Или же:
— «Сейчас справлюсь у Богача».
Он ни разу не посетил величественный особняк на улице Рабле. Но из окон мог наблюдать за всем, что там происходит. Ведь он занимал небольшой, но вполне приличный домик напротив; к нему каждое утро приходила служанка, чтобы прибраться. Однако сапоги он чистил себе сам, как и готовил еду, а на рынок ходил разодетый как настоящий хозяин замка, объезжавший свои владения, а возвращался оттуда с пучками лука-порея или спаржи, нес их в руках, словно охотничьи трофеи сеньора. Ему мнилось, что тем самым он приводит в бешенство Юбера.
— А того действительно это злило?
— Откуда мне знать. Не исключено. Как бы то ни было, но он продолжал субсидировать его. Люди неоднократно замечали, что при встречах на улице они обменивались кисло-сладкими фразами. А вот тебе невыдуманный пустячок: Робер де Курсон никогда не закрывал свои окна ставнями, так что семья Верну, располагавшаяся напротив, видела, как он живет в течение всего дня. Некоторые утверждают, что, случалось, он им показывал язык.
Но делать из этого вывод, что Верну избавился от него или пристукнул в приступе ярости…
— А на этом настаивали?
— Да.
— Ты тоже так думал?
— С профессиональной точки зрения я не отвергаю априори ни одной гипотезы.
Мегрэ не мог не улыбнуться, услышав столь выспренное заявление своего друга.
— Ты допрашивал Верну?
— Я не вызывал его повесткой к себе в кабинет, если ты это имеешь в виду. Все же достаточных оснований подозревать такого человека, как он, не имелось.
Он так и выразился:
— «Такого человека, как он».
И тут же уразумел, что выдал себя, признавая тем самым, что и он в большей или меньшей степени является членом этой касты избранных. Этот вечер, как и визит Мегрэ в целом, были для него, должно быть, настоящей пыткой. Не доставляли они удовольствия и комиссару, хотя теперь ему и не так уж хотелось побыстрее покинуть Фонтенэ.
— Повстречав его на улице, я задал Юберу несколько вопросов, маскируя свой оперативный интерес.
— И что он ответил?
— Не выходил, дескать, в тот вечер из дому.
— В котором часу было совершено преступление?
— Первое? Почти тогда же, что и сегодня: около десяти вечера.
— А чем в семье Верну обычно занимаются в это время?
— Помимо субботнего бриджа, на который все подтягиваются в салон, каждый живет сам по себе, не обращая внимания на остальных.
— Верну и его жена спят в разных комнатах?
— Будь по-иному, это попахивало бы, на его взгляд, мещанством. Там у каждого свои апартаменты, прочем, на разных этажах. У Изабеллы на втором, у Юбера в крыле первого, выходящего во двор. Чета Алена живет на третьем, а тетка Люсиль занимает две комнаты типа мансарды на четвертом. Что касается дочери и её мужа, то когда они навещают родителей…
— А сейчас чета Пайе в городе?
— Нет, но их ожидают через несколько дней.
— Сколько обслуги?
— Супружеская пара, которая при них уже лет двадцать-тридцать, плюс две довольно молоденьких горничных.
— Где они находятся ночью?
— В другом крыле первого этажа. Ты увидишь их дом. Чуть ли не замок.
— С черным входом позади здания?
— В стене вокруг двора зияет дверь, она выводит в тупик.
— Выходит, любой может войти и выйти, и никто этого не заметит!
— Вероятно.
— Не проверял?
Шабо явно тяготился этим разговором, а почувствовав, что допустил ошибку, повысил голос, едва не сорвавшись:
— Ты рассуждаешь ничуть не лучше, чем местные простолюдины. Если бы я начал допрашивать прислугу, не имея никаких доказательств и ни малейшей зацепки, то весь город утвердился бы в мнении, что Юбер Верну или его сын виновны.
— Ты сказал «сын»?
— Совершенно верно, и он тоже! Раз не работает, а интересуется психиатрией, автоматически находятся люди, которые наклеивают на него ярлык человека, у которого не все в порядке с головой. Ведь он не посещает ни одного из двух городских кафе, не играет ни в бильярд, ни в белот[6], не бегает за юбками, более того, бывает и так, что Ален вдруг останавливается на улице и начинает пристально вглядываться в кого-нибудь глазами, увеличенными стеклами очков. Их ненавидят в достаточной степени, чтобы…
— А ты их защищаешь?
