроенное на волну классической музыки.
– Уютно тут у тебя, – сказала я, усаживаясь на стул напротив нее. Я чувствовала себя измученной.
Она подняла глаза и улыбнулась.
– Привет! А я тут читаю о какой-то утренней забастовке у стен полицейского участка. Это был протест против некомпетентности полиции, судя по всему. Местные жители недовольны тем, что по улицам города разгуливает серийный убийца и никто не может его поймать. Впрочем, ничего серьезного не произошло. Их уже разогнали. Как ты себя чувствуешь?
– Забастовка? Здесь, в Бристоле? Что за дичь!
Я наклонилась через стол, и она повернула планшет, чтобы показать мне фотографию рассерженной толпы с поднятыми вверх плакатами. Затем, потеряв интерес, я потерла глаза; мне казалось, будто в них насыпали песка.
– Я так измотана, – пожаловалась я. – Такое ощущение, что слон потоптался у меня на голове, пока я спала. И мне приснился ужасный сон.
Меня охватила непроизвольная дрожь, и Ева нахмурилась:
– Что за сон? Что там было?
Я покачала головой и снова встала.
– Это был просто сон. Неважно. Мне срочно нужен кофе. Тебе сделать кофе?
– Спасибо, пожалуй, выпью еще чашечку. Слушай, мне скоро нужно будет уехать. Мне очень жаль. Не хотелось бы покидать тебя в годовщину твоей свадьбы, но завтра рано утром мне нужно быть в отделе новостей, да и по хозяйству много дел накопилось – нужно убрать в квартире, сделать покупки на неделю. Мне придется всю ночь работать, если я не приеду домой в запланированное время и не сделаю все необходимое.
– Не волнуйся, со мной все будет в порядке. Я и так тебе благодарна, что ты смогла найти время и приехать. Что за сюжет собираешься освещать?
Я включила чайник и подошла к шкафчику, чтобы взять кружку.
– Ева?
Она не ответила, я повернулась к ней и увидела, что она настороженно смотрит на меня.
– Что?
Она сложила руки перед собой, затем поджала губы и выдохнула:
– Ладно, послушай. Я собиралась сказать тебе это в пятницу, но потом из-за этих сообщений и истории с Куинном это было просто не к месту… ну, понимаешь…
Я вернулась к столу, забыв про кофе.
– Что? Ты меня пугаешь, Ева. Что случилось?
– Ну, просто… помнишь, как в последний раз я шутила про «моего друга серийного убийцу»? Они хотят, чтобы я написала об этом.
– Они хотят… что?
Я снова опустилась на стул, глядя на нее. Она сидела, опустив глаза и закручивая прядь волос на палец.
– Они хотят, чтобы я написала о тебе статью. Об исчезновении Дэнни, о его сходстве с жертвами убийцы. И о том, как тебя неоднократно вызывали на допрос. Они хотят, чтобы я рассказала, каково это, когда ты оказываешься подозреваемым в деле, связанном с серийными убийствами, рассказала с позиции человека, который был вовлечен во все эти события. С моей позиции.
Я молча уставилась на нее, открыв рот.
– Очевидно, если кого-то обвинят, то мы уже ничего такого написать не сможем, – начала торопливо оправдываться она. – А пока, ну…
– Но ты же не собираешься об этом писать? – ко мне внезапно вернулся дар речи. – Ева, пожалуйста! Ты не можешь!
Она вздохнула:
– Я неделю оттягивала это, но теперь они уже настаивают. Я не хочу этого делать, Джемма. Но ты же знаешь, как у нас там все происходит. И если этого не сделаю я, то об этом напишет кто-то другой, кто не будет относиться к тебе с таким сочувствием. Я думаю, у меня нет выбора. Мне жаль.
Я застонала и закрыла лицо руками. Она была права. Я знала, как все устроено в отделе новостей. И могла себе представить, под каким давлением находилась Ева. Я даже с легкостью могла вообразить, какой восторг просиял на лице ее редактора, когда он узнал, что главный репортер их отдела была лучшей подругой женщины, которую подозревают в серийных убийствах. У нее были все условия, чтобы заполучить отличную историю, но это была не просто история – она была обо мне. Это была моя жизнь, мой персональный ад. И перспектива, что моя лучшая подруга, которой я так доверяла, напишет об этом статью, была для меня невыносимой.
Я снова подняла глаза, рыдания подступили к горлу.
– Я знаю. Знаю, что ты бы не стала этого делать, если бы не пришлось, – прошептала я. – Но, пожалуйста, не могла бы ты немного отложить это? Написать статью чуть позже? Я просто не знаю, смогу ли я с этим справиться. Моя семья, и все…
– Я постараюсь, – сказала она, и я увидела слезы на ее глазах. – Я