Валька откинулся на стуле и убрал руки с клавиш машинки.
— Тоже молодой был, зеленый. Отработал с неделю, как раз перед Днем милиции. На праздник пошел в ДК. Там девчонку подклеил, смазливую, но ничего, без претензий. Через пару деньков «стрелочку» с ней забил, свиданку то есть. Думаю, сейчас погуляем, по мороженому съедим, портвейна возьмем и ко мне в общагу зарулим. Ну, а там, глядишь, и до любви дойдет.
Короче, раскатал губу. А наш тогдашний зам по розыску каким-то макаром про свиданку мою пронюхал. Вызвал к себе.
«Ты что ж, Щеглов, — говорит, — с девушкой встречаешься, а руководство в известность не ставишь? Ты где работаешь? На ткацкой фабрике имени Володарского или в уголовном розыске? Ты ж знаешь, что начальник РУВД — бывший контрразведчик. И он требует, чтобы без его ведома мы пукнуть не могли. А ну вляпаешься куда? Кому отвечать? Вдруг эта девица бандитами к тебе приставлена? Для слежки?»
«Да нет, — отвечаю, — вряд ли». «Молод ты еще, Щеглов, для однозначных заявлений. Ты что там с барышней учинить вздумал?»
«Да вот, мороженое, пепси-кола, кино…» «Ты мне, Валя, мозги не пудри. Будто я молодым не был и по бабам не бегал. Так и говори — трахнуть хочу. А раз хочешь, бери ручку и пиши рапорт на имя начальника РУВД. Так и так, в оперативных целях для работы по уголовному делу номер такой-то прошу вашего разрешения переспать с гражданкой такой-то… Фамилия, имя, отчество, адрес. Подпишешь у него и положишь рапорт в сейф. Пусть лежит, есть не просит, зато задница твоя прикрыта. Коснись что — ты действовал с согласия руководства. Давай пиши».
Я, в общем-то, не очень удивился. Все ж, действительно, не ткацкая фабрика, а секретная служба. У оперов спросил. Они подтвердили — все верно, мы, как хотим на стороне пошалить, обязательно рапорта строчим.
Ну, написал, короче. Так и так, хочу вступить в половой контакт ввиду оперативной необходимости… Вступил.
— И что? — спрашиваю я.
— А то… Баба эта дочкой начальника РУВД оказалась. И фамилия, как у тебя, Иванова. Попробуй врубись, что они родственники…
— Погоди, а рапорта такие действительно писали?
— Зам с операми меня разыграли, вроде как я тебя сейчас. В общем, через две недели я работал уже в другом РУВД. Посмеялись, правда, от души, особенно когда я рассказал про реакцию шефа.
Я беру чистый бланк карточки, покидаю Щеглова и возвращаюсь в свой кабинет, мысленно ставя себя на место Вальки. Черт-те что — я ведь тоже написал бы рапорт.
Успокоенный фактом, что все мы в принципе из одного теста, я сажусь за стол и начинаю бумажную работу, применяя упомянутое правило трех «П».
К семи часам труд завершен, я массирую натертый об авторучку палец и мысленно готовлюсь к маминым котлетам.
О, котлеты и бумаги совсем лишили меня остатков памяти. А Рябинина? А Блюминг? Надо быть последовательным и целеустремленным. То есть вызвать Ирину Алексеевну к себе. Но это можно сделать и с домашнего телефона. Хотя, как утверждают психологи и коллеги, брать работу на дом не рекомендуется. Дома следует отключаться.
Сегодня мое первое дежурство по заявлениям. То есть я должен первым реагировать на всевозможные криминальные проявления на территории нашего микрорайона. Это, между прочим, не так просто ввиду моего дебюта. И хотя я уже дежурил и с Валькой, и с Васей Громовым, наблюдал со стороны за их фокусами, но как говорится: «Уметь жать на курок — это еще не значит хорошо стрелять». Попробуй-ка теперь сам. Витька, вернувшийся утром с территории, сейчас отдыхает на диване у Щеглова и разрешил позвать его, если будет совсем туго.
Кажется, пора это сделать. Я начинаю перегреваться и приходить к выводу, что поспешил с выбором стези — никогда мне не стать настоящим опером.
Хотя задача поначалу показалась мне легкой.
Некий молодой человек, бездельник по профессии, под покровом ночи проколол заднее колесо припаркованной иномарки. Утром вышедший хозяин заметил поломку и принялся ставить запаску, оставив при этом двери машины нараспашку. Чем тут же попытался воспользоваться прокольщик, стащив с переднего сиденья «дипломат». В «дипломатах» владельцев иномарок всегда есть чем поживиться. Но хозяин не зевал и вовремя заметил подвох. Сотрясая воздух выражениями типа «В каждой строчке только точки после буквы „X“», он пустился в погоню и спустя два квартала настиг беглеца. Однако тот тоже не палкой сделанный — скинул «дипломат» по дороге. Поди докажи теперь. Знать ничего не знаю! Да, пробегал мимо меня парень, кажется, с «дипломатом», а я-то тут при чем?
