Ознакомительная версия.
"Prodigy" смолк. Радик выкатил скутер на улицу, прыгнул на него, и куда-то умчался. Домой он вернулся только вечером. Чумазый, растрепанный, и чрезвычайно довольный…
Тетю Клаву интересовало буквально все. Пока я завтракал… точнее, пытался завтракать, она обрушила на меня целый град вопросов: как Карпычев живет? что он ест? что он пьет? что он делает дома? о чем он говорит? какие у него взаимоотношения с женой? И так далее, и тому подобное. Разогретое на сковородке рагу совсем остыло, не оказавшись в моем желудке даже и половиной своего содержимого. Я попросту не успевал засовывать его в рот, и занимался только тем, что отражал яростные атаки неиссякаемого женского любопытства.
Карпычев жив-здоров. Что он ест и пьет — я не знаю. Что он делает дома — тоже не знаю. Он меня к себе в гости не приглашал. И уж точно не ведаю, есть ли у него с женой "взаимоотношения". Я за ними не подглядывал.
О конфликте Катерины и Радика я тете Клаве, естественно, ничего рассказывать не стал. Я понимал, что если я поведаю ей эту историю, она, сродни испорченному телефону, тут же пойдет гулять по округе, и обрастать все новыми и новыми, зачастую самыми невероятными, подробностями.
Кстати, подобные конфликты между Радиком и Катериной были отнюдь не редкостью. Об этом мне поведал Ширяев, мой второй напарник, невысокий крепыш, лет пятидесяти, с расплывчатыми чертами лица, внушительным носом и очень толстыми губами.
— Это он просто ее так донимает, — объяснил он.
— А чего они друг с другом не ладят? — поинтересовался я.
Ширяев усмехнулся.
— Где ты видел, чтобы мачеха ладила с пасынком? К тому же еще и приемным. Впрочем, он и сам не подарок.
— Я в этом уже убедился, — признался я. — А правда, что из-за него одного охранника уволили?
— Кольку Громова? Правда. Но, между нами говоря, Колька сам виноват. Балакал здесь однажды с какой-то бабой по телефону. А он не может без того, чтобы не порисоваться, не прихвастнуть. Ну, его и понесло: да я их всех… да они у меня все… А пацан находился неподалеку, и все это слышал. Ну, и решил показать, кто в доме хозяин. Так что, если будешь кому-то "заливать", дверь прикрывай поплотнее, и разговаривай потише.
"Заливать" по телефону я, конечно, не собирался. Во-первых, было некому. А во-вторых, я не был охотником до продолжительных разговоров. Вот моя мать — это другое дело. Она могла часами занимать линию, не находя в этом ничего предосудительного, а затем бурно возмущаться жадностью телефонной станции, присылавшей нам в конце месяца астрономические счета.
— Кстати, твоя "маман" вчера вечером звонила, — сообщила мне тетя Клава, когда окончательно убедилась, что никаких скандальных подробностей из личной жизни легенды отечественного кинематографа ей вытрясти из меня не удастся. — Я сказала ей, что у тебя все нормально, и что ты устроился на работу.
После этого тетя Клава повернулась и вышла из кухни, дав, наконец, мне возможность доесть уже окончательно остывший завтрак.
Прекрасная весенняя погода никак не располагала к бессмысленному пребыванию в четырех стенах. Это был один из тех дней, о которых особенно грустишь поздней осенью, когда за окном серым-серо, а улицу нещадно полощут дожди. Жарко, но не душно. Тянет сладковатым ароматом травы. Воздух едва колышется и обдает приятной свежестью.
Немного подремав, я отправился на прогулку. Ноги сами собой повели меня к Голосовому оврагу.
Вопреки моим ожиданиям, он оказался совсем не мрачным, каким представлялся вначале, после всех тех историй, что мне довелось о нем слышать. Здесь вовсю кипела жизнь. Вокруг не смолкал разноголосый хор птиц. Склоны оврага устилали густые кустарники, липы, березы, осины. По самому его центру протекал небольшой ручей, русло которого было аккуратно обложено камнями.
"А здесь довольно мило", — отметил про себя я, чувствуя, как в моей душе растворяется весь ассоциировавшийся с этим таинственным местом негатив.
Я, не спеша, шагал по узкой, вьющейся тропинке, и вскоре заметил впереди два огромных валуна, которые лежали на земле неподалеку друг от друга.
"Очевидно, это те самые чудодейственные камни".
У валунов было немноголюдно. Рядом с первым сидели две старухи. Возле второго — какой-то старомодно одетый дед. Его наряд поневоле бросался в глаза. Такие светлые, широкие парусиновые костюмы и фетровые шляпы уже давно не носили. Этот фасон был характерен для тридцатых годов.
