Стоит ли говорить, что в таких обстоятельствах, когда Грачик знал, что Кручинин больше не верит Фаншетте и поймал её на лжи, предложенный ею чай с клубникой доставит ему сомнительное удовольствие. Кручинин тоже отнёсся к чаепитию без особого энтузиазма. При первом удобном случае он сказал:
— Кстати, о перчатках! Они могут сыграть существенную роль в судьбе Вадима, а следовательно, и в вашей собственной.
Выщипанные брови Фаншетты взлетели на лоб.
— Перчатки?.. Какие перчатки? — с искренним удивлением спросила она.
— Жёлтые перчатки свиной кожи.
Она недоуменно пожала плечами.
Если это удивление не было искренним, то было разыграно с большим искусством.
— Те, что лежали у вас там, — Кручинин показал на рояль.
— Ах, эти! Да, да, помню… но… он взял их.
Сидящий в тюрьме Вадим взял перчатки?!
На Кручинина это заявление произвело, по-видимому, не меньшее впечатление, чем на Грачика.
— Вадим взял их? — переспросил он.
— Нет, нет, конечно, не Вадим. Это оказались вовсе не его перчатки.
— Не его?.. А чьи же?
— Это были перчатки моего брата.
— Ах, вот как!.. Он был у вас? — спросил Кручинин с таким видом, словно наличие этого брата вовсе не было для него неожиданностью.
— Мы с ним редко видимся, — сказала Фаншетга. — У него работа, из-за которой он очень много ездит.
— А где он служит?
— Не знаю, как называется его учреждение. Как-то чудно. Эти сокращённые названия, знаете ли, не для меня. Я никогда не могу их запомнить.
— Я, кажется, знаю вашего брата, — сказал вдруг Кручинин, пристально глядя ей в глаза. — Даже знаю, что он шатен, что он носит бороду и что борода эта уже седеет…
На этот раз она не могла скрыть удивления:
— Откуда вы… знаете?
— Я вот только не знаю: в Москве ли он сейчас?
— Неделю тому назад он был тут. А теперь, не знаю… Я давно его не видела.
— А, простите за любопытство: когда вы последний раз играли на рояле?
— Я играю почти каждый день.
— И сегодня?
— Да… Но… — она запнулась и сдвинул брови, — мне не нравится этот допрос.
— Допросы вообще мало кому нравятся, — усмехнулся Кручинин.
— Можно подумать, что вы… мне в чём-то не доверяете.
— Что бы вы сказали, если бы я предложил вам проехаться?
Не нужно было быть очень наблюдательным, чтобы заметить, как напряглось все существо Фаншетты, какого труда ей стоило не выдать своего волнения в ту минуту, которую длилась рассчитанная пауза Кручинина.
— Куда? — спросила она едва слышно.
— К брату. Я хочу, чтобы вы нас познакомили.
— Зачем?
— Мне кажется, он может сказать кое-что очень ценное по делу Вадима.
— Они даже не были знакомы, — поспешно сказала она.
— И тем не менее…
— Если вы так хотите, — сказала она, все ещё колеблясь… — Я сейчас узнаю, дома ли он. — Она потянулась к телефону, но её рука встретилась с лежащей на трубке рукой Кручинина.
— Сделаем ему сюрприз неожиданным по явлением, — с улыбкой сказал он.
— У нас с ним… не такие дружеские отношения, чтобы…
— Ничего.
— Я всё-таки позвоню.
— Право, не стоит.
— Я не очень твёрдо помню его адрес. Давайте спросим его хотя бы о номере квартиры, чтобы не плутать по подъездам, — настаивала Фаншетта. — Там огромный дом. Такой большой, масса подъездов… Хотите ещё чаю?
— Лучше одевайтесь, чтобы не терять времени.
— Почему вы не позволяете мне позвонить?
— Я — вам? — Кручинин рассмеялся. В искусстве притворяться он мог поспорить со своей противницей. — Звоните, если вам так хочется.
Произнося это, Кручинин замер на диване, где сидел. Перед тем он проявлял совершенно несвойственную ему суетливость. Его руки двигались за спиной, где он, по-видимому, пытался скрыть их от внимания Фаншетты. А тут вдруг совершенно успокоился.
— Что же, звоните, — повторил он с видом полного равнодушия. — Только не думайте, что я вам в чём-то не доверяю.
Фаншетта сняла трубку и набрала номер.
Через её плечо Грачик следил за её пальцем, бегавшим по диску, и запомнил набранный номер.
— Макс?.. Это ты, Макс?.. — спросила она в трубку. — Я сейчас приеду. Со мною товарищ Кручинин… Макс… Ты слушаешь?.. Алло, Макс… Не то нас разъединили, не то он бросил трубку, — с досадой произнесла она, вопросительно глядя на Кручинина.
— Наверно, ему не понравилось то, что я увязался за вами, — с улыбкой сказал Кручинин.
