Вадим Россик - Страна падонкаф

Ознакомительная версия.

— У, как смотрит! — Аня тоже заметила знакомое лицо. Она вообще жила с Витасом в одном подъезде. Помахала приглашающе рукой. Витас с заметной неохотой подошел. «Привет-привет!» Не спрашивая разрешения, цепанул семок у Мандинго.

— Легкий шопинг? — кивнул на пакетик в руках у Лены.

— Подарок отчиму на день рождения, — обстоятельно объяснила она.

— А ты что здесь делаешь? — в свою очередь задала вопрос Аня.

— Вот, взял недорого… — Витас показал брелок для ключей в виде чертика, играющего на трубе. Все по очереди взвесили чертика на ладони. Оценили. Няшный брелок. Витас сменил тему:

— Сегодня утром ту девчонку хоронили, которую в воскресенье в лесу у могильника мертвой нашли.

— А ты откуда знаешь? — спросил Мандинго, сплевывая шелуху от семечек на асфальт.

— Она через дом от нас жила, — объяснил Витас. — Утром я слышал, как там музыка играла.

— Мы в это время в школе были, — заметила Аня.

— Интересно, кто ее?.. Местный, с нашего района, или залетный? — спросил Витас, игриво улыбаясь проходящей мимо эффектной девушке. Соблазнитель!

Мандинго тоже с интересом посмотрел симпатюле вслед. Лена нахмурилась. И этот туда же! Куда конь с копытом, туда и рак с клешней!

Про Наташу Анохину тут же забыли. Чужая потерянная жизнь ребят не интересовала.

Витас отвалил быстро. У него в центре еще какие-то дела. Аня и Лена, под недовольное ворчание Мандинго, наскоро прогулялись по рядам. Никакой радости ходить по рынку с мужиком! Мандинго сам весь извелся и девочкам все удовольствие испортил. Семечки тоже кончились. Подруги решили возвращаться домой.

На трамвайной остановке встретили еще и Валерика. Что совсем не удивительно. Валерик зарабатывал деньги пением под гитару на улицах и в общественном транспорте. Стритовал за налик. Среднего роста, бледненький брюнет. Длинноволосый, как девушка. Он часто появлялся на «Сметане», но ни с кем близко не сходился.

Валерик существовал в мире звуков. Как Моцарт. Арпеджио, тремоло, пиццикато, мелизмы… Другое его не интересовало. В прошлом году он закончил Мухачинское музыкальное училище, но работы пока не нашел. Романтический мальчик. Ботаник. Ребята его уважали — уж очень хорошо Валерик играл и пел. Под его длинными ловкими пальцами даже дешевая свежесрубленная гитара была способна на все. От легчайшего пианиссимо до максимального форте. Маленькое пианино. Негромкий приятный баритон трогал за душу. Артист.

Пообщаться, правда, не случилось. Не успели подойти. Рядом с музыкантом с лязгом задергался трамвай. До желдорвокзала. Валерик прощально улыбнулся ребятам и, осторожно придерживая инструмент, последним зашел в переднюю дверь.

Дядя Коля перед телевизором ел корейский салат. Новости смотрел. Пятиминутку ненависти. Казалось, что смердячий дух пропитал все на свете: выцветшие шторы на окне, штопаный палас на полу, ворох одежды, висящий на спинке кресла… О, шит! С ума сойти! Лена побыстрее спрятала пакет с подарочной рубашкой в шкаф. Бросила свой рюкзачок под стол. Открыла форточку. Пусть как следует просквозит. Просифонит. Подошла поздороваться Зефиринка. Мамы еще не было. Наиля Рустамовна работала уборщицей в одной конторе и приходила поздно. Мыла там полы после закрытия.

— Здорово, мать! — приветствовал Лену отчим. — Есть будешь?

Лена скорчила капризную гримасу. «Буду, но не этот желудочный фейерверк».

— На кухне в сковородке картошка. В холодильнике молоко.

На общей кухне толстая Фарида гремела посудой. Лена поздоровалась с соседкой, наложила себе полную тарелку жареной картошки, отрезала хлеба, налила в кружку молока. Отнесла в комнату. Уселась за стол, который служил семье универсальным местом приложения сил: уроки, еда, хобби… Дядя Коля за этим столом лепил четки из хлеба или мастерил нарды. Тоже из хлеба. В колонии научился. Если, конечно, не находился в состоянии глубокого алкогольного изумления. Среднем между твердым, жидким и газообразным. В этом состоянии отчим проводил значительную часть своей жизни. Иногда некогда было даже ходить на работу.

Дядя Коля был коренным мухачинцем. Когда-то отчим работал шахтером, давал стране угля в объединении Мухачинскуголь, но за случайную пьяную драку получил срок и на полтора года был удален из социума. Тем временем уголь превратился в неполезное ископаемое. Шахтеров поувольняли, Мухачинскуголь закрыли. Шахтерские бараки Мухачинска разом превратились в территорию тьмы. Депрессивный район. Зато количество пивных здесь утроилось. Бодрячком, пацанчики!

