8
Октябрь выдался солнечный и теплый, и автомобильная прогулка могла бы доставить мне удовольствие, если бы не мысль о том, что меня просто спровадили. Поставив машину на Шестьдесят шестой улице, я вылез, обошел угол, прошагал один квартал на север и пересек Западную Сентрал-Парк-авеню. На углу стояли человек в полицейском мундире и лошадь. Человек в мундире поигрывал поводьями. Выполняя задания Вулфа, я встречал сонмища стражей покоя граждан, но этот мужлан с грубой рябой физиономией, сплющенным носом и здоровенными горящими зенками был мне не знаком. Я представился, показал удостоверение и поблагодарил легавого за согласие побеседовать со мной, несмотря на занятость. Это была ошибка, но, как я уже говорил, меня снедала досада.
- Угу, - хмыкнул легавый. - Один из наших знаменитых шутников?
Я предпочел прикинуться скромником и сказал:
- Такой же знаменитый, как икринка в полной банке икры.
- Икоркой, стало быть, питаетесь?
- Черт возьми, - пробормотал я. - Давайте начнем сызнова.
Я прошелся до фонарного столба, развернулся, приблизился к легавому и сказал:
- Меня зовут Гудвин, и я работаю на Ниро Вулфа. В управлении говорят, что я могу задать вам несколько вопросов. Буду очень признателен за ответы.
- Угу. Мне рассказывал о вас приятель из пятнадцатого участка. Из-за вас его однажды чуть не отправили отдыхать на болота.
- Значит, вы предубеждены. Я тоже, хотя и не против вас. И даже не против вашей лошади. Кстати, о лошадях. Тем утром вы видели Кейса на лошади, и было это незадолго до его убийства. Во сколько точно?
- Десять минут восьмого.
- Плюс-минус минута-другая?
- Никаких плюсов и минусов. Десять минут восьмого. Как вы верно заметили, я очень занят, а в восемь мне предстояло сменяться. Я думал, что Кейс проедет точно в срок, как всегда. Мне нравилось любоваться его лошадью. Светло-гнедая, с красивой пружинистой поступью.
- А как выглядела лошадь? Здоровой и бодрой, как обычно? - Заметив выражение лица полицейского, я поспешно добавил: - Я дал обет не шутить до завтрашнего утра. Мне действительно надо знать, на своей ли лошади он ехал.
- Конечно, на своей! В отличие от вас, я в лошадях разбираюсь.
- Хорошо, хорошо. В детстве я тоже разбирался, когда помогал фермерам в Огайо, но последнее время мне не доводилось общаться с лошадьми. Как выглядел Кейс тем утром? Радовался, бесился, казался больным?
- Выглядел как всегда.
- Вы с ним разговаривали?
- Нет.
- Он был чисто выбрит?
- Разумеется, - офицер Хефферан еле сдерживал себя. - Двумя лезвиями. Одно для правой щеки, другое - для левой. А чтобы узнать, которое из лезвий лучше бреет, он попросил меня погладить его по щекам и высказать свое мнение.
- Почему же вы говорили, что не беседовали с ним?
- Вот придурок.
- Ну, ладно, хотите вражды, давайте враждовать. Не надо мне было спрашивать о бритье. Надо было сразу задать главный вопрос. На каком расстоянии от него вы находились?
- Двести двадцать футов.
- Рулеткой измеряли?
- Шагами. Меня об этом спрашивали.
- Не согласитесь ли показать мне это место? Где вы стояли и где он проезжал?
- Не имею ни малейшего желания, но приказ есть приказ.
Он мог бы из вежливости пойти пешком, ведя коня в поводу, но намеренно не сделал этого. Офицер взгромоздился на своего здоровенного гнедого жеребца и поехал в парк, а я поплелся следом. Более того, полагаю, что он подал лошади какой-то тайный сигнал. Я впервые видел, чтобы конь двигался шагом с такой быстротой. Полицейский явно хотел оторваться от меня, а потом меня же в этом и обвинить. Или, по меньшей мере, заставить меня бежать трусцой. Но я просто перешел на широкий шаг, каким не ходил уже много лет, согнул руки в локтях и запустил свою дыхалку на полную мощность. В итоге, когда легавый остановил лошадь на гребне небольшого подъема, я отставал от него всего на три десятка шагов. Справа тянулся склон, густо поросший всевозможными деревьями, слева виднелись кусты, но оттуда, где мы стояли, длинный отрезок дорожки для верховой езды был как на ладони. Она шла почти перпендикулярно нашему маршруту и делала поворот, до которого было не больше ста ярдов.
Легавый не стал спешиваться. Если мечтаешь ощутить превосходство над собеседником, говори с ним, сидя в седле. Это самый простой на свете способ возвыситься над ближним.
Стараясь сдержать одышку, я спросил:
- Вы стояли здесь?
- На этом самом месте.
- Он ехал на север?
