Ознакомительная версия.
Из кухни вернулась мать. Она протянула Варе сложенную розовую салфеточку:
– Варь, посмотри, тебе это нужно? А то я выброшу.
Варя взяла бумажную салфетку, развернула и увидела несколько цифр, нацарапанных карандашом. Если точнее – семь цифр. И их писала не она.
– Где ты это взяла? – спросила она, продолжая вглядываться в эти, ничего ей не говорящие цифры. Варя обратила внимание, что салфетка в нескольких местах была прорвана. Тот, кто это писал, или торопился, или нервничал. Цифры размашистые, большие, разной величины.
– В лотке. Там же, кроме всего прочего, еще и салфетки, и зубочистки, – сообщила та уже не Варе, а мужу. – Говорю же – прямо, как в Аэрофлоте. Ну что? Выбросить?
Варя аккуратно сложила салфетку и покачала головой:
– Нет, я оставлю. Мам, а в чьем лотке это было? В Андреевом?
Мать как будто рассердилась:
– Там же не написано, чьи они. Все одинаково. Ты ела что-нибудь? Может, чай или кофе пила?
– Нет.
– Ну, так как же я определю твой лоток? Там всего поровну.
Варя встала и отправилась на кухню. Мать была права – оба лотка были совершенно нетронуты. Но со своего Варя сняла наклейку, которым он был запечатан. Когда выдали питание, она заинтересовалась, что там, в лотке. А Андрей даже не снимал наклейки. Однако бумажная салфетка явно была извлечена из его лотка.
– Варя, в чем дело? – сзади подошел отец. – Там записан чей-то телефон?
– Телефон? – обернулась она.
«Что значит, взгляд со стороны… – Варя опять развернула салфетку и взглянула на цифры. – А я-то даже не подумала, что это такое… В самом деле, похоже на московский телефон. Семь цифр. Правда, написаны они не в строчку, это меня и сбило с толку… А если их прочесть, как телефонный номер, то получится – 279-58-31».
– Это Андрей написал? В поезде? – допытывался отец. Он взял у дочери салфетку, перечитал телефон и вышел. Вернулся через минуту со справочником в руках:
– Давай посмотрим, к какому району относится номер. Вот… Автозаводская-Южный речной порт. У тебя есть знакомые в том районе?
– Нет, – она была слегка ошарашена его напором. – Впрочем, сейчас не соображу. А мне-то показалось, что это кто-то что-то подсчитывал. Расходы, например.
– Разве у вас этим Андрей занимался? – вмешалась мать. Она тоже втиснулась на кухню, и Варя оказалась в буквальном смысле слова приперта к стенке. Ей пришлось признать, что расходы подсчитывала всегда она – если была охота этим заниматься. Как ни подсчитывай, все равно, на многое не хватало. Тем более что в последнее время они старались экономить. Копили на ремонт дачи, но Андрей все время откладывал это мероприятие. В результате все сбережения ушли на поездку. Ей в голову вдруг пришла абсурдная мысль – если бы они никуда не поехали, Андрей сейчас был бы жив.
– Это он написал, – уверенно сказал отец. – В поезде, я думаю.
– Может быть, – согласилась Варя. – Ну и что?
– Нужно позвонить по этому телефону.
– Зачем? – удивилась она. – Какой в этом смысл, папа? Что ты хочешь выяснить?
– Я думаю, он познакомился с кем-то из попутчиков по купе, – объяснил отец. – Записал его телефон. Тот человек может что-то знать… Варя, ты-то сама разве не хочешь узнать, почему твой муж повесился? Ты с ним говорить не желала, так может, он разговорился с кем-то другим? Знаешь, как бывает в поезде? Чужие люди выкладывают друг другу такое, чего родным дома ни за что не скажут.
– Только не в этом поезде! – возразила Варя. – Там нет смысла знакомиться. Добрый вечер, доброе утро – это все, что там можно услышать.
Мать ее полностью поддержала:
– Да ты что, Саша, чужим людям звонить! Как-то неудобно! Ну, что ты им скажешь? Так мол и так – зять с собой покончил, не знаете ли чего интересного про это дело? Варя, он же сам с собой покончил? Никто его не убивал? Что милиция говорит?
Варя рассказала про запертую дверь туалета, про задраенное окно, про то, что на ручку двери изнутри был надет фиксатор.
– Проводница даже ключ в замке повернуть не смогла из-за этого фиксатора, – добавила она. – И вряд ли кто-то зашел с ним в туалет, а потом выскочил в окно. Поезд делал только одну остановку – в Бологом и все время шел очень быстро. Такой прыжок на ходу – верное увечье. И если бы вы видели, как он висел на оконной ручке! – У нее внезапно сел голос, и она закончила почти неслышно. – Окно тоже было закрыто – с самого начала. Он был в туалете один. Он сам, сам это сделал!
