— Мистер Дж., вы ставите на Игрока, вы поняли? Моя рука будет рукой, на которую вы ставите. Ваша рука будет рукой Банкомета, против которой вы ставите.
— Я понимаю, — улыбнулся Джордан.
Крупье поколебался и сказал:
— Если вы предпочитаете, я могу сдавать.
— Нет, — ответил Джордан. — Все в порядке. — Он был действительно возбужден. Не только из-за денег, но из-за энергии, вытекавшей из него и влившейся в людей и в казино.
Крупье сказал, подняв ладонь:
— Одну карту мне, одну карту себе. Потом одну карту мне и одну карту себе. Пожалуйста. — Он сделал драматическую паузу, протянул ближайшую к Джордану руку и сказал: — Карта Игроку.
Джордан быстро и без усилий извлекал карты с синей рубашкой из прорези коробки. Его руки, опять необычайно грациозные, не дрожали. Они прошли точное расстояние по зеленому фетру до ожидавших рук крупье, который быстро перевернул карты, а затем зачарованно застыл перед непобедимой девяткой. Джордан не мог проиграть. Калли взревел за его спиной:
— Натуральная девятка.
Джордан впервые взглянул в своих карты перед тем, как перевернуть их. Он на самом деле играл за Гроунвельта и потому надеялся на проигрышную комбинацию. Теперь он улыбнулся и перевернул свои карты Банкомета.
— Натуральная девятка, — сказал он. — Так оно и было. Ставка осталась замороженной. Ничья.
Джордан засмеялся.
— Мне чересчур везет, — сказал он.
Джордан взглянул на Гроунвельта.
— Снова? — спросил он.
Гроунвельт помотал головой.
— Нет, — сказал он. Потом обратился к крупье и боссу зала, и к охранникам.
— Закрывайте стол. — Гроунвельт вышел из-за ограды. Игра пришлась ему по душе, но опыта у него было достаточно, чтобы не подводить жизнь к опасному пределу. Одно потрясение за раз. Завтра ему придется объясняться в Комиссии по Играм. И на следующий день надо будет совершить длинную прогулку с Калли. Возможно, он ошибался насчет Калли.
Калли, Мерлин и Диана окружили, как телохранители, Джордана и вывели его из-за ограды. Калли взял желтый чек с зубчатыми краями с зеленого фетрового стола и поместил его в левый нагрудный карман Джордана, а затем застегнул его для сохранности. Джордан смеялся от восторга. Он посмотрел на часы. Было четыре часа. Ночь почти кончилась. — Давайте выпьем кофе и позавтракаем, — предложил он и повел всех в кафе с желтыми кабинками, обитыми портьерами.
Когда они уселись, Калли сказал:
— Итак, он приблизился к четыремстам тысячам. Мы должны увести его отсюда.
— Джорди, ты должен уехать из Вегаса. Ты богат. Ты можешь делать все, что хочешь. — Джордан заметил, что Мерлин пристально смотрел на него. Проклятие, это начинало раздражать.
Диана тронула Джордана за руку и попросила:
— Не играй больше. Пожалуйста. — Ее глаза сияли. Внезапно Джордан понял, что они ведут себя, как будто он сбежал или освободился из какой-то ссылки, почувствовав, что они рады за него, и в знак благодарности оказал:
— Поз вольте мне теперь поставить на вас, ребята, и на тебя тоже, Диана. Двадцать тысяч на каждого.
Все были слегка ошеломлены. Потом Мерлин сказал:
— Я возьму деньги, когда ты сядешь в самолет из Вегаса.
Диана сказала:
— Это дело, ты должен сесть на самолет, ты должен уехать отсюда. Правильно, Калли?
Калли не проявлял такого энтузиазма. Что плохого, если взять двадцать тысяч сейчас, а потом посадить его на самолет? Игра была закончена. Они не могли его сглазить. Но Калли чувствовал себя виноватым и не мог сказать, что думает. И он понимал, что это будет, вероятно, последним романтическим жестом в его жизни. Разве они не знали, что Джордан — безумец? Что он мог ускользнуть от них и потерять все состояние?
Калли предложил:
— Послушайте, мы должны держать его подальше от столов. Мы должны охранять его и держать на привязи, пока завтра не полетит самолет в Лос-Анджелес.
Джордан потряс головой.
— Я не поеду в Лос-Анджелес. Мне надо дальше. В любое место в мире. — Он улыбнулся им. — Я никогда не был за пределами Соединенных Штатов.
— Нам нужна карта, — сказала Диана. — Я позову метрдотеля. Он может достать нам карту мира. Метрдотели могут все. — Она взяла телефон и позвонила. Метрдотель однажды за десять минут организовал ей аборт.
Стол наполнился тарелками с едой: яйцами, беконом, оладьями и маленькими бифштексами. Калли сделал королевский заказ.