- Ага, - легавый махнул рукой, - вон туда.
- Вы его видели. А он вас?
- Да. Он взмахнул бичом, приветствуя меня, и я помахал ему рукой. Так у нас было заведено.
- Но он не остановился? Не повернулся к вам?
- Никуда он не поворачивался. Он катался на лошади для собственного удовольствия. Слушай, братец, - судя по тону, всадник решил, что меня нельзя воспринимать серьезно, и ему хотелось поскорее распрощаться со мной, - я уже отвечал на все эти вопросы в отделе расследования убийств. Если тебя интересует, был ли это Кейс, то да, это был Кейс. На своей лошади. В своих ярко-желтых бриджах. Он тут единственный, кто одевается так цветасто. Голубой камзольчик, черное кепи. Сидел, по обыкновению, ссутулившись, и стремена были малость длинноваты. Кейс собственной персоной.
- Хорошо. Можно похлопать вашу лошадь по холке?
- Нет.
- Ладно, не буду. Но, надеюсь, когда-нибудь мне выпадет случай потрепать за шкирку вас. Сегодня я ужинаю с инспектором и замолвлю словечко, а вот какое, не скажу.
Я покинул парк и пошел по Шестьдесят шестой улице к Бродвею. Там я отыскал аптеку, в которой была телефонная будка, сел на скамеечку и набрал свой любимый номер. Мне ответил Орри Кэтер. Итак, он все ещё там и, вероятно, расселся за моим письменным столом. Должно быть, Вулф дал ему чертовски сложное поручение. Я попросил позвать Вулфа.
- Ну, что там, Арчи?
- Звоню, как было велено. Офицер Хефферан - гудвиноненавистник, но я смирил гордыню и выяснил, что он видел Кейса на том месте и в то время, о которых идет речь. Он готов присягнуть в этом. Полагаю, так оно и было, хотя изворотливый законник сумеет обставить его показания уймой оговорок типа "если" и "но".
- С какой стати? Мистер Хефферан путался и запинался?
- Нет, он знал, что говорил. Но расстояние было приличное.
- Передай-ка мне ваш разговор слово-в-слово.
Я передал. За годы упражнений я научился почти дословно запоминать двухчасовые беседы, не делая никаких записей, так что недолгий разговор с легавым пересказать было нетрудно. Когда я умолк, Вулф пробормотал:
- М-да...
И тоже замолчал.
Выждав две минуты, я заискивающим тоном проговорил:
- Пожалуйста, попросите Орри не класть на мой стол ноги.
Прошла ещё минута, прежде чем Вулф нарушил молчание.
- Мистер Пол звонил мне ещё дважды. Болван. Поезжай туда и поговори с ним. Адрес...
- Я знаю адрес. Что нам нужно от Пола?
- Скажи, чтобы перестал названивать мне. Хватит уже.
- Хорошо, перережу провода. Что потом?
- Потом позвони мне, тогда и решим.
Раздался щелчок. Я выбрался из телефонной будки, остановился и принялся бормотать себе под нос. Это продолжалось, пока я не заметил, что несколько девушек у фонтанчика с содовой водой (и в особенности одна из них, голубоглазая, с ямочками на щеках) укоризненно смотрят на меня. Я подошел к синеглазке и отчетливо произнес:
- Встретимся в два часа за круглой стойкой в баре "У Тиффани".
Я выбрался на улицу. Поскольку найти место для стоянки в радиусе мили от пересечения Сорок седьмой и Мэдисон совершенно невозможно, я решил бросить машину здесь и поймал такси.
9
Окинув беглым взглядом контору Кейса на двенадцатом этаже, я сразу понял, на что потрачена изрядная доля доходов фирмы, если, конечно, помещения оформлялись не за счет Пола, давшего на это сто тысяч. Стены и потолок были обиты светлым деревом четырех сортов, мебель поражала роскошью. Сиденья кресел для посетителей обтянуты синей и черной холстиной, пол покрыт коврами, такими толстыми, что ступать по ним следовало осторожно, дабы не вывихнуть лодыжку. Повсюду - в стеклянных шкафах, на постаментах и столах - стояли образцы продукции. Чего тут только не было от авторучек до моделей самолетов.
Узнав, что я разыскиваю Пола, какая-то дама с розовыми серьгами в ушах окинула меня настороженным и неодобрительным взглядом, но тотчас исполнила свое предназначение и указала мне на одну из дверей. Я очутился в длинном и широком коридоре, где не было ни единой живой души. Дама с серьгами не дала мне никаких наставлений, поэтому мое дальнейшее продвижение вперед смахивало на игру в прятки: я шел по коридору, заглядывая в открытые двери. Контора была выдержана в одном стиле, хотя и с заметными вариациями цветовой гаммы. Добравшись до четвертой двери по правую руку, я, наконец, увидел Пола. В тот же миг и он заметил меня.
- Входите, Гудвин!
