В центральном управлении полиции у окна, выходящего на Коммон-стрит, теперь стоял укрытый саваном портрет Хеннесси. Со всех концов страны в участок шли телеграммы со словами соболезнования. Биржи города, а также многие муниципальные учреждения и частные предприятия были закрыты. Повсюду: в оперном театре, в витринах магазинов на Канал-стрит, в полицейских участках и пожарных станциях – сооружались импровизированные памятники начальнику полиции[68].
В четыре часа в похоронное бюро «Фрэнсис Джонсон и сыновья» прибыли полицейские[69], которые должны были отнести гроб с телом Хеннесси в его дом на Жиро-стрит. У ветхого домика собралась толпа, наблюдавшая за тем, как полицейские вынесли устланный шелком гроб из черного дерева, усыпанный цветами и венками, которые присылали в участок в течение всего дня. На глазах у убитой горем миссис Хеннесси гроб открыли, заменив деревянную крышку стеклянной, чтобы собравшиеся могли видеть лицо Хеннесси, покрытое толстым слоем грима, скрывающего раны. За следующие несколько часов в дом вошло несколько сотен желающих увидеть тело. В десять часов у дверей дома еще толпились люди, но заметив, что миссис Хеннесси устала, сотрудники агентства Бойлана попросили их разойтись и закрыли бюро. Внутри осталась только она и несколько друзей Хеннесси, дежуривших у гроба до шести утра, когда двери дома открылись, впустив новых желающих проститься с умершим.
* * *
Утро пятницы выдалось ярким и солнечным, лишь несколько облаков напоминали о прошедшем накануне дожде. В десять утра в дом на Жиро-стрит прибыли полицейские[70], чтобы отнести гроб с телом начальника полиции в городскую ратушу. Похоронное бюро предоставило катафалк, но полицейские настояли на том, чтобы пронести покойного до самой площади Лафайет по улицам, заполненным горожанами в траурных одеждах. У широкой мраморной лестницы городской ратуши процессию встретили чиновники. Приняв гроб, они пронесли его в светлый, усеянный цветами зал заседаний. Гроб подняли на покрытые черной медвежьей шкурой носилки в центре зала, в метре от того места, где всего год назад покоилось тело другого почтенного сына Нового Орлеана – Джефферсона Дэвиса. Шляпу, трость и пояс начальника полиции положили на крышку гроба. У ног покойного встал почетный караул. Лишь после этого желающим новоорлеанцам было позволено пройти в дом группами по двадцать пять человек и проститься с умершим.
Церемония прощания продолжалась весь день. В три часа дня в зале совещаний исполнили «Де профундис», и гроб снова вынесли на улицу. Там его поставили в катафалк, присоединившийся к длинной – в целую милю – процессии, направлявшейся на кладбище. Впереди, без наездника, шел вороной конь начальника полиции. Процессия остановилась в церкви Святого Иосифа, где преподобный Патрик О’Нил провел перед переполненным залом похоронную службу, после чего процессия двинулась дальше по Канал-стрит. Едва смеркалось, катафалк пересек мост и проехал под каменной аркой кладбища Метаири, где гроб с телом Хеннесси положили в белую кирпичную гробницу, роскошно обвитую шиповником.
Отец О’Нил в последний раз благословил покойного, и дюжины полицейских Нового Орлеана шагнули вперед и в знак уважения бросили в гробницу свои значки. Затем к склепу подошел человек, запечатавший его и повесивший деревянную табличку, которую вскоре заменили мраморной плитой. Это был Томас К. Андерсон, низкорослый, но крепкий молодой человек[71] с пронзительно голубыми глазами и густыми светло-рыжими усами, которого газета «Дейли-Пикайюн» назвала «ближайшим другом»[72] Дэвида Хеннесси. Тогда никто еще не подозревал, что он совсем скоро окажется в самом эпицентре войны, которую начал Хеннесси. Более того, на протяжении трех десятков лет Том Андерсон будет главным символом новоорлеанского беззакония – заклятым врагом лучшей половины города, помехой для всех их устремлений, главным препятствием для любых попыток реформировать город и взять его под контроль. Но пока Андерсон не мог даже предположить, что станет зачинщиком той смуты, из-за которой ему – будущему главарю городского подполья – будет суждено пережить взлет и падение. Он просто отдавал дань памяти символу закона и порядка, своему другу Дэвиду Хеннесси, погибшему на службе в расцвете лет.
Андерсон подошел к деревянной табличке, вынул из кармана карандаш и вывел простую эпитафию: «Дэвид Хеннесси, погиб 16 октября 1890 года»[73]. Эта дата стала началом гражданской войны в Новом Орлеане.
