— Ты назвал пятерых, включая Стюарта, кто исчез за последние семнадцать лет. Есть и другие?
— И да и нет. Всего я насчитал девять человек, которые хоть в какой-то степени соответствуют моей версии. Но есть случаи, которые в нее не вписываются.
— А именно?
— Два года назад поступило сообщение о том, что седьмого февраля исчез некто Клайд Хорнер, живший со своей матерью.
— Выходит, не восемнадцатого.
— Выходит, так.
— Тогда, может, все дело в месяце? Февраль?
— Возможно. С этими версиями и теориями всегда проблемы. Требуется время. А пока я собираю свидетельства.
Глаза Сары наполнились слезами. Она моргнула, пытаясь сдержать их.
— Не понимаю. Как могло случиться, что никто не заметил — когда столько людей исчезло?
— Не заметил чего? — спросил Брум. — Слушай, я ведь тоже не могу пока ничего утверждать. Мужчины всегда пропадают. Большинство сбегает из дома. Кому-то жить не на что, кого-то кредиторы донимают — вот они и начинают новую жизнь. Мотаются по стране. Кто-то имя меняет. А кто-то нет. Но никто их не разыскивает. Никто не хочет найти. Я тут разговаривал с одной женщиной, так она умоляла меня не искать ее мужа. А ведь она с ним трех детей прижила. Думает, что сбежал с какой-то, по ее словам, «шлюшкой-пьянчужкой», — и это самое лучшее, что произошло в их семье.
Оба немного помолчали.
— А до того? — осведомилась Сара.
Брум понял, что она имеет в виду, но на всякий случай переспросил:
— До чего?
— До Стюарта. До исчезновения моего мужа еще кто-нибудь исчезал?
Брум пригладил волосы и поднял голову. Их взгляды встретились.
— Может быть, но мне это неизвестно. Если здесь и существует какая-то закономерность, то все началось со Стюарта.
Рэй проснулся от стука в дверь.
Он приоткрыл один глаз и тут же пожалел об этом. Свет вонзился в глазное яблоко, словно кинжал. Рэй обхватил голову и стиснул ее с обеих сторон ладонями, опасаясь, что череп расколется.
— Открывай, Рэй. — Фестер явился. — Рэй, ты там?
Снова стук в дверь. Каждый удар отдавался в висках Рэя утроенной болью. Он опустил ноги на пол и, чув-ствуя, как бешено кружится голова, кое-как сел. Справа Рэй разглядел пустую бутылку из-под виски «Джек Дэниелс». Ага. Он вырубился — нет, увы, в очередной раз произошло «затемнение» — и рухнул на кушетку, не удосужившись разложить постель. Ни одеяла, ни подушки. Шея, наверное, тоже ныла, но за болью, пульсирующей в голове, ее даже не почувствуешь.
— Рэй!
— Секунду, — только и выдавил он, не способный произнести больше ни звука.
Ощущение было как с похмелья, только в десятикратном увеличении. Миг-другой Рэй не мог сообразить, что же все-таки с ним приключилось минувшим вечером. Припомнился почему-то случай из прошлой жизни — последний раз, когда он чувствовал себя вот так же, как сейчас, и все для него кончилось. В ту пору Рэй был фотокорреспондентом агентства «Ассошиэйтед Пресс», прикомандированным к Двадцать четвертому пехотному полку в Ираке во время первой войны в Заливе. Тогда где-то неподалеку от него разорвалась пехотная мина. Полная темнота, затем острая боль. Какое-то время ему казалось, что он потерял ногу.
— Рэй!
Таблетки валялись рядом с кроватью. Таблетки и выпивка — замечательный коктейль на сон грядущий. Рэй попробовал было прикинуть, сколько он принял и когда, но сразу плюнул на эту затею. Он проглотил еще две таблетки, с трудом поднялся и побрел к двери.
— Не слабо, — присвистнул с порога Фестер.
— Что?
— Вид у тебя такой, словно несколько больших орангутангов изнасиловали.
«Ах, Фестер, Фестер…»
— Который теперь час?
— Три.
— Три дня, что ли?
— Да, Рэй, дня. Видишь, как светло на улице. — Фестер мотнул головой, указывая себе за спину, и продолжил голосом воспитателя в детском саду: — В три дня на улице светло. В три ночи — темно. Могу, если от этого тебе будет лучше, составить таблицу восходов-закатов.
Только таких приколов Рэю сейчас и не хватало. Кошмар. Рэй никогда не вставал позже восьми, а сейчас три? Крепко же он, должно быть, вырубился. Рэй сделал шаг в сторону, пропуская в квартиру Фестера.
— Зачем пришел? По делу?
Фестер, мужчина весьма крупный, с трудом протиснулся внутрь. Он оглядел помещение и кивнул:
— Ну и конура.
— А ты что же думал, за деньги, которые ты мне платишь, особняк можно купить в фешенебельном районе?
