При каждом спуске я дотошно продумывал технику безопасности, надевал резиновые сапоги и перчатки, брал инструменты, старался не попасть впросак. И все же, все же…
Порой накатится удушающий страх, сдавит грудь, сожмет сердце — ни охнуть, ни вздохнуть. Страх скует мысли, и обуяет тебя невероятная жуть, с которой не совладать.
За все годы я несколько раз испытывал под землей приступы необъяснимого ужаса, когда и причины, кажется, никакой, но тянет, неодолимо тянет бросится на землю, сжаться, застыть, зажмурить глаза, заткнуть уши или дать деру и бежать, сломя голову, бежать без памяти, неведомо куда, лишь бы поскорее убраться прочь.
Из этого состояния выходишь с трудом — медленно, мучительно, сцепив зубы, употребив всю волю и все силы. Не дай Бог кому-то испытать.
Подобные состояния пока не поддаются объяснению. После такого приступа становится неловко за себя — тренированный, рассудительный мужчина, как ребенок, боялся неизвестно чего.
Мне приходилось плавать на разных судах по мировому океану, и я знаю о приступах внезапного страха у моряков. Чаще всего это случалось в шторм или незадолго до его начала, когда человек не находил себе места от ужаса, а иногда терял над собой контроль и шагал за борт. Знающие люди сходятся во мнении, что таким образом проявляет свое воздействие на организм инфразвук — низкие частоты, которые издает океан.
Не могу судить, но возможно, колебания земной коры или подвижки больших масс грунта рождают под землей схожий результат, создают аномальные зоны, а может причина совсем в другом, еще неведомом.
Любопытно, что реальная, подлинная опасность никогда ничего подобного не вызывала. Обычно я неплохо владел собой, анализировал ситуацию, трезво принимал решение. Даже встречи с людьми, выказывающими агрессивные намерения — наркоманами, уголовниками не вызывали особого страха или паники. Люди чувствуют, в какой степени ты пойдешь до конца, и если ты готов идти до конца, они остерегаются.
По натуре я человек мирный, но если решился на спуск в «преисподнюю», надо знать, что тебя ждет. И я никогда под землей не выпускал из рук «фомку», русский народный инструмент, который в Америке называют «свиной ножкой».
На рожон я не лез, но всегда был готов к отпору. Меня обычно не задирали, я ходил, провожаемый внимательными взглядами. Только один раз выскочивший неведомо из какой щели бледный безумец с горящими глазами неожиданно метнулся ко мне и молча, без единого звука, вскинул руку над моей головой. Я перехватил удар, и человек также молча в мгновение ока бесшумно исчез в темноте.
Мне приходилось видеть внизу автомобили, их загоняли по закрытым пандусам через подвалы и гаражи. Сосредоточенные и немногословные механики красили их, кроили-перекраивали, что-то резали автогеном, варили и стучали беспрерывно, видимо, перебивали на рамах заводские номера. Стоило мне появиться, они молча и напряженно разглядывали меня, но я не занимался розыском угнанных автомобилей, а шел своей дорогой — мимо и стороной.
Изредка, от случая к случаю попадались сложенные штабелями коробки с товарами, возможно, пущенная налево гуманитарная помощь, складированная для коммерческих ларьков.
Я часто встречал под землей бездомных. Кое-где можно сносно существовать — тепло, сухо, водопровод, электричество… Я встречал бродяг, скитальцев, беженцев, встречал жалобщиков, приехавших в Москву за правдой и не имеющих ночлега.
Чаще всего под землей можно встретить больных, спившихся людей, грязных, годами не мывшихся, едва ли не потерявших человеческий облик. Некоторые из них перестали подниматься на поверхность и валяются дни и ночи — многие вообще потеряли представление о времени суток — валяются на истлевших тюфяках, в гниющем тряпье, среди испражнений, в тесных зловонных углах, в смрадных заброшенных тупиках, гниют заживо и умирают. Трупы людей, человеческие останки — неизбежная, к сожалению, принадлежность подземелий. Как и разложившиеся трупы животных.
Иногда внизу можно встретить стайки сбежавших из дома или из приютов детей и подростков, которые целыми днями рыщут повсюду в поисках добычи и пропитания и спускаются лишь ночевать. У них свой мир, свой язык, свой фольклор, свои привычки, воспоминания и мечты. И хотя их представления о жизни искажены и окрашены в черный цвет, большинство из них надеется выбраться отсюда наверх, туда, где чисто и светло.
Я говорил с ними изредка. Забытые всеми, брошенные на произвол судьбы, они, как ни странно, мечтают о доме, уюте, заботе и любви. Любопытная деталь… Частенько они грезят о своем доме в лесу, чтобы горела печь и было укромно и тепло, а за окном шел дождь или снег. Мне всегда было горько видеть их тоскливые глаза. Подрастая, мальчишки сколачивают жестокие злобные шайки, от которых никому нет пощады, девочки пускаются в проституцию, и редко, крайне редко кому-то из них улыбнется жизнь.
