Анна Данилова - Комната смеха

Ознакомительная версия.

Когда я положила в густой и наваристый борщ заправку из овощей с томатом и он окрасился в красивый свекольный свет, в дверь позвонили. То, что это не Гарманов, я знала наверняка: перед уходом он сказал, что будет предупреждать меня о своем приходе, чтобы я лишний раз не дергалась, услышав звонок в передней. Баська теперь никогда не позвонит в мою дверь. Тогда кто же это? Один из насильников, который, зная о том, что я осталась жива, пришел, чтобы добить меня?

Я, едва дыша, подошла к двери и заглянула в «глазок». И сразу же поняла, что я действительно повредилась рассудком: это же была участковая врачиха, которую я недавно вызвала! Надо же так перетрусить, даже забыть о том, что было всего лишь пару часов назад!

– Что случилось, Валечка? Подцепила вирус? – спросила она меня по-свойски, поскольку давно знала меня и лечила в свое время от простуд да ангин. И тут я вспомнила, что, вызывая врача по телефону, я сказала тетке из регистратуры, принимавшей у меня вызов, что у меня температура, кашель, насморк. Словом, выдала ей все как обычно, по инерции.

– Надежда Андреевна, меня изнасиловали, – призналась я и, услышав свой голос, озвучивший то, что со мной произошло, заревела. Не произнеси я этого страшного слова, может, и сдержалась бы. Но тут еще Надежда Андреевна назвала меня так нежно, Валечкой. Моя мама далеко, кому поплакаться? Не Гарманову же! Как же мне сейчас не хватало Баськи!

– Изнасиловали? – повторила врач и покачала головой. – Ты обращалась в милицию?

– Нет, – соврала я. – Зачем? Как-нибудь переживу, залижу раны и буду жить дальше. Травиться, вскрывать себе вены и вешаться не собираюсь, обещаю.

– Ты хорошо держишься, – вздохнув, ответила Надежда Андреевна. – Хотя бы в этом плане я спокойна. Но если вы, девчонки, не будете обращаться в милицию после того, как вас изнасиловали, то насильника так и не поймают… – Она сделала небольшую паузу, словно собираясь с мыслями, а потом произнесла чуть слышно: – У моей хорошей знакомой вон дочку тоже изнасиловали и выбросили, как ненужную вещь, прямо из окна квартиры на асфальт… Она разбилась. Насмерть.

Я сразу же подумала, естественно, что речь идет о моей Баське. Наверное, предположила я, Надежда Андреевна знакома с тетей Зоей Басовой.

И тут вдруг услышала:

– Скоро сорок дней будет. А какая девочка была!.. – По щеке ее скатилась слеза. – А теперь вот ты. Что случилось? Кто этот подонок? Ты его хотя бы знаешь?

– Нет. И меня тоже выбросили из окна. И подружку мою, Баську. И она тоже умерла… Это было всего несколько дней назад, а если точнее, то восьмого ноября, в пятницу. А я вот жива, ударилась, конечно, тоже. Сотрясение и все такое, но вообще-то я как-то удачно упала, если можно так сказать…

– Тебе больничный лист нужен, да и в больницу лечь необходимо…

– Я уже лежала. Только вчера вышла. Но не выписалась, а просто ушла, один хороший знакомый уговорил врачей отпустить меня домой. Мне профилактику сделали…

Надежда Андреевна осмотрела меня, назначила курс лечения и сказала, что сама пришлет ко мне свою знакомую медсестру, которая будет мне по утрам делать уколы. «Она недорого берет и умеет держать язык за зубами». Я поблагодарила докторшу, проводила ее и вернулась на кухню, где у меня доваривался борщ. Оставалось только бросить зелень…

Гарманов не звонил. Тишина в комнате давила на уши. Я не знала, чем себя занять. Не было ничего такого, что могло бы мне в тот момент поднять настроение. Даже если бы мне сообщили, что убийцы Баськи найдены и посажены в тюрьму, пусть даже и расстреляны, мне бы не стало от этого легче. Я знала, что теперь моя жизнь будет отмеряться по принципу: до Бахрушина и после. «До» – была безоблачная комфортная жизнь с приличным окладом, тихой и несложной работой, встречами с Баськой и походами на дискотеки и в кафешки. А вот «после» представлялось мне теперь черной полосой, которой не видно конца. И без Баськи.