Про свой тюремный срок дядя Коля говорил образно «Один раз — не пидорас!» и воспринимал его не темным пятном, а скорее мелкими темными брызгами на своей репутации. Так как после выхода из колонии все равно надо было что-то хавать, он устроился грузчиком в продуктовый магазин. Поближе к жрачке. Там познакомился с одинокой Наилей Куролятиной и, не откладывая в долгий ящик, переехал из своей барачной комнаты в коммуналку на Металлургическом проспекте. Такая вот одиссея с илиадой.

Новости кончились. Амерский президент опять что-то там такое подписал. Конгресс с ним согласился. Все как всегда направлено против России. Одно слово — Пиндостан! Снова упал самолет. Этот пепелац был наш, но виноваты, похоже, братья-украинцы. Еще у нас и газ воруют! Хороши братья! Евросоюз не согласился с разумными российскими требованиями. Эта угасающая Гейропа верна себе — везде стремится ущемить нашу великую державу. Но держава противостоит. С нами Бог. Цена на нефть растет. Инфляция никнет. Мы подымаемся с колен.

Лена не интересуется новостями. Скукота. Она смотрит только бесконечную мелодраму про воспитанниц Смольного института. Вера, надежда, любовь. Высокие отношения. Юнкера-кадеты. Барышни. Сейчас таких людей нет. Вымерли одновременно с мамонтами. Лена смотрит вместе с мамулей. Каждый вечер, если не сидит у Ани.

Аня делала домашнее задание по литературе. Она торопилась: хотелось успеть вечером на «Сметану». «Евгений Онегин». «Энциклопедия русской жизни». Причины хандры героя… В наушниках нежно ласкался Жора. «Солнце-любовь».

«Олень этот Онегин! Подумаешь, лишний человек! У нас все лишние, и ничего — живем».

Дедушка ушел в ванную комнату. В последнее время вообще крейзит. Несет всякий бред. Про вред больших тарелок и прочее такое. Постоянно твердит, что большие тарелки опасны. Видно, боится в них утонуть. Вчера чистил рыбу картофелечисткой. С помощью телефонной трубки пытался включать телевизор, но безуспешно. В санаторий его не берут. Психбольница на дому.

Аня вдруг вспомнила гадкое. Когда ей было пять лет, мама уговорила ее пойти купаться в ванную с дедом. Аня не хотела идти, но мама была так настойчива: «Тебе понравится. Будешь с ним играть. Вон, Женька обожает с дедушкой купаться»… Ани хватило только на то, чтобы раздеться. Когда она увидела большую сморщенную штуку у деда внизу живота, ее охватил такой ужас, что она убежала к себе в комнату и долго рыдала под одеялом. Никакие мамины уговоры не могли успокоить.

Потом был Рашид. Папин друг. Педофил. Фу, мерзость! Завез ее на машине в лес и изнасиловал. Воспользовался ее доверчивостью и наивностью. Двенадцать лет! Что она тогда понимала? Дурочка из переулочка. Хорошо еще, что никто не узнал об этом. Когда Рашид уехал к себе в Самарканд, Аня, наконец, вздохнула свободно. Можно забыть. Как назло, папа отправился искать этого козла. Большие деньги на кону. Что теперь будет?

Намного лучше общаться с девочками. Никаких неприятных сюрпризов. Все на одной волне. Хотя… Девочки тоже бывают разные. Такие как Ленка и типа Дашки Палашовой. Мозгоклюйка! Палашова-шалашова! Но все-таки это не Рашид. С Дашкой можно и разобраться. Раз и навсегда!

Аня вздохнула. «Какая сложная штука жизнь!» Она посмотрела на фото Жоры. Улыбнулась ему. «Ничего, скоро мы будем все вместе. Жора, я и Ленка»…

Отчим возился с пультом. Переключал каналы. Футбола не было. В телеке пенился российский шоубиз: Таисия Повалий, Жанна Фриске, Филипп Киркоров, Анни Лорак, Варум, Билан, Арбакайте, Меладзе… И каждый: «Я люблю вас! Подымите выше ваши руки! Мы счастливы!» Вынос мозга. То ли дело Высоцкий и Толкунова!

У Куролятиных телевизор выключали только на ночь. Это никому не мешало жить. Лишь изредка по телефону звонила соседка снизу, почти столетняя баба Маня, и визгливо любопытничала:

— Вы там еще не сдохли?! У меня люстра качается!

Это был знак. По необходимости звук убавляли.

Лена задумалась и незаметно объелась. Картошка с молоком. Ей все не давали покоя засохшие царапины на руках отчима. Зефиринка, конечно, не была ласковым и покладистым котенком. Могла в любой момент выпустить острючие когти. Тем не менее…

— Про маньяка, который Анохину убил, ничего нового не передавали? — спросила она дядю Колю. Тот бережливо заворачивал в лист «Мухачинской правды» недоеденный «привет из Пхеньяна».

Ознакомительная версия.