* * *
Пятница – день похорон начальника полиции Хеннесси – считалась днем, когда нужно оплакивать мертвых. Суббота – днем, когда пришла пора действовать, и власти города были готовы к этой нелегкой битве. Человек, избранный добропорядочными новоорлеанцами, чтобы возглавить их крестовый поход против зла, был убит прежде, чем успел нанести первый удар. Теперь командование примут на себя другие.
В 12:35 в воскресенье все еще скорбящий по погибшему мэр Шекспир вошел в зал заседаний городской ратуши, полный городских старейшин, полицейских и чиновников. Началось чрезвычайное совещание. Читая с заранее заготовленного листа, мэр объявил о том, что Дэвид К. Хеннесси погиб «от рук подлых убийц»[74]. Полиция уже задержала четверых предполагаемых стрелков и шла по следу пятого. Но это была лишь малая часть той группировки, с которой предстояло бороться.
– Для меня очевидно, – заявил мэр, – что преступники, совершившие это чудовищное нападение, – лишь наемники, пешки в более могущественных руках. Мы должны любой ценой найти зачинщиков преступления.
Затем, напомнив, что после убийства Хеннесси он сам получал угрозы, мэр призвал собравшихся старейшин к действию.
– Граждане надеются, что вы возьмете дело в свои руки, – сказал он. – Действуйте без страха и промедления.
Совет разразился овациями. «Город взывает к лучшим своим гражданам и просит их о помощи!» – заявил старейшина Бриттин. Он предложил собрать «комитет пятидесяти», членов которого должен избрать мэр. Этому комитету предстояло заняться тайными обществами итальянцев и «разработать наиболее эффективные меры для искоренения и полного уничтожения подобных нечестивых организаций».
Решение единогласно одобрили, и мэр Шекспир вскоре огласил имена восьмидесяти трех кандидатов, предварительно отобранных им в «комитет пятидесяти». Это были богатейшие, виднейшие и влиятельнейшие люди Нового Орлеана, что ясно свидетельствовало о том, что последующие события были классовой войной, и развязала ее коренная элита города. Это было не просто возмездие за жестокое убийство, но возмездие за убийство представителя элиты людьми низшего класса.
– Осквернив сияющий столп нашего общества, эти люди выказали свое презрение ко всей цивилизации Нового Света, – сказал мэр в заключение своей речи. – Ради собственного благополучия, ради всего святого, что есть в нашей жизни, мы должны позаботиться о том, чтобы удар, который нам нанесли, стал последним. Мы должны преподать урок, который они никогда не забудут.
Гравюра, изображающая линчевание в Окружной тюрьме. Коллекция фонда исследований истории Луизианы, Университет Тулейна
ТРУДНО БЫЛО ПРЕДСТАВИТЬ, чем вызвана задержка. Все присутствующие в главном зале суда в Сент-Патрик-Холле не сводили глаз с закрытой двери, за которой уже восемнадцать часов заседали присяжные по делу об убийстве Хеннесси[75]. Большинство наблюдателей, набившихся в коридор зала суда уже в десять утра, ожидало, что вердикт объявят немедленно. Утренняя «Пикайюн» писала, что присяжные приняли решение еще прошлым вечером[76]. Но прошло уже два часа после начала утреннего заседания, а дверь кабинета присяжных оставалась накрепко закрытой.
Для многих новоорлеанцев ожидание правосудия оказалось слишком долгим. Урок, который мэр Шекспир обещал преподать врагам закона и порядка, затянулся почти на пять месяцев – пять месяцев полуночных рейдов, нелепых обвинений соседей соседями и массовых арестов итальянцев. Уже наутро после убийства Хеннесси начались разговоры о том, что задержанных нужно немедленно жестоко наказать. Но в итоге закон – таков, каким он был в Новом Орлеане, – все-таки восторжествовал. Комитет пятидесяти под началом лидера ДАМ У. С. Паркерсона, служившего посредником между комитетом и городской администрацией, провел расследование предполагаемого заговора. Под неумелым «руководством» комитета полиция арестовала больше сотни итальянцев[77]. Большую часть из них позже отпустили из-за отсутствия доказательств причастности к преступлениям, но девятнадцать подозреваемых все же предстали перед судом. Девять из них были признаны непосредственными исполнителями убийства, а остальные – в числе которых оказались и такие влиятельные итальянцы, как Джозеф П. Мачека и Чарльз Матаранга, – соучастниками, покрывавшими исполнителей после совершения преступления. Но ограничивался ли круг заговорщиков против Хеннесси этими девятнадцатью? Немногие верили в это. Но если бы эти люди понесли заслуженное наказание, это стало бы неплохим началом.