Я взяла лист бумаги и, написав Вадиму записку: «Борщ на плите, я скоро вернусь», – вышла из квартиры. Мой путь лежал на улицу Бахрушина. Теперь уже она не представлялась мне такой заманчиво-театральной и тихой, какой я знала ее до того, как меня подобрали там вместе с останками моей любимой подруги. Я на метро доехала до «Павелецкой», вышла напротив вокзала и, свернув за угол, двинулась навстречу неизвестности. Проходя мимо жилых домов, я спрашивала себя, где именно нас обнаружили, возле какого дома. И только пройдя метров триста после поворота, я вдруг остановилась как вкопанная и поняла, что нашла то самое место, которое искала: небольшая площадка перед кирпичной девятиэтажкой отличалась от остальных характерным признаком происшедшего здесь несчастья. Это был грубый и нелепый рисунок, силуэт, как я поняла, моей покойной подруги, начерченный жирным белым мелом на залитом – уже успевшей засохнуть и потемнеть – кровью асфальте. И еще – бесчисленное количество затоптанных окурков под ногами. Видимо, много людей сбежалось посмотреть на двух избитых, окровавленных и изнасилованных девушек, одна из которых к тому же еще была мертвой. В основном эти окурки принадлежали тем, кто по долгу службы приехал сюда, чтобы провести на месте преступления определенную работу, но были, конечно, и толпы зевак, это как водится. Вадим Гарманов тоже курит, значит, среди окурков есть и его…

Я поймала себя на том, что думаю о чепухе и что мои мысли об окурках не что иное, как неосознанное желание не думать о главном: о нас с Баськой.

Однако я подняла голову и посмотрела на ряд окон на втором этаже дома, чтобы попытаться определить, из какого именно окна нас выбросили, словно мешки с картофелем. Судя по тому, где, на каком уровне по отношению к окнам располагался белый меловой рисунок, интересующее меня окно должно было находиться напротив. Я сделала несколько шагов поближе к стене дома, как вдруг заметила еще одно темное пятно на асфальте. Должно быть, это было то самое место, где нашли меня, а пятно не что иное, как моя кровь. Я же ударилась головой, к тому же на моем теле были порезы…

Быстро обойдя дом, я приблизилась к скамейке возле того подъезда, где, по моим расчетам, должна была находиться квартира, в которой и произошло, по сути, убийство Баськи. На скамейке сидела пожилая женщина и вязала крючком.

– Здравствуйте, – поздоровалась я. – Вы извините меня, пожалуйста, но я – подруга девушки, которую убили здесь несколько дней назад…

Женщина тотчас отложила вязание и посмотрела на меня с неподдельным любопытством. Видимо, она вышла из дома, чтобы не только подышать свежим воздухом, но и набраться впечатлений. И тут такой визит… Конечно, она теперь просто обязана рассмотреть меня с головы до ног, чтобы вечером рассказать о моем приходе своим соседкам-подружкам. «Представляете, сижу себе на скамейке, вяжу, и вдруг подходит девица, такая из себя, и говорит…»

– Ужасная история, – вдруг вполне искренне посетовала женщина и покачала головой. – И непонятная. У нас такой тихий дом, такой тихий подъезд, да и хозяйка квартиры, Людмила Борисовна, тихая интеллигентная женщина. Вы бы видели ее, когда все это случилось… Она вернулась из поликлиники, а в ее квартире полно милиционеров, каких-то посторонних людей с фотоаппаратами, экспертов, я думаю… Я не видела ее с тех самых пор и, хотя мы с ней в приятельских отношениях, не могу набраться смелости прийти к ней, расспросить обо всем. Хотя, конечно, все это любопытно и совсем уж, повторюсь, непонятно. Женщина она одинокая, у нее никого нет. Соседи говорят, что в тот день и криков-то никто никаких не слышал, девочки не кричали… Может, обкуренные были или пьяные до бесчувствия, не знаю. Но откуда эти парни взялись?

– Парни? – Меня бросило в пот. – Вы видели их?

– Да нет, их вроде бы никто не видел. Но говорят, что мужчин должно было быть двое, а иначе как? Вроде бы наследили они в квартире, отпечатки башмаков на полу оставили, бутылку водки или шампанского, два стакана… Я только не могу понять, как они могли к Людмиле зайти и зачем им вообще понадобилось вламываться в чужую квартиру. Она же пенсионерка, почти все время дома сидит. Разве что выследили, что она в определенные дни по вечерам ходит к врачу в поликлинику? Дверь, говорят, не взламывали, а открыли чуть ли не родным ключом. Откуда, спрашивается, у них ключ?

Соседка оказалась разговорчивой, и я слушала, боясь перебить ее неосторожным вопросом. После того как женщина поделилась своими первыми впечатлениями о случившемся, она поинтересовалась, что известно мне об этом событии. Я сказала, что ничего не знаю, кроме того, что мою подругу убили и выбросили из окна.

– Молоденькая, говорят, совсем, хорошенькая…

– Да, она была молодая и красивая, – проговорила я не своим голосом, с трудом сдерживая слезы. – В какой квартире живет ваша Людмила Борисовна?

– А на что тебе? Хочешь подняться к ней? Не стоит. Она и так с сердцем слегла. Зачем ей лишний раз волноваться?

Ознакомительная версия.