…Свадебный обряд походил на сон. Нарядная публика, наполнившая церковь, мощные звуки органа, хор в белых облачениях, пастор со своими прислужниками, появление Эдит, казавшейся в своем белом платье неземным созданием, торжественный церемониал, вопросы и последующие ответы, коленопреклонение — все это казалось далеким от обыденности и прекрасным…
После того как они вернулись домой и сели за богато накрытый стол, он рассеянно прислушивался к застольным речам и поздравлениям. Затем взял ответное слово он; его речь лилась плавно и гладко, но он вряд ли потом смог бы вспомнить о том, что именно говорил…
Во время своей ответной речи он на мгновение обратил свой взгляд на свою молодую жену; глаза их встретились, и ему почудилось, что на сей раз в ее глазах было меньше боязни и отчужденности, чем обычно.
Он прикоснулся к ее руке и пожал…
После завтрака все прошли в гостиную.
Постепенно Гилберт начинал осознавать происходящее.
Од вытер потный лоб и тяжело вздохнул. Ему казалось, что он приходит в себя после действия наркоза, оказавшегося слабее, чем следовало. Смутно припоминал он то, что произошло с ним. Он видел себя перед алтарем — стоящим на коленях и шепчущим торжественные слова. И в то же время это был как бы не он, а кто-то другой…
Так как медовый месяц молодые решили провести в самом Лондоне, они сели в пригородный поезд, направлявшийся на лондонский вокзал Кингз-Кросс.
Поездка прошла в полном молчании. Гилберт чувствовал какое-то стеснение, от которого не мог избавиться. Он заметил, что в глазах его молодой жены снова появилось выражение страха, которому он не мог найти объяснения. Гилберт ободряюще прикоснулся к ее руке, но она вдруг отпрянула от него.
Он закусил губу.
На вокзале Кингз-Кросс они пересели в такси и поехали домой — на Сент-Джонс-Вуд. Прислуга находилась в отпуске, и дом был пуст. Этот дом был безукоризненно оборудованным, комфортабельным гнездышком, где имелись в избытке всевозможные приспособления, избавлявшие от необходимости заниматься черной работой.
Но Гилберт не испытывал радости, показывая ей свою квартиру. Тревожное предчувствие не давало ему покоя…
Затем Эдит направилась к себе в комнату переодеться, так как было решено пообедать вне дома.
Они пробыли в ресторане до десяти часов вечера, а затем вернулись домой.
Гилберт направился в кабинет, его жена прошла к себе, сказав, что вернется к кофе.
В ее отсутствие он добросовестно занялся приготовлением кофе, затем наполнил две чашки душистым напитком.
Она вошла…
Чудесный утренний сон развеялся окончательно, и к Гилберту вернулся ясный ум. Увидев Эдит, он поднялся со своего кресла и шагнул ей навстречу…
Гилберт понял, что именно сейчас и произойдет то, чего он боялся. Тревожное предчувствие не обмануло его.
Эдит еще не начала говорить, а он уже знал, о чем пойдет речь.
Прошло несколько минут, прежде чем она сумела найти нужные ей слова. Видно было, что давались они ей с трудом.
— Гилберт, — начала она, — я поступила дурно с тобой, и вдвойне дурно то, что я не могла найти в себе мужества рассказать тебе обо всем раньше…
От этих слов у Гилберта сжалось сердце.
— Я никогда не любила тебя, — продолжала Эдит. — Ты всегда был для меня только милым другом. Но…
Она внезапно замолчала, так как поняла, что сейчас чуть было не предала родную мать, собираясь обвинить ее. А не лежит ли большая доля вины на ней самой? Ведь могла же она, в конце концов, воспротивиться этому пошлому браку! И Эдит решила всю вину взять на себя.
— Я вышла за тебя замуж… — медленно произнесла она, — потому что… ты… богат… потому что ты… будешь богат…
Последние слова она прошептала чуть слышно. В ней происходила тяжелая борьба: ей не хотелось, чтобы он слишком дурно думал о ней, и в то же время она хотела сказать ему всю правду.
— Значит, все это… из-за моих денег? — изумился Гилберт.
— Да, я… я хотела выйти замуж за богатого человека. Наши обстоятельства… наше материальное положение… сильно пошатнулось…
Она сжала виски ладонями.
— Не упрекай, пожалуйста, ни в чем мою мать. Это я виновата во всем…
— Понимаю, — медленно произнес Гилберт.
Удивительно, какие порой бывают запасы сил в человеке, когда ему приходится предстать перед тяжелым испытанием!
В эту ужасную минуту, когда все мечты его разлетелись в прах, когда рушилось, словно карточный домик, его счастье, Гилберт сумел овладеть собой.