Я хотел молча пройти мимо, но едва я поравнялся со стариком, как он меня окликнул:
— Хорошая погода, не правда ли?
— Хорошая, — согласился я, замедлив шаг.
— Вы здесь впервые?
— Впервые, — ответил я.
— Это заметно, — улыбнулся старик. В его маленьких глазах, едва просматривавшихся под густыми бровями, сквозила острая наблюдательность. — Идете не торопясь, осматриваетесь, прислушиваетесь, о чем-то думаете. Вы только не ищите в моих словах ничего дурного. У меня и в мыслях нет причинить Вам какое-либо беспокойство. Я обратился к Вам лишь для того, чтобы просто поговорить. Скучно, знаете ли, как-то сидеть одному.
— А вон там не собеседники? — тихо спросил я, скосив глаза на старух.
Дед повернул голову, и тут же одернул ее обратно
— Боже упаси! — воскликнул он, и картинно воздел глаза к небу. — У нас с ними мало общего. Только возраст, и больше ничего. Они здесь для того, чтобы залечить свои болячки. А я по другой причине. У меня, знаете ли, есть такое хобби, посещать аномальные места. Я уже много где побывал. Вот, дошла очередь и до этого оврага. Да Вы присядьте. Чего стоять-то?
— Спасибо, — произнес я и примостился на другом краю камня.
— В этом мире еще столько много непознанного, — вздохнул старик. — Человечество, в основной своей массе, двигает научно-технический прогресс по пути объяснимого с точки зрения естественной науки. А для того, чтобы понять сущность явлений, которые в обиходе называют аномальными, нужна совершено другая основа, которую человечество еще не познало. Давным-давно, в стародавние времена, оно сделало несколько уверенных шагов в этом направлении. Но с тех пор больше не продвинулось ни на йоту, потому что вся наука оказалась втиснута в тесные рамки законов физики, химии, математики. Любые же попытки выйти за эти рамки стали приниматься за помешательство. Лишь немногие, очень немногие умы способны понять, что в нашем мире ничего не происходит просто так, как бы само собой. Что все явления обязательно имеют какое-то научное объяснение. Вы никогда не слышали о Хоботовском овраге?
Я покачал головой.
— Честно говоря, нет.
— Жаль. А между тем, он находится сравнительно недалеко отсюда, на сорок седьмом километре Калужского шоссе. Этот овраг знаменит тем, что в нем часто, глубокой ночью, можно увидеть призраков: такие туманные человеческие фигуры, бродящие по его дну. И это не пустые россказни. Это действительно так. Поверьте очевидцу. В прошлые века в этом овраге промышляла банда местных крестьян, которая грабила и убивала проезжих купцов. Ею предводительствовал атаман Степан Хоботов. По его фамилии впоследствии и назвали эту низменность, ибо в народном сознании она ассоциировалась прежде всего именно с ним. Людей там было убито немерено. А призраки — это их души, которые маются, не получив в свое время должного упокоения. Бояться их не надо. Они не причинят Вам никакого вреда. Но и приближаться к ним тоже не следует. Контакт с их миром не так уж и безопасен.
— Вы своими глазами видели призраков? — удивленно выдохнул я.
— Видел, — подтвердил старик. — Причем, не один раз. Призрак — это энергетическая субстанция, которая остается после умершего человека. Это соответствует даже общепринятым физическим законам. Энергия не берется из ниоткуда, и не исчезает в никуда. Она просто переходит в какое-то другое состояние.
— Вообще-то, да, — согласился я, припоминая институтские лекции.
— Этих призраков вокруг нас — тьма тьмущая. Мы их просто не видим. Наши глаза не приспособлены к их частоте. Они становятся заметны для нас только в тех местах, где существуют разломы земной коры. В таких, как Хоботовский овраг, Голосов овраг, Чёртов овраг. Из разломов земной коры выходит мощное электромагнитное излучение, которое деформирует их частоту, благодаря чему они становятся распознаваемыми.
— Выходит, здесь тоже можно увидеть призраков? — недоверчиво переспросил я.
— Можно, — сказал старик. — Уровень электромагнитного излучения на дне Голосова оврага превышает обычный в двенадцать раз. Этого вполне достаточно для изменения зрительной частоты. Если Вы хотите увидеть призраков, придите сюда ночью, и захватите с собой фотоаппарат. Если Ваши глаза ничего не увидят, сделайте подряд несколько снимков одного и того же объекта. Хотя бы, этого камня, на котором мы с Вами сидим. И, уверяю Вас, на каком-то из них обязательно будет запечатлена легкая дымка, которую Вы не наблюдали. Это попала в кадр чья-то душа.
Ознакомительная версия.