Бывало, на пути попадалась шпана постарше, среди них случаются разборки, драки, поножовщина, но они меня не занимали, без них хлопот хватало.
Вообще, признаюсь честно, спуск под землю, в особенности на большую глубину — занятие не из приятных. Уже на малых глубинах человека посещает чувство оторванности. При первых спусках мне казалось, что я отрезан, замурован, что назад не выбраться и я навсегда останусь в тесном замкнутом пространстве. Хотя клаустрофобией я отнюдь не страдаю.
На первых порах я постоянно помнил толщу земли над головой, невообразимую тяжесть породы. Представишь — тошно делается, мурашки по коже. Вся эта тяжесть давит на тебя, сразу понимаешь свою малость: ты песчинка!
Подобные ощущения испытывают новички на подводных лодках. Воображение живо и услужливо напоминает о глубине, о страшной тяжести воды, давящей на борт, который в сравнении с неодолимой силой моря мнится тонкой скорлупой.
Да, богатое воображение и разгулявшаяся фантазия могут сыграть с человеком под землей злую шутку: вывести из равновесия, ввергнуть в панику. Это состояние сродни состоянию пловца в море. Утонуть, как известно, можно на глубине в два метра, однако там ты спокоен, но стоит представить в море, что под тобой километр, и становится не по себе.
В метро никто не думает о толще земли над головой, но когда оказываешься внизу один — в низком тесном забое, штреке или подкопе, где не поднять головы, не разогнуть спины, сразу вспоминаешь, сколько над тобой породы, вся эта тяжесть на твоих плечах, и кажется, вот-вот расплющит.
И когда я признаюсь, что спуск под землю — занятие не из приятных, я ничуть не лукавлю. Всякий раз мне приходилось себя взнуздывать и понукать, понуждать. Не будь у меня конкретной цели, просто так, из романтических побуждений, азарта или из любви к искусству я бы не полез. Но у меня была цель: роман!
Хочу, чтобы в этом вопросе была полная ясность. Я писал не путеводитель по подземной Москве, не учебник, не руководство или пособие. Некоторые адреса я сознательно шифровал, чтобы не вызвать потока зевак, часть объектов разместил там, где они понадобились мне по сюжету — перенес с места на место, хотя в большинстве своем география, подробности, детали указаны точно.
Что касается исторических сведений, то здесь все зыбко, неопределенно, новые открытия часто опровергают прежние воззрения. Да и какая может быть точность, если существует множество точек зрения: я собирал специалистов, они спорили до хрипоты. Автор большой научной работы о подземельях Кремля никак не может ее издать. Рукопись неоднократно подготавливали к набору, но появлялись новые сведения, и прежние суждения менялись. И в который раз работу приходится переписывать. Впрочем, то же происходило и со мной: я трижды по схожей причине переделывал рукопись перед самым набором. Иначе бы роман вышел много раньше.
Я не раз наблюдал, как люди, полагающие себя знатоками подземелий, бросали друг другу упреки и обвинения в неточности. О какой точности может идти речь? Это не физика, не математика, формул и готовых рецептов нет.
Первое издание романа вызвало небывалый интерес, возникли клубы, кружки, объединения любителей подземелий. Рядом с некоторыми из указанных в романе спусков можно смело ставить кассы, продавать билеты. Радиостанция «Свобода» сообщила, что популярный в Москве роман «Преисподняя» доставил госбезопасности много проблем по той причине, что читатели пытаются по роману изучить подземную Москву.
К сожалению, как водится на Руси, не обошлось без самозванцев. Всем знакома история о ленинском бревне; судя по количеству тех, кто подставил вождю плечо, злополучное бревно на том субботнике оказалось весьма длинным; если верить всем росcказням, нес бревно караван носильщиков.
Я не раз говорил и повторяю вновь: подземная Москва нуждается в сознательном и кропотливом обустройстве. В исторических подземельях можно устроить музейные экспозиции, выставки, разработать увлекательные маршруты и водить экскурсии. За рубежом в знаменитых парках наподобие «Диснейлэнда» специально роют землю, чтобы устроить подземные аттракционы. Стоит лишь приложить руки, в подземельях Москвы могли бы состояться яркие красочные представления, путешествия в знаменитые сказки, выступления фокусников и чародеев. Внизу можно оборудовать уютные кафе и ресторанчики, всевозможные гроты и пещеры с барами и винными погребками, магазинчики сувениров, разнообразные мастерские и кузницы, расположить пекарни, водяные мельницы — да мало ли… Было бы желание.