Он увидел, как Эдит внезапно покачнулась; подскочив к ней, он подхватил ее под руки.
— Присядь, — произнес он ровным голосом.
Она была смертельно бледна. Он усадил ее поудобнее на диван, заботливо подложил ей под спину подушку и вернулся на свое место у камина.
— Итак… Ты, значит, вышла за меня замуж ради моих денег, — сказал он и неожиданно расхохотался. — Бедное дитя! — добавил он, и в его голосе зазвучала несвойственная ему ирония. — Мне, право, жаль тебя, но ты, увы, ошиблась: денег у меня нет и не предвидится!
Эдит быстро взглянула на него.
— Не предвидится? — переспросила она. Но в ее голосе не было разочарования, только искреннее любопытство. Гилберт понял, что девушка не виновата: это мать заставила ее сделать «хорошую партию».
— Ты не получила ни мужа, ни денег, — резко бросил он, хотя его сердце было полно сострадания и подсказывало ему, что следовало бы пощадить ее…
— Но не это самое ужасное, — продолжал он, наклонившись к ней и понизив голос. — Ужаснее всего то, что…
Эдит так и не узнала, что же ужаснее всего: он внезапно замер, словно пораженный молнией.
Девушка увидела, как его лицо исказилось и стало землистого цвета. Взгляд устремился куда-то вдаль, а полураскрытый рот застыл в жуткой гримасе. Она быстро вскочила на ноги.
— Что с тобой? — растерянно прошептала она.
— Боже…
В его голосе отразился смертельный страх. Она прислушалась. Откуда-то, казалось, из-за окна, доносились печальные звуки скрипки. Это была полная страсти и тоски мелодия. Эдит подошла к окну и выглянула на улицу. Внизу стояла юная девушка, одетая в убогое платьице, и играла на скрипке. Несмотря на свой скромный наряд, она была прекрасна.
Уличный фонарь озарял желтым светом бледное лицо скрипачки. Взгляд ее был устремлен на окно, в котором стоял Гилберт.
Эдит взглянула на своего мужа. Что-то в его облике заставило ее содрогнуться.
— «Мелодия в фа-миноре» — прошептал он. — Боже! «Мелодия в фа-миноре»… и в день моей свадьбы…
Глава 5.
ЧЕЛОВЕК, ЖЕЛАВШИЙ РАЗБОГАТЕТЬ
Группа, состоящая из трех человек, одним из которых был Лесли Франкфорт, в этот час находилась в конторе фирмы «Уоррел энд Берд» и внимательно разглядывала несгораемый шкаф.
Да и было на что посмотреть: на полу перед шкафом лежали всевозможные инструменты, а сам он носил на себе следы взлома.
Вокруг замка расположились полукругом отверстия, выжженные газовой трубкой.
Один из мужчин указал рукой на некоторые из лежавших перед ним инструментов и сказал:
— Они основательно поработали. Хотел бы я знать, что помешало им довести свое дело до конца.
Самый старший из находившихся перед шкафом мужчин покачал головой.
— Я предполагаю, что им помешал ночной сторож, — сказал он. — А каково ваше мнение, мистер Франкфорт?
— Я никак не могу успокоиться. Ведь до чего они ловки в своей работе! — сказал Лесли. — Одни их инструменты, по-моему, должны стоить не меньше чем двести фунтов!
И он указал на целый арсенал, разложенный на полу. Сыщик также взглянул на пол.
— Да, эти люди знают толк в своем деле, — сказал он, ухмыльнувшись. — Но у вас ничего не пропало, не так ли?
— И да, и нет, — осторожно ответил Лесли. — Здесь находилось бриллиантовое колье, сданное на хранение одним из наших клиентов. И оно исчезло. Но я бы не желал, чтобы эта пропажа стала достоянием гласности…
Сыщик удивленно взглянул на него.
— Ваше желание несколько странно, — сказал он. — И если мне позволено будет сделать замечание, то я скажу, что обычно не принято хранить бриллиантовое колье в конторах биржевых маклеров.
— Хоть это и не принято… — сказал Уоррел, — но вышло так, что один из наших клиентов, уезжая на прошлой неделе за границу, за двадцать минут до отхода поезда явился к нам и попросил принять на хранение это колье…
Мистер Уоррел не счел нужным сообщить детективу всю правду: колье это было оставлено в залог, в обеспечение чрезмерно возросшего долга. Оно должно было храниться в конторе до того времени, пока у клиента поправится положение, и он сможет выкупить свою драгоценность обратно.
— Помимо вас и ваших компаньонов кто-нибудь знал о том, что это колье находится здесь, в несгораемом шкафу?
Уоррел покачал головой.
— Не думаю. Я никогда никому не говорил об этом. А вы, Лесли?