— Нет. Стараюсь сохранить хладнокровие, а в су-префектуре это не всегда легко сделать. Пытаюсь быть справедливым. Я тоже было подумал, что первое преступление — дело семейное. Изучил вопрос со всех сторон. Меня насторожило, что не было никакой кражи, а Робер де Курсон даже не попытался защитить себя. Я, наверное, принял бы в этой связи кое-какие меры, если бы…
— Минуточку. Ты не просил полицию установить наружное наблюдение за Юбером Верну и его сыном?
— Для Парижа это норма. Но не здесь. Все отлично знают в лицо наших несчастных четырех полицейских. А инспекторов из Пуатье засекли ещё до того, как они вышли из машины! Тут редко бывает за раз больше десятка прохожих на улице. И ты хочешь проследить за кем-то да ещё остаться при этом незамеченным?
Он внезапно успокоился.
— Извини. Что-то раскричался, не разбудить бы матушку. Просто захотелось, чтобы ты вошел в мое положение. Вплоть до появления уличающих их фактов Верну невиновны. Я готов был бы поклясться, что так оно и есть. И второе убийство, совершенное всего два дня спустя после первого, почти полностью доказывает этот тезис. Согласен, Юбер Верну мог оказаться вынужденным убить шурина, ударить его в порыве гнева. Но у него не было никаких причин тащиться в конец улицы Лож, чтобы прикончить вдову Жибон, с которой он, возможно, вообще не был знаком.
Но старухой Жибон убийства не ограничились, сегодня вечером появился труп Гобийяра. Вот его-то Верну точно знал, как и любой другой житель Фонтенэ. В каждом городе Франции имеется по меньшей мере один такой пьянчужка, который становится своего рода персонажем местного фольклора.
Но если сможешь, то приведи хотя бы один резон, по которому нужно было бы отправлять на тот свет безвредного простака вроде него…
— А если он что-то видел?
— А свидетельницей чего, спрашивается, могла стать вдова Жибон, которая и из дому-то не выходила по причине своей немощи? Или тоже чего-то там углядела? Приплелась, скажем, на улицу Рабле после десяти часов вечера и в окно узрела, как убивают Робера де Курсона, а? Нет, дудки. Методы расследования преступлений мне известны. Я, конечно, не был делегатом Конгресса в Бордо и, не исключено, что отстал от новейших научных достижений в области криминалистики, но, смею думать, ремесло свое знаю и работаю на совесть. Три жертвы принадлежат к абсолютно разным социальным слоям населения и между ними нет никакой связи. Все они были умерщвлены одним и тем же способом и, судя по нанесенным ранениям, одним и тем же орудием, всех троих атаковали спереди, где говорит в пользу того, что нападавший не вызывал у них недоверия. Если речь идет о человеке, лишившемся рассудка, то не о таком, который вовсю размахивает руками и выглядит настолько разъяренным, что всех распугивает. Нет, я бы назвал его психически ненормальным, но сохраняющим ясность ума, достаточную для того, чтобы придерживаться определенной линии поведения и проявлять осмотрительность вплоть до принятия мер предосторожности.
— Ален Верну не очень распространялся насчет того, почему он сегодня вечером очутился на улице под проливным дождем.
— Он заявил, что шел повидаться с другом, проживающим по ту сторону Марсового поля.
— Но он не назвал его фамилии.
— Потому что нужды в этом не было. Я знаю, что он частенько навещает некоего холостяка Жоржа Вассаля, с которым сошелся ещё в колледже. Но даже и без этого уточнения его появление там меня ничуть не удивило бы.
— Почему?
— Потому что это дело его волнует куда сильнее, чем меня, по более личным мотивам. Не хочу тем самым сказать, что он подозревает своего отца, но я не так уж и далек от подобной мысли. Прошло всего несколько недель, как он рассказал мне о себе и об изъянах, присущих его семье…
— И это случилось вот так вот запросто, спонтанно?
— Он тогда возвращался из Ля Рош-сюр-Йон и сообщил мне об одном происшествии, изучать которое он ездил. Дело касалось человека, разменявшего седьмой десяток, который вел себя до этого вполне нормально, но в тот день, когда должен был отдать давно обещанное приданое за свою дочь, вдруг съехал с катушек. И сразу этого никто не заметил.
— Иначе говоря, Ален Верну шатался ночью по Фонтенэ в поисках убийцы?
Следователь опять вскинулся.
— А разве он не более подходит для опознания больного с помраченным сознанием на улице, чем наши бродящие о городу бравые полицейские или чем ты и я?
Мегрэ смолчал.
Было уже заполночь.
— Ты уверен, что тебе следует обязательно возвращаться в гостиницу?