Пока они ели, Мерлин не глядя на Джордана, сказал:
— Ты посылаешь чеки своим детям?
Тот спокойно взглянул на него, а потом пожал плечами. Он действительно не думал об этом и почему-то рассердился на Мерлина за этот вопрос, но только на мгновение.
— Почему он должен давать деньги своим детям? — сказал Калли. — Он достаточно о них позаботился. Ты еще скажи, что он должен посылать чеки жене. — Он засмеялся, как будто это было за пределом возможного, и Джордан снова слегка рассердился. Он неправильно описывал свою жену. Она была лучше.
Диана зажгла сигарету. Она пила кофе, и на лице ее блуждала задумчивая улыбка. На мгновение она дотронулась рукой до рукава Джордана в знак некоего соучастия или понимания, как будто он тоже был женщиной, и она вступала с ним в союз. В этот момент явился метрдотель собственной персоной с атласом. Джордан сунул руку в карман и дал ему стодолларовую бумажку. Метрдотель от изумления сбежал прежде, чем разъяренный Калли смог что-либо произнести. Диана начала разворачивать атлас.
Мерлин Мальчик все еще настойчиво допрашивал Джордана.
— Как ты себя чувствуешь?
— Великолепно, — отвечал Джордан. Он улыбнулся их пылу.
Калли сказал:
— Как только подойдешь к столу с костями, мы на тебя набросимся. Никаких шуток. — Он хлопнул рукой по столу. — Хватит.
Диана разложила карту на столе поверх грязных тарелок с остатками завтрака. Они все вгляделись в нее, кроме Джордана. Мерлин нашел город в Африке. Джордан спокойно заявил, что не хочет в Африку.
Мерлин откинулся назад, прекратив изучать карту с другими. Он наблюдал за Джорданом. Калли поразил всех, сказав:
— Вот знакомый мне город в Португалии, Мерседас. — Они удивились, потому что никогда не думали, чтобы он жил где-нибудь, кроме Вегаса. А теперь он вдруг узнал город в Португалии.
— Да, Мерседас, — сказал Калли. — Милый и теплый. Огромный пляж. Там есть небольшое казино с пятидесятидолларовым лимитом, открытое только на шесть часов по ночам. Можно играть как бы по крупному и при этом ничего не потерять. Как это тебе, Джордан? Как насчет Мерседаса?
— Отлично, — сказал Джордан.
Диана начала планировать маршрут.
— Из Лос-Анджелеса через Северный Полюс в Лондон. Потом рейс в Лиссабон. Потом, я полагаю, ты поедешь на машине до Мерседаса.
— Нет, — сказал Калли. — Там летают самолеты до какого-то крупного города рядом, я забыл, какого. И убедись, что он быстро уберется из Лондона. Тамошние игорные клубы — это убийство.
— Мне надо немного поспать. — Сказал Джордан.
Калли взглянул на него.
— Господи, да ты ужасно выглядишь. Поднимайся к себе в комнату и отключись. Мы все приготовим. Мы разбудим тебя перед отправлением самолета. И не пытайся спуститься в казино. Мы с Мальчиком будем на страже.
Диана попросила:
— Джордан, дай мне денег на билеты. — Джордан извлек из кармана толстую пачку стодолларовых банкнот и положил их на стол. Диана тщательно отсчитала тридцать банкнот.
— Ведь первый класс не может стоить больше трех тысяч? — спросила она. Калли потряс головой.
— Самое большее, две тысячи, — отвечал Калли. — Закажи ему отели тоже. — Он взял со стола оставшиеся банкноты и засунул их в карман Джордану.
Джордан встал и сказал, делая последнюю попытку:
— Можно мне поставить на вас сейчас?
Мерлин быстро проговорил:
— Нет, это плохая примета, не надо, пока ты не сядешь в самолет. — Джордан увидел на лице Мерлина выражение сожаления и симпатии. Потом Мерлин предложил: — Поспи. Мы зайдем к тебе помочь собраться.
— Хорошо, — согласился Джордан, вышел из кафе и пошел по направлению к своей комнате. Ему было ясно, Калли и Мерлин пойдут за ним до начала коридора, чтобы убедиться, что он не остановится поиграть. Он смутно помнил, что Диана поцеловала его на прощанье и даже Калли похлопал по плечу в знак дружбы. Кто бы мог подумать, что такой парень, как Калли, был в Португалии.
Джордан вошел к себе в комнату, дважды повернул ключ в замке и закрылся на цепочку. Теперь он был в абсолютной безопасности. Он сел на край кровати. И внезапно пришел в ужасную ярость. У него болела голова, а тело неудержимо тряслось.
Как они смеют чувствовать к нему симпатию? Как они смеют проявлять к нему сочувствие? У них нет повода — нет повода. Он никогда не жаловался. Он никогда не искал их симпатии, никогда не поощрял любви к себе и не хотел ее. Это внушало ему отвращение.