И запнулась. Перед ней опять возникла картина – спина Андрея, кожаный ремень, болтающийся возле его бедра, отражение его искаженного лица в зеркале… И фотоаппарат в мокром умывальнике. Фотоаппарат, над которым муж трясся, за который полтора года назад выложил немалые для их бюджета деньги – почти триста долларов. Андрей давно мечтал о нем. Сама Варя тоже немножко фотографировала – конечно, профессионалом, как муж, она не была. Ей тоже хотелось попробовать что-то снять новым фотоаппаратом, но Андрей так изменился в лице, когда она открыла объектив, что Варя даже обиделась. И вернула ему «Никон» со словами, что никогда к нему больше не притронется. Муж извинялся за свое недоверие, однако Варя обиделась прочно и свое слово сдержала. С тех пор она стала единоличной хозяйкой простенькой старой «мыльницы». И в Питере сняла одну пленку. Андрей тоже фотографировал. Когда он занимался этим, то был счастлив. Похоже, в последнее время съемка являлась для него единственным источником радости. А там, в туалете… Священный для Андрея аппарат фирмы «Никон» валялся в раковине. Даже без футляра – без малейшей защиты от царапин, ударов, от капель воды. Она не сразу поняла, как дико это выглядит – в тот миг ей было не до того. Но теперь…
– Я все-таки позвоню, – решился отец. – Ничего страшного не случится. А в милиции эту салфетку видели?
Не получив вразумительного ответа – Варя его слушала вполуха – отец вышел в коридор, к телефону. Мать побежала за ним, на ходу отговаривая от этого «неприличного» шага. Она вернулась через минуту, сжимая ладонями виски:
– Дозвонился, разговаривает. Ох, и упрямый же он… Варь, Андрей ведь не такой был?
– Да как сказать, – ответила та, глядя в окно. Там было уже темно, и она не видела в черном стекле ничего, кроме своего собственного лица. – Я его совсем не понимала. Теперь мне так кажется…
Мимо ее ног проскользнула Кришна. Она направлялась к своей миске. Кроме сухого корма там ничего не было. Кошка начала скрести лапой линолеум – так она выражала свое недовольство. Вошедшая следом сестра полностью ее поддержала. Варя достала из холодильника пакет молока, налила в другую миску и поставила возле плиты. Вишну понюхала молоко, лизнула, отряхнула лапы – все четыре по очереди – и с оскорбленным видом удалилась. Мать вздохнула:
– Избалованные они у тебя, ничего кроме мяса, не едят. Даже консервы не трогают – у меня две банки из-за них пропало.
– Ничего, к утру проголодаются, вылакают молоко. – Варя присела к столу. – А вы что – остатесь ночевать?
– Вообще-то, мы собирались остаться, – осторожно сказала мать. – Поддержать тебя. Ты в таком состоянии…
– А в каком я состоянии? – возразила Варя. – Я неплохо себя чувствую. Ты не обижайся, мама, но мне хотелось бы побыть одной… Я должна подумать…
Мать не успела ей ответить – в дверь заглянул отец. Он был явно раздосадован. Не сказав ни слова, положил на холодильник розовую салфеточку, а в ответ на Варин вопросительный взгляд только пожал плечами. Мать язвительно обратилась к нему:
– Ну что, добился своего? Поговорил?
– Да, глупо вышло, – признался он. – Я спросил, может, кто-нибудь ехал сегодня ночью из Питера в Москву. Может, надо было начать не так… Не знаю. Мне ответили, что это ошибка. Я им назвал фамилию, имя Андрея – они такого не знают. Сперва со мной женщина говорила, потом отдала трубку мужчине. Наверное, мужу. Тот меня в конце-концов чуть не послал…
– О господи! – вздохнула мать. – Говорила же я тебе – это неприлично!
– Не в приличиях дело, – отрезал отец. – Просто надо сообщить этот телефон милиции. Там с ними по-другому поговорят.
Они вместе выпили чаю. Варя замечала, что родители то и дело пытаются заглянуть ей в глаза. Наверное, чтобы убедиться, что она держит себя в руках и не отчаивается. Она сама себе удивлялась. Никаких следов того панического страха, который она испытала в поезде, в опуствешем вагоне. Ничего, похожего на безутешное горе. «Разве так я должна была себя вести, если бы еще любила его? – спрашивала себя женщина и не находила ответа. – Странно. В самом деле, странно… Я, наверное, должна плакать… А мне просто снова хочется спать. И еще принять горячую ванну. Ноги болят ужасно, и плечи немеют после сумок. И голова тяжелая. Но ведь все это не имеет отношения к горю! Я ничего не чувствую!»
– Ну что, Саша, уже одиннадцать, – мать взглянула на часы. – Давай собираться.
Отец, по-видимому, обрадовался, что не придется ночевать в гостях. Варя прекрасно знала, какой он домосед. На чужих подушках ему не спалось. Он всю ночь вздыхал, ворочался, бесконечно выходил на балкон курить и в результате не высыпался не только он, но и все окружающие. На прощание мать попросила Варю еще раз позвонить родителям Андрея. Вдруг они уже вернулись с дачи? Варя пообещала сделать это немедленно. Она заперла за ними дверь, почистила ванну, пустила в нее сильную струю горячей воды. Следовало торопиться, потому что после полуночи горячую воду нередко отключали. Варя прошлась по комнатам, отметила, что мать без нее пыталась навести порядок. Варя никогда не считала себя образцовой хозяйкой. Вещи у нее нередко валялись на стуле или на диване – только раз в три-четыре дня она собиралась с духом и вешала их в шкаф, где им и полагалось быть. Варя подумала, что тем вещам, которые сегодня выбросили из сумок, предстоит еще долго валяться на диване. Кошки будут на них спать, и в результате почти все потом придется чистить и стирать… А в ближайшее время у нее будет масса других дел. Связанных с похоронами, скорее всего… Варя раскрыла шкаф и принялась сортировать вещи на чистые и грязные. За этим занятием ее и застал телефонный звонок.
Ознакомительная версия.
