Георгий сам водил нас среди желтого, зеленого, красного и коричневого, гордо рассказывал про различные сорта, устойчивые к вредителям, засухе и заморозкам:
– Местные сорта. От отца к отцу передавались, и я своим сыновьям оставлю, – и еще добавлял, – И никаких здесь нитратов-химикатов. Все на натуральных удобрениях.
Анна зажимала нос, проходя мимо блеющих, мычащих и кудахчущих источников удобрений. Жена, четыре сына и две дочки брата Самсона смеялись:
– Приходите к нам работать – привыкните.
Во дворе Георгия стоял его рабочий грузовичок. Анне очень понравилась эта машина:
– А можно прокатиться?
– Конечно, можно, – великодушно позволил Георгий.
Анна тут же забралась в кабину, озорно глянула на меня:
– Поедешь со мной?
– Я тебя одну никуда не отпущу.
Анна лихо выкатила со двора на полевую дорогу. Насколько это было возможно, набрала скорость. Лихо прошла один поворот. Второй. Пыль так и вилась за машиной.
Я лишь качал головой:
– Ну, ты точно гонщик.
– Ага, – широко улыбалась крепко вцепившаяся в баранку Анна.
Мы остановились в поле. Побродили среди колосьев. И полежали…
Мы вернулись к дому Георгия в сумерках.
– Спасибо, – поблагодарила Анна, – зверь машина.
– Работяга, – похлопал по капоту грузовичка Георгий.
Прямо на улице, за столом под открытым небом мы поужинали с этими простыми, работящими, очень добрыми людьми.
– Господи, как же хорошо-то, – заглядывалась Анна в чистое звездное небо, – Такого в Москве не увидишь.
– Не увидишь, – соглашался я, – И такого вина не найдешь.
– Правду говоришь, – соглашался и Георгий, – Сами делаем. Никаких нитратов-химикатов. Лозу еще мой дед посадил. Мой отец растил. Я сейчас виноград собираю. Сам давлю. Сам выдерживаю. И сам с хорошими людьми пью. Давай еще налью.
– Наливай. Будьте здоровы. Будьте счастливы…
– И вы…
В тот вечер Анну я привез в санаторий совсем пьяную. Не столько от вина, сколько от всего этого вечера – теплого, доброго, какого-то очень настоящего. И я тоже был пьян и добр ко всей вселенной…
А еще мы поехали на какую-то местную экскурсию. Перед глазами мелькали таблички на домах, какая-то древняя утварь, обломки, развалины, люди, открывающие рты в песне и брыкающие ногами в танце…
Мимо сознания проскакивали слова экскурсовода:
– Посмотрите налево – здесь погиб величайший поэт… Посмотрите направо – этот роскошный замок принадлежит… принадлежал недавно расстрелянным братьям Карамазовым, ранее каждым летом отдыхавшим в наших краях… А прямо перед вами памятник древнего зодчества. Вы можете сфотографироваться на его фоне, а также купить сувениры и попробовать чинарики – вкусные семена самого крупного местного дерева…
Мы с Анной целовались. На фоне памятника древнего зодчества. И на фоне сувениров. И под чинарой. Предвкушая конец экскурсии…
И вот я вновь пришел в кафе несколько раньше Анны. Мне уже надоело в самый неподходящий момент натыкаться на желтую тетрадку в кармане. Нужно было наконец избавиться от нее. Вернуть хозяину.
Я таскал тетрадь с собой, надеясь встретить Запалина у источника, или на волейбольной площадке или на какой-нибудь экскурсии. Или все-таки в кафе. Но увидеть его все никак не удавалось. Уже несколько дней столик Запалина был то пуст, то занят случайными отдыхающими.
Занести тетрадь ему прямо в санаторий? Он ведь наверняка говорил мне, где живет. Но в тот вечер, когда мы с ним разговаривали о тетради, я глазел на Анну и как-то совершенно упустил переспросить название его санатория. Впрочем, есть человек, который здесь должен все и обо всех знать. Я спросил Самсона:
– Слушай, вот здесь за соседним столиком человек всегда сидел, Запалин его фамилия. Что-то давно его не видно.
Самсон вздохнул:
– Эх, беда у человека. Беда…
– Что случилось?
Самсон развел руками:
– В последний раз, когда он был здесь, то с тобой рядом сидел.
– Да, я помню. Мы разговаривали.
Самсон продолжил:
– Потом ты ушел, а к нему еще двое друзей подсели. Молодые парни.
– Молодые парни?
– Да, крепкие такие, как спортсмены-физкультурники. Один в бейсболке был. Другой – с такой длинной косичкой сзади…
Хотя такое описание мне никого не напоминало, я предположил:
– Наверное, ребята с волейбольной площадки.