— Ну… почему же, — проговорила она, видимо успокоившись.
— Как вы думаете, он меня знает? Вы ведь не объяснили ему, кто такой Кручинин. Может быть, позвонить ему ещё раз, чтобы он нас подождал?
— Нет, не стоит, — сказала она. — Я ведь сказала, что мы сейчас приедем… Шляпа мне не нужна. Вы ведь в машине?
— Да.
Волнение, с которым она не могла справиться несколько минут тому назад, сменилось полным спокойствием.
— Так поехали?
Человек со стеклюнными глазами
Дом на Прорезной занимал задворки чуть ли не целого квартала. Виднелось не менее десятка подъездов.
Хотя пятнадцать минут тому назад Фаншетта заявила, что нетвёрдо помнит адрес брата, но теперь она уверенно шла к подъезду и поднималась по лестнице.
По перехваченному выразительному взгляду Кручинина Грачик понял: уверена, что «братец» улизнул.
«Тем хуже для нас», — подумал Грачик.
Едва Фаншетта дотронулась до кнопки звонка, как дверь распахнулась. За нею был мрачный зев совершенно тёмной прихожей.
Фаншетта отшатнулась, словно никак не ожидала, что дверь может так быстро отвориться.
Кручинин шагнул в темноту.
По выработанной у друзей системе, Грачик остановился так, чтобы загородить выход, но дверь и без того уже захлопнулась за его спиной. Одновременно в передней вспыхнул свет, и они очутились лицом к лицу с сухощавым мужчиной среднего роста. Его бледное лицо с резкими чертами было обрамлено нерасчесанной короткой бородкой. Лишённые выражения серые глаза неподвижно уставились в лицо Кручинина.
— Вы удивлены? — спокойно спросил Кручинин.
Хозяин ничего не ответил.
— Мы ворвались к вам так неожиданно и непрошенно, — продолжал Кручинин.
Хозяин посмотрел на прижавшуюся спиной к притолоке Фаншетту. В его холодном взгляде по-прежнему не было ясно выраженного настроения или мысли, но, право, Грачик не хотел бы быть сейчас на месте этой дамы.
Кручинин повесил шляпу на крючок и непринуждённо обратился к незнакомцу:
— Где мы сядем, чтобы поговорить?
Фаншетта все стояла у притолоки с судорожно сцепленными пальцами рук, с опущенным взглядом. Кручинин взял её под руку и остановился в ожидании, пока пройдёт хозяин. Тот, продолжая хранить молчание, толкнул дверь и, не оборачиваясь, вошёл в первую комнату. Это было что-то вроде рабочего кабинета, выполнявшего в то же время функции столовой, или, наоборот, столовая, одновременно служившая рабочей комнатой.
Пройдя несколько шагов, хозяин приостановился и через плечо вопросительно глянул на Кручинина.
— Если вы не возражаете… — сказал Кручинин, оглядывая комнату, — мы посидим здесь…
Он придвинул себе стул и жестом пригласил остальных занять места. Фаншетта в бессилии упала на свой стул и закрыла лицо руками. Хозяин продолжал стоять, опершись о спинку стула. Он ни на кого не глядел. Его глаза были устремлены куда-то в центр обеденного стола.
Хотя обстоятельства, казалось, были мало подходящими для экскурсов в область психологии, Грачик не мог отделаться от преследовавшего его желания разгадать выражение глаз хозяина. И он почувствовал подлинное облегчение, когда вдруг нужное определение пришло: опустошённость. Если верить старому убеждению, что глаза — зеркало души, то душа стоящего перед ним человека была пуста, как скорлупа гнилого ореха. В её «зеркале» не отражалось ни любви, ни ненависти, ни страха, ни каких бы то ни было иных чувств — оно было мертво. Перед Грачиком было живое двуногое с мозгом, но без души, с мыслями, но без чувств.
— Ну что же, — произнёс Кручинин, — может быть, кто-нибудь из вас заговорит первым? — Он обратился к Фаншетте: — Хотя бы вы.
Не отнимая ладоней от лица, Фаншетта в смятении замотала головой.
— Прежде всего мне нужны… перчатки — ив свиной кожи, — спокойно сказал Кручинин.
Фаншетта взглянула было на обладателя встрёпанной бороды, продолжавшего молча, неподвижно стоять, но тотчас, словно спохватившись, отвела взгляд. Однако этого было достаточно — Кручинин уверенно обратился к хозяину:
— Давайте перчатки!..
Тот продолжал стоять все в той же равнодушной позе. Если бы до этого Грачик не убедился в способности бородача слышать, он готов был бы теперь поручиться, что перед ним глухонемой. И тут хозяин заговорил:
— Обыск? Вы, очевидно, забыли, что находитесь в Советской стране, где права граждан охраняет закон.
— Это лекция? — иронически спросил Кручинин.