Вот с такой преступной позицией уже в течение часа он и сидит на стуле, никак не реагируя на мои доводы и логические заключения.
Парню семнадцать лет; судя по его черной клепаной куртке и серьге в ухе, к высокому обществу он не принадлежит. В милиции он чувствует себя спокойно, сидит раскованно, закинув ногу на ногу и ковыряясь указательным пальцем в ноздре.
У меня и правда возникают сомнения в его причастности к этой краже. Весь свой арсенал я уже исчерпал. Мы поговорили о политике, музыке, спорте (влезь к человеку в душу, влезь!), я объяснил все по поводу отпечатков на «дипломате» (лажа, кстати, полная), про чистосердечное признание и тяжелые последствия, если этого признания не последует, намекнул. Даже кодекс показал.
Однако все мимо. Время как шло, так и идет, парень как сидел, так и сидит, не падает, а дежурный уже напрягает на следующую заявку. Поэтому пора звать подмогу.
— Подумайте как следует, молодой человек, — в очередной раз повторяю я штампованную фразу и набираю номер Щеглова.
— Валя, Витя у тебя? Передай, что ему мама звонила.
Как вы понимаете, это условный сигнал. «Мамой» выступаю я. Через минуту наставник появляется на пороге. В его добрых больших ясных глазах застыла печать безмерной усталости, а в губах — окурок «Беломора». Я вспоминаю, что Виктор — мастер психологического раскола, и надеюсь на его поддержку. Наставник пока не знает, о чем тут у нас идет разговор, и я хочу объяснить ему ситуацию.
— Тут такое дело, Виктор Геннадьевич…
Наставник останавливает меня жестом, берет стул и садится напротив задержанного. «Беломорина» во рту самопроизвольно оживает, и сизый дымок поднимается к потолку. Наставник молчит. Лишь пристально смотрит своими добрыми глазами на моего оппонента. Оппонент начинает нервничать, выдавая свое волнение. Нога убирается с ноги, корпус напрягается. Минута молчания затягивается. Вероятно, это Витькина тактика. Ладно, он наставник, ему видней.
Наконец Витька вытаскивает изо рта окурок, зажимая его между большим и указательным пальцами.
— Сюда гляди. — Он сдвигает бумаги с моего стола. Затем безымянным пальцем той же руки, в которой зажата папироса, рисует на полировке окружность.
— ЭТО КРУГ. А КУДА НИ КИНЬ — ВЕЗДЕ КЛИНЬЯ… СОГЛАСЕН?
Струя дыма устремляется в лицо неразговорчивого парнишки. Парнишка начинает мелко дрожать и кусать ногти.
— СОГЛАСЕН?!!
— С-согласен.
— Ну так в чем дело? Разговор будет?
— Н-ну, будет.
Наставник достает из стола чистый лист.
— Напишешь про сегодняшний эпизод и про все остальное. Сколько, кстати, раз ты колеса прокалывал?
— Три.
— СКОЛЬКО?!!
— Восемнадцать.
— То-то. Юра, дай ему ручку.
Не говоря ни слова, Виктор Геннадьевич поднимается и идет к двери.
— Если что, Юрий, я у директора.
В коридоре я догоняю Витьку.
— Погоди, Витя… Нас профессора тактике допроса учили, я даже диплом на эту тему писал. Психология там, влезание в душу… Но чтоб ВОТ ТАК? Клинья, круги? ПОЧЕМУ?
Витька икает и чиркает своей ужасной бензиновой зажигалкой, уже опалившей ему все ресницы.
— А черт его… Важно понимание. Ты, наверное, не объяснил, чего от него хочешь. Я вот объяснил — он сразу понял. А не понял бы, я б ему…
Я остаюсь в коридоре, пытаясь разобраться в психологии Витькиного подхода.
Последние часы моего дежурства проходят спокойно. Конфликтных ситуаций не возникло, и я набивал руку на гражданах, потерявших кошельки и документы.
Да, ввиду дежурства совсем забыл вам сообщить, что накануне вечером я звонил домой Ирине Алексеевне, но не застал. Якобы еще не вернулась, несмотря на поздний час. Оставил ее маме свой рабочий телефон и просьбу перезвонить. Однако пока тишина. Меня игнорируют как класс. Не бывать такому.
Я набираю номер, чтобы выяснить, дошла ли моя просьба до объекта.
— Алло, это Иванов из милиции, что вчера звонил. Вы передали мою просьбу Ирине Алексеевне?
Женский голос отвечает не сразу и очень тихо:
— Что? Иванов?… Ирочка больше не придет домой. Не звоните сюда. За что ж такое?… Ирочку вчера сбило машиной… Насмерть…
Из трубки доносятся рыдания, и я не отвечая кладу ее на рычаг.
Вот это да!!!
Я закуриваю. Прекрасный Витькин «Беломор». До сегодняшнего дня я избегал даже «Мальборо». До армии не курил, в армии держался — организм берег, а тут сам… Пробовать, конечно, пробовал — на танцульках там, на вечеринках, но постоянно не смолил.