Самсон пожал плечами:
– Наверное. Я в волейбол не играю. Знаешь, я футбол смотрю по телевизору.
– И что эти парни?
– Да, ничего. Сидели они вместе долго. Вина заказали. Говорили. А потом ему вдруг нехорошо стало. Побледнел так… Я даже хотел «скорую помощь» вызвать. Но друзья его под руки взяли и в санаторий отвели. Он же в «Пальмире» живет – это совсем рядом.
– Надо же, – не знал, что и думать я.
– Да, – грустно кивнул Самсон, – Наверное, совсем плохо человеку, раз сюда не приходит. Но ты не думай, я им хорошее вино подавал. То, которое ты пьешь. И брат Георгий его пьет. Я сам такое пью.
– Да я ничего про вино и не думаю. У тебя, правда, отличное вино…
Самсон развел руками:
– И что с ним такое? Хороший человек. Жалко…
– Жалко…
Да, до «Пальмиры» действительно был пять минут хода, и я мог вполне успеть вернуть тетрадь Запалину, а затем вернуться в кафе. До того, как придет Анна.
Администратор «Пальмиры» глянула на меня:
– Уехал ваш Запалин. Увезли его.
– То есть как это увезли? – не понял я.
– Да так вот, увезли, – она подняла брови, – Не знаю я подробностей. Если хотите, спросите у нашего главврача.
Тот подтвердил:
– Да, Запалина увезли в Москву. Знаете, на днях ему плохо стало в кафе. Привели его к нам сюда абсолютно пьяного. Он так шатался, что сам идти не мог.
Я покачал головой:
– Странно. Он ведь вроде не увлекающийся. Я не видел, чтобы он больше стакана вина выпивал.
Главврач снял и протер очки:
– Знаете, и мне было странно. Насколько я знаю от самого Запалина, он действительно относится к алкоголю очень спокойно. А тут напиться до такого состояния… Да еще сухим вином…
– Это ж сколько надо было выпить?
Главврач снова одел очки:
– Много. Очень много. Особенно, если учесть, что на утро он не мог вспомнить, что с ним было вчера. И даже то, что было позавчера. И вообще все, что было в его жизни.
Я недоумевал:
– Это как?
– Вот так – полная потеря памяти. Вызвали сюда его жену. Она приехала и забрала Запалина домой. Увезла в Москву.
Я покачал головой:
– Очень странно.
Главврач взял со стола какую-то бумажку:
– Именно очень. Очень странно. Так странно, что я на всякий случай взял анализ его крови. И, знаете, обнаружил еще одну странность.
– Какую?
– В крови Запалина присутствовали явные следы одного современного препарата… Название его, правда, вам ничего не скажет…
Я тут же поинтересовался:
– А что он делает, этот препарат? Для чего служит?
– Видите ли, он как раз воздействует на память. Самым негативным образом. А за одно еще и на вестибулярный аппарат…
Я хмыкнул:
– Им что, удобряют виноградники, и он потом попадает в вино?
– Нет, – закачал головой главврач, – это чисто медицинский препарат и в вине его быть не должно. К тому же он очень дорогой и удобрять им виноградники накладно выйдет. И получается он с медицинского склада по специальному разрешению…
– Интересно выходит…
Главврач подтвердил:
– Очень интересно.
Я вновь спросил:
– А память надолго пропадает?
– В лучшем случае не надолго.
– Что значит «в лучшем случае»?
Главврач развел руками:
– Как вам сказать… Вроде бы Запалин должен все или по крайней мере почти все вспомнить. Но будет вспоминать долго и мучительно. Вспоминать все, что с ним было за всю его жизнь. День за днем.
– И сколько у него на это уйдет?
– Месяца за три, а может за шесть, должен вспомнить.
Я почесал затылок:
– И три месяца – это немало.
– Да. И, главное, даже шесть не гарантировано.
Я в изумлении переспросил:
– Как это не гарантировано?
Главврач крутил в руках бумажку с анализом Запалина:
– Да видите ли, препарат хоть и сертифицирован, но уж больно новый. А все побочные эффекты, неожиданные последствия вылезают обычно через несколько лет не экспериментальной, как требуется для сертифицирования, а реальной практики. Так происходит с большинством лекарств. О многих побочных эффектах мы узнаем по статистике жалоб больных после длительного срока применения…
– Но шансы вспомнить себя, свою жизнь у Запалина все-таки есть?
– Есть, есть. – закивал главврач. – Есть. И очень большие. Я лишь говорю, что полных гарантий быть не может. Я и его жене сказал абсолютно то же самое. – Тут он пристально посмотрел на меня, – А вы, собственно, кто? По какому поводу?
– Я? Я – его здешний товарищ. Мы в волейбол вместе играли. Прогуливались. Беседовали. Я вот кое-что у него брал на время и хотел вернуть.