— Очень смешно. — Фестер ткнул в него пальцем. — В десятку.
— Ладно, говори, зачем пришел.
— Держи. — Фестер полез в сумку и вытащил фотоаппарат. — Пользуйся, пока новый не купишь.
— Весьма тронут, — сказал Рэй.
— Что ж, свое дело ты знаешь. К тому же ты един-ственный из моих людей, кто не сидит на наркотиках, — только выпивка. Из этого следует, что ты — лучший из них.
— Ты польстить мне решил, Фестер?
— Вот именно, — кивнул он. — И еще должен добавить: никого лучше, кто справился бы с делишками Джорджа Куэллера, я так и не нашел. Эй, а это что такое? — Фестер указал на таблетки. — Что-то многовато для того, кто не сидит на игле.
— Это обезболивающие. Меня, если помнишь, изрядно отделали ночью.
— Не забыл. И все же…
— Как это понимать? Я уже не лучший?
— Если найду здесь использованные шприцы — нет.
— Знаешь, Фестер, сегодня мне не до работы.
— Ты хочешь сказать, что весь день собираешься в постели проваляться?
— Вот именно.
— В таком случае придется поменять планы. Ты мне нужен. Плачу в полтора раза больше. — Фестер огляделся и сдвинул брови. — Хотя не сказать, чтобы тебе были так уж нужны наличные, да и вообще.
Фестер ушел. Рэй вскипятил воду. Растворимый кофе. Из квартиры сверху доносились громкие голоса на урду. Похоже, дети из школы возвращались. Рэй постоял под душем, пока не кончилась горячая вода. Сандвичи с беконом в закусочной на углу были отвратительны на вкус, и Рэй проглотил их мигом, словно боялся, что иначе они извергнутся наружу. Он попытался сосредоточиться на происходящем, не заглядывая вперед: спросил у Мило, хозяина закусочной, как у него со спиной, полез в карман за деньгами, улыбнулся соседу в очереди, купил местную газету. Рэй пытался следовать правилам дзен, то есть пребывать в текущем времени, не думая о будущем, — потому что ему не хотелось думать о крови.
Он пролистал газету. Статья «Исчез местный житель» сопровождалась фотографией мужчины, которую он уже видел в вечернем выпуске новостей. Карлтон Флинн явно позировал перед камерой. Настоящая зад-ница. У него были темные, с иглами-косичками, волосы, покрытые татуировкой руки с накачанными мышцами и гладкой, как у младенца, кожей, и выглядел он, словно участник какого-то дурацкого представления, где на сцене кривляются с отрешенным видом кретины, называющие девушек «огнетушилками».
За Карлтоном Флинном тянулся шлейф преступлений — три изнасилования. Ему двадцать шесть лет, разведен, «работает в отцовской компании по поставке продуктов питания».
Рэй сложил газету и сунул ее под мышку. Думать об этом ему не хотелось. Не хотелось думать о фотографии Карлтона Флинна на дисплее своего компьютера и гадать, зачем кому-то понадобилось нападать на него, лишь бы ее добыть. Ему хотелось забыть об этом и просто жить дальше, день за днем, минута за минутой.
Упал, отжался — как все эти последние семнадцать лет.
«И каково тебе было все это время, Рэй?»
Он закрыл глаза и соскользнул в прошлое, туда, где была Кэсси. Он снова в клубе, от него несет спирт-ным, он смотрит, как она танцует с каким-то парнем, прижимаясь к нему всем телом, с самозабвением отдаваясь этому занятию, но не испытывает при этом ни малейшей ревности. Она бросает на Рэя взгляд через плечо партнера, взгляд, от которого весь млеешь, и улыбается. Во взгляде ожидание, она ведь знает, что в конце концов, вечером, ночью ли, она будет принад-лежать ему.
Атмосфера, окружающая Кэсси, всегда была наэлектризованной. Всего понемногу — веселья, безумия, сюрпризов и еще — тепла, сердечности, ума. Увидишь ее — и хочется сорвать одежду, швырнуть на ближайшую кровать и в то же время написать любовный сонет. Внезапный язык пламени, затухающий огонь, медленное возгорание, тепло очага — у Кэсси каким-то образом все это получалось одновременно.
Такая женщина, согласитесь, кое-чего заслуживает.
Рэй подумал о фотографии и об этом чертовом парке с его развалинами. Неужели тому гаду нужна была именно она? Сомнительно. Рэй прикинул различные варианты, возможности и пришел к некоему выводу.
Исчез он довольно давно. Был в большой фотожурналистике, потом оказался в ужасном восстановительном центре, затем веселые деньки в Атлантик-Сити и, наконец, полный провал. В какой-то момент Рэй перебрался в Лос-Анджелес, работал там как папарацци, угодил еще в одну заваруху, вернулся на прежнее место. Зачем? Зачем возвращаться туда, где потерял все, разве что… разве что его влекло сюда нечто. И это нечто требовало, чтобы он вернулся и отыскал правду